«Жизнь и смерть»

      Большая и круглая луна, утопающая в, приятной глазу, черноте ночного неба, щедро одаривала влюбленных своим светом через открытое окно. Легкий ветерок приятно холодил, лишенную одежды, кожу. Лунный свет придавал особое очарование этой картине. Хакен лежал на спине, одной рукой прижимая Хонбина к себе за плечи, другой же плавно поглаживал его руку, на своей груди. Нога Хонбина покоилась на бедрах Хакена. Каждой клеточкой своих тел они ощущали такую мучительно приятную близость друг друга. Тишина совершенно не мешала им, наоборот, поощряла их безмолвное созерцание. Хонбина всегда переполняло любопытство, о чем же в такие аутентичные моменты думает Хакен? Спросить он не решался, мог лишь поделиться собственными мыслями, найдя мгновенный отклик. — Ты когда-нибудь задумывался о том, как это печально умереть, так и не оставив после себя ничего? — Неожиданно выпалил Хонбин, засмотревшись на картину, что стояла у окна в огромной деревянной рамке. Репродукция картины «Жизнь и смерть» Густава Климта удачно сочеталась с утонченным вкусом лидера, ничего в этой комнате не казалось лишним. Все на своих местах. Как Хакен и Хонбин сейчас. Картина привлекала внимание, даже если ты не хотел смотреть, завораживала и окутывала, побуждая мыслить и рассуждать. «В этом заключается ее высшая ценность», — как-то высказался Хакен, любуясь произведением искусства. «Жизнь и смерть. Живешь ты или медленно умираешь. И так ли это важно?» — Никогда не задумывался об этом, — честно признался старший, немного помедлив. — Не думаю, что мне нужна эта жизнь, в общепринятом понимании этого слова, мне просто нужно чтобы было за кого умереть. А почему ты спрашиваешь? — Просто много думал о тебе. О нас.       Тон Хонбина звучал неоднозначно, нельзя было понять, наверняка, что имеет ввиду младший, и что у него на уме в этот момент, поэтому Хакен заметно напрягся. Заметив это, Хонбин потерся щекой о грудь лидера, успокаивая. — Хен, ты похож на спичку. Так легко загораешься, но также быстро можешь потухнуть, — Хонбин был серьезен. — Думал ты скажешь, что я настолько же опасен, как огонь, — улыбнулся Хакен, гладя Хонбина по волосам, путаясь в них пальцами, расправляя и накручивая. Он придал своему голосу легкости, но слова Хонбина задели в нем нечто необъяснимое, вырвав наружу скребущееся чувство, природу которого старшему не дано было понять в этот момент, как бы не старался. — Я не позволю тебе гореть в одиночестве. — Потому что мой огонь поддерживает в тебе жизнь? — Думаешь я стал бы использовать тебя ради этого? — Хонбин приподнялся, чтобы посмотреть Хакену в глаза, но взгляд непроизвольно задержался на его губах. — Я никогда не чувствовал себя использованным тобой, — уверенно произнес старший, касаясь щеки Бина и нежно поглаживая ее. — Ты лучшее, что случилось в моей жизнь. Как я смогу отказаться от тебя?       Хонбин блаженно закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением ладони лидера к своей щеке. Ему тоже захотелось коснуться любимого, поэтому он трепетно провел кончиками пальцев по венам, которые шариками вздулись на руке Хакена. — Мне так хорошо с тобой, хен. Знаю, что ты согреешь меня, а я буду заслонять тебя от всех невзгод. Я обещаю тебе, — голос Хонбина стал тверже. Он был преисполнен решимости превратить свои слова в жизнь. Это заставило лидера внутренне сжаться от переполнивших его чувств нежности и любви к этому прекрасному созданию, но внешне он лишь еще ярче улыбнулся, приподнимаясь на локтях, чтобы осторожно прикоснуться губами к оголенному плечу Хонбина и запечатлеть на нем поцелуй. Один из многих поцелуев в их жизни, но все равно по-своему особенный. — Тогда мне не о чем переживать пока ты рядом со мной. — Я люблю тебя, хен. И не важно, живем мы сейчас или медленно умираем.