Переходный мир

Когда что-то очаровывает, оно же и обманывает.

      У Шамала всегда было сложное отношение ко всему, что делал его давний знакомый. Реборн, уделяя даже самое малейшее внимание чему-то, умудрялся переворачивать мир вверх дном в пределах досягаемости и немного дальше, поэтому «приглашение» на окраину мира «не замечал» как можно дольше. Сообщение от Реборна висело непрочитанным ровно до вечера, а потом Шамал получил уведомление об оформленном билете на ближайший рейс с рядом пересадок до той глуши, где жил последний кровный наследник подпольной организации. Намек был понят.       Никаких вводных данных, никаких пояснений, кроме брошенного: «Бьянки и Хаято тоже здесь», — что навевало тоску. Предельная секретность была ожидаема от такого параноика, как Емитсу, но вот то, что даже Реборн предпочел не делиться и крохами информации, настораживало. Шамал еще помнил те взбучки, устраиваемые наследнику Каваллоне — шоу было то еще, и многие развлекались до того момента, пока подросший наследник не вернул семье былую репутацию. О наследнике Вонголы до сих пор продолжали бродить слухи, но и только. Не было появления даже на закрытых мероприятиях, никаких новостей, даже чего-то более конкретного, кроме того, что наследник — полукровка от японки. Последнее клало ощутимую тень на репутацию Савады Тсунаеши, но Шамал все еще не мог придумать причины, по которой наследник не был объявлен обществу даже косвенно. Значит, либо были какие-то проблемы со здоровьем, либо незнание итальянского, но ни одна из причин все еще не была достаточно весомой в его понимании, чтобы продолжать сохранять подобную анонимность.       Приземление, дорога, гостиница — Шамал протяжно выдохнул спертый горячий воздух и уселся прямо под кондиционером. Высокий показатель влажности вызывал желание повеситься или же поселиться в холодильнике, но одно не менее жестокое Солнце было готово натурально сжечь его за неявку. Думать ни о чем не хотелось. Вдохнув еще раз, Шамал потянулся, а после, приняв освежающий душ, принялся за сборы. Реборн и так слишком долго его ждал.       Школа отнюдь не радовала еще большей духотой. В столовой, учительской и паре кабинетов еще присутствовали кондиционеры, но в остальных помещениях окна были открыты настежь. Из-за закрытых дверей кабинетов доносились монотонные звуки учительской речи, ответы учеников — проходя мимо какого-то класса Шамал недолго постоял, слушая хоровое чтение стихотворения на английском — скрип ручек о бумагу и особо громкие вздохи. — Наша школа считается лучшей в регионе, — голос директора весьма органично вписывался в эту будничную тишину урока. От него даже веяло каким-то комфортом; Шамал был не против остаться здесь ненадолго, если все время будет это умиротворение. — Дисциплинарный комитет поддерживает идеальный порядок в школе и округе, благотворно влияя на молодежь и даже таких стариков, как мы, — директор тихо рассмеялся. — Глава комитета, Хибари Кея, одна из гордостей в прошлом Младшей, теперь Средней, а в будущем, я очень надеюсь, Старшей Намимори ответственен за нашу радостную тихую жизнь. — Да, я смотрю, здесь и пылинки лишней нет. — Генеральная уборка проходит каждые вторник и четверг, — директор согласно кивнул. За разговором они дошли до больничного крыла. — К сожалению, предыдущая медсестра была вынуждена уехать в Токио по семейным обстоятельствам и весьма срочно, поэтому она не сможет показать вам, где все лежит. Однако, она клятвенно заверила, что все везде подписано и разложено по местам, поэтому проблем быть не должно! — он прокашлялся. — Если потребуются какие-либо закупки, то вы говорите мне или завучу по хозяйственной части — Сасаки-сан, вы ее уже видели на планерке. — Конечно, — Шамал кивнул, на что директор расплылся в неловкой улыбке. — Есть что-то еще? — Об этом весьма неловко говорить, — директор тяжело вздохнул, и улыбка исчезла с его губ. Было видно, что он весьма смущен и грустит о чем-то, но Шамал не стал его торопить, позволяя сформулировать мысль. — Дети в нашей школе весьма самостоятельны, а учителя — достаточно квалифицированны, чтобы максимально точно преподнести материал. Но сейчас, в конце первого триместра, проводятся контрольные… Окончание триместра — всегда очень тяжелый период как для учеников, так и преподавателей. Наш коллектив привык гордиться, пусть радоваться тут, собственно, нечему, что Средняя Намимори, как и Старшая, имеют один из самых низких показателей самоубийств, — Шамал остановился на месте под понимающим взглядом директора. Хоши Тогакэ печально кивнул. — Я говорю это с большим стыдом, но, даже рискуя потерять лицо, это моя задача — донести до вас информацию. Вам должно быть известно, что показатель подростковых самоубийств, особенно в пору экзаменов в Японии один из самых высоких. Конечно, вам, как европейцу, сложно понять нас, но я от лица преподавательского состава нижайше прошу отнестись с пониманием к ученикам, — Хоши-сан действительно низко поклонился. — Как заведующий медицинским крылом, вы часто будете иметь дело с тяжелыми случаями… Прошу, помогите всем, чем сможете. — Разумеется, я сделаю все, что в моих силах! — подобного Шамал совершенно не ожидал. — Подымитесь, ну что вы, — он взял директора за плечи и вынудил подняться. — Обещаю, я сделаю все, что в моих силах, чтобы не допустить чего-то… Чего-то этакого.       Выпроводив директора из больничного крыла, Шамал решил более детально осмотреться. Все имеющиеся в распоряжении препараты находились в одном небольшом стеллаже, имевшим замок под ключ, но чего-то серьезного среди них не было, да и все действительно оказались подписаны. Во втором шкафу имелся склад макулатуры с отчетами об использовании лекарств, журнал посещения пациентов и прочие малоинтересные бумажки вроде справочников о первой помощи и прочем. Рабочий стол располагался в конце длинного кабинета и помимо него имелось шесть свободных кушеток со шторками для тех, кому стало плохо. В подсобке имелись переноска в количестве трех штук — Шамал с неудовольствием отметил отсутствие пыли — держатель под капельницу и запечатанные пакетики с физраствором, запас шприцов и немного рабочего барахла вроде халатов и пары медицинских приборов. В принципе, все было в порядке, даже слишком. — Осматриваешься? — И тебе здравствуй, — Реборн, хлебая кофе, сидел на одной из кушеток, размахивая короткими детскими ножками. Оглядевшись, Шамал предположил, что тайный ход располагался все же в вентиляции, так как других подходящих мест он не нашел. — Что за спешка? — Мне нужен кто-то на подхвате, умеющий общаться с подростками. — О, это не ко мне! — рухнув на стул, Шамал закурил в открытое окно, радуясь, что пожарная сигналка не работала. — Ты же прекрасно знаешь, как я не люблю возню с детишками. Тем более, — он передернулся, вспоминая слова директора. — такими. — Так или иначе, но хороший доктор здесь необходим. — Мне не нравится твой тон. — У тебя есть время осмотреться, — Реборн неприятно усмехнулся, скрыв глаза тенью шляпы. Шамал напрягся даже не потому, что этот жест обозначал неприятности. Было странно говорить так о ком-то, вроде Реборна, но аркобалено выглядел… Растерянным? Напряженным? Не было точной формулировки, однако привычной самоуверенностью от него не разило, что было странно. Шамал вновь затянулся. — К тому же, несколько твоих профессиональных советов понадобятся Хаято.       Шамал закашлялся. — В каком плане?       Но Реборн с неприятной ухмылкой исчез в открывшемся люке; Шамал проводил его ошарашенным взглядом. Хаято? Пара советов? Шамал искренне сомневался, что у Хаято когда-нибудь будет личная жизнь, даром что паршивец хорош на лицо.       Звук колокола оказался слишком громким, что больно ударило по ушам. Пара секунд, и дети начали вываливаться из кабинетов, тарахтя на японском жалобы по поводу проверочных контрольных и озверевших учителей. Опираясь на косяк двери, Шамал расфокусированным взглядом смотрел на коридор, не уделяя толком никому внимания. Беглый японский и разговорные сокращения пролетали мимо расплавленного жарой сознания, делая речь учеников неразборчивой. Что за странный язык? Шамал выкинул бычок потухшей сигареты в урну и помахал перед лицом, прогоняя сигаретный дым, когда заметил приближающихся парней в выделяющейся форме. Те, остановившись около больничного крыла, уточнили его должность и настоятельно попросили не курить в помещении. Проводили до учительской курилки.       Разговорить парней оказалось сложновато, но вполне возможно, и Шамал смог узнать про деятельность дисциплинарного комитета и его участников, ведь про верхушку и своеобразную элиту подростки вещали с восхищением, даже перестав с неодобрением и легким презрением коситься на гайдзина. Кто учится, где учится, сколько времени занимает клубная деятельность, районы патруля и зона влияния — как оказалось, этот Хибари Кея держит под собой почти весь город. Шамал отпустил детей, когда те заметили, что начали болтать слишком много. Глядя им вслед он хмурился: так или иначе подобие военной выправки проглядывалось в движениях, а физическая форма была выше всяких похвал. И такие нынче пошли подростки? Скорее похоже на подготовку военных кадетов, нежели простых школьников. Застав урок физкультуры у какого-то класса, ему посчастливилось посмотреть на самого десятого Вонголу в компании с друзьями. Хаято тоже кружился рядом, цапаясь с каким-то мальцом, но что-то в их общении Шамалу не нравилось.       Пришлось помахать рукой, когда тот самый малец резковато повернулся к нему. Давно Шамал не видел подобного взгляда у ребенка. — Вы наш новый врач? — вздрогнув, Шамал развернулся, окидывая взглядом появившуюся из воздуха школьницу. — Мое имя Танака Виринея, приятно познакомиться. — Трайден Шамал, — вместо пожатия он поцеловал протянутую ладонь, вызывая у девушки чуть более широкую улыбку. Было приятно услышать тонкий аромат крема для рук, которым часто и легкомысленно пренебрегают подростки. — и мне приятно познакомиться с такой очаровательной леди.       Виринея Танака поправила челку и прикрыла глаза от слепящего Солнца. Шамал загляделся на то, как лучи играли на ее насыщенно золотых волосах. Это определенно была не краска — он бы понял по неестественному блеску — и подобное богатство, заплетенное в перекинутую через плечо косу, радовало взгляд. Косметики практически не было, лишь светлые брови были слегка затемнены карандашом, да губы блестели, наверно, от бальзама. Ухоженность и естественную красоту у столь молодой девушки он встретить не ожидал — это было слишком по-взрослому для кого-то вроде нее. — Вам уже показали школу? — секретарь дисциплинарного комитета словно светилась, несмотря на педантично застегнутый черный пиджак в такую жару. Казалось, высокая температура ничуть не мешала ей, и это освежало. — Если же нет, то я могу помочь с этим. — Буду рад, если леди составит мне компанию, — они медленным шагом направились прочь от площадки в спасительную тень коридоров. — Позвольте поинтересоваться: что такая девушка забыла в средней школе этого тихого городка? Вам бы прекрасно подошло столичное образование как минимум в Токио. — Это правда, — она засмеялась. Шамал тоже улыбнулся, мысленно отмечая, что ее естественный смех располагает к себе. — Я не японка по крови, но мои приемные родители решили поселиться здесь. И в Токио я тоже была, где окончила среднюю школу, но вернулась сюда, — ее прекрасные глаза блеснули. — по зову сердца. Тихий городок так приятен для души. — Не могу не согласиться, — и не важно, что он только несколько часов назад проклинал азиатскую глушь. — Вы абсолютно правы и не по годам мудры, юная леди.       С легким разговором они обошли все главные помещения Средней Намимори и даже заглянули в Старшую, находящуюся в соседнем корпусе, так как на ее территории тоже находились важные помещения вроде главного стадиона и учительской для преподавателей Старшего звена. Виринея невзначай познакомила его с некоторыми сотрудниками и даже учениками спортивных секций, с которыми потом ему придется работать, что Шамал понял только к концу завершающейся экскурсии. Его очень талантливо вели, сосредотачивая внимание лишь на нужных девушке местах, но, увлеченный ею, Шамал не отметил то, что планировал сам. Это не было проблемой, но настораживало из-за проснувшейся чуйки. Он не был ведомым, но сейчас повелся, будто зеленый юнец.       Подарив на прощание улыбку и взгляд прикрытых изумрудных глаз, Виринея ушла, пообещав заглядывать почаще. Шамал кивнул, а после опустошенно сел на первую попавшуюся кушетку. Хотелось смеяться и даже немного плакать от абсурдности ситуации. Такой обработки на себе он еще не испытывал, не от четырнадцатилетней девчушки.