bts - young forever
Тэхён переступает через сильное желание спрятаться от посторонних глаз куда подальше и отвечает на все приветственные улыбки, что летят в его сторону. Он считает своим долгом подойти к каждому, поддержать ненавязчивую беседу несколько минут и чокнуться бокалами. Он слышит смешки за своей спиной тех, кто ещё несколько минут назад горячо благодарил за приглашение. Едва ли они могут его задеть. — Мистер Ким, как смело с вашей стороны сменить живопись на фотографию, — говорит кто-то из журналистов. Тэхён отстранёно улыбается, оставляя замечание без ответа. В конце концов, неважно, что он скажет — все слова будут использованы против него. Эти слова будут смотреть на него с обложек журналов и порталов, они будут ходить за ним из блогов и статей, но… правда в том, что Тэхёна это уже не заботит. Он неспешно проходится между рядами людей, что с открытыми ртами смотрят на их фотографии, и нежно улыбается. Это лишь первый зал, так что им не стоит расслабляться. В первом зале, находится его настоящее. В нём около полусотни фотографий, сделанных почти пять месяцев назад в студии, где они любили друг друга, измазываясь в краске. На одном фото чиминова обнажённая спина с картой родинок — на ней лазурный отпечаток хосоковой изящной ладони. На другой фотографии их жёлто-розовые губы, целующие друг друга, и часть разрисованных шей. А на следующем снимке их уже трое: переплетённые руки, размазывающие краску дымом до самых плеч. А здесь кусочек хосокового профиля с высунутым языком, облизывающим лазурный сосок Чимина. Без имён, без лиц — только детали, силуэты, яркие оттенки переливающихся под студийным светом красок и обнажённые догола чувства в каждом размытом движении. Это даёт более чем полную картину того, кем они друг другу приходятся. Тэхён смотрит на фотографии в стеклянных рамках будто впервые, проникаясь особой нежностью момента. Кто-то скажет, что это слишком откровенно, возможно, даже кричаще, и это бесспорно будет так, но… правда в том, что Тэхён хочет открыться этому жестокому миру, и самые громкие слова, что есть у него в запасе — эти фотографии. На его плечи внезапно ложатся тёплые руки, а перед глазами возникает пышный букет нежно-розовых пионов. Это его любимые цветы. Тэхён вздрагивает и оборачивается. Перед глазами ослепляющая улыбка Хосока и нежная, едва касающаяся уголков губ, чиминова. — Вы пришли, — еле слышно выдыхает Тэхён, будто бы возможен был другой вариант. Он впервые настолько сильно поражён их красотой. Они были всего лишь несуразными подростками, когда начали осознавать себя. Тэхёну приятно думать, что они изменились только внешне. Сейчас Чимин, с уложенными набок платиновыми волосами и розовыми губами кажется ещё более изящным и внеземным. А Хосок… Тэхёну до боли хочется вцепиться в его массаковую рубашку и застегнуть её до самого горла, чтобы никто из присутствующих даже взглядом не урвал обнажённый участок шеи. Но, возможно, такие они только в тэхёновых глазах, потому что он любит их. Возможно, они втроём всего лишь самые обычные мужчины, вовсе не особенные и не выделяющиеся среди общих масс. Чимин восхищённо осматривает фотографии, его глаза почти искрятся от восторга. — Я не знал, что в твоих глазах мы выглядим такими… красивыми. Тэхён хочет возразить, что нет, это даже не одна десятая того, как он их видит. Он хочет сказать, что красота недолговечна и обманчива, а они — нечто большее, чем любое слово, которое он может подобрать. Поэтому ему не остаётся ничего другого, кроме как кивнуть и нежно улыбнуться на чиминову улыбку. Под ежесекундные вспышки камер Тэхён ведёт их в следующий зал, продолжая охапкой держать пахучие пионы в руках, зарываясь в пыльцу по самый нос. Его восхищает то, как ровно Хосок и Чимин держат свои спины, будто говоря «Нам не стыдно быть твоим вдохновением», так, что и Тэхёну хочется выпрямиться, чтобы быть с ними наравне, чтобы быть хоть каплю достойным всего, что они могут ему дать. Во втором зале находится тэхёново детство. Вместо белых стен с фотографиями тут фиолетовые разводы с вкраплениями синего и тёмного оранжевого. По всему периметру плотно натянуты нити, на которых разноцветными прищепками висят фотографии из их детства. Здесь ровно четыре проявленных фотоплёнки — по двенадцать кадров каждая — что пылились у него под кроватью шесть лет. С фотографий на них смотрят улыбающиеся дети, перепачканные в пыли и грязи. Здесь их велосипеды и ромашковые венки, их жёлтый плед и керамические чашки с супергероями, здесь их горы, первый звездопад и нарисованные на руках звёзды и планеты. Сейчас за звёздами не нужно подниматься в гору и ждать ночи. Достаточно просто посмотреть в их глаза — и звёздное полотно само расстелется перед ним, являя взору разнообразие других вселенных. На каждой фотографии выведенная тэхёном дата в попытке перемотать время вспять. — Тэхён-а, поверить не могу, что ты хранил их всё это время, — завороженно шепчет Хосок едва касаясь руки младшего. Вокруг много людей, поэтому это всё, что они могут себе позволить. — Плёнки немного отсырели, поэтому мне нужно было время их восстановить, но да, я хранил. Не смог бы не, — улыбается Тэхён. Чимин отворачивается, пытаясь утереть предательскую горячую слезу. Воспоминания эхом разлетаются в его голове. Успокаивает только родная хосокова рука на своих волосах, что легко поглаживает, прижимая к себе. Он рад, что они игнорируют его слёзы, потому что Чимин не привык плакать и ему не нравится проявлять слабость. Они долго вглядываются в фотографии, пока последняя слеза не высыхает на чиминовом лице, и он не шепчет Тэхёну на ухо трепетное: «Спасибо за эти воспоминания». Тэхён на ощупь находит его руку и несильно сжимает несколько мгновений, отвечая улыбкой от уха до уха. Той самой, что он улыбался много лет назад, когда ему едва стукнуло пять.***
Юнги охота литрами хлестать соджу, а не пригубить два глотка игристого красного. Но у него как бы работа, дорогущая камера в руке с отщёлканными фотографиями тэхёновой выставки и предстоящее эксклюзивное интервью с ним, так что не время утопать в личных драмах. Но маячащее перед глазами до противного улыбающееся лицо Намджуна, что вовсю общается с гостями и папарацци, не хило так выбивает почву из-под ног. Господи, как же сильно он его ненавидит. — Он тебе нравится? — звучит откуда-то низким голосом. — Да, — вылетает быстрее, чем Юнги вообще успевает сообразить, что происходит. — То есть нет, с чего бы? Юнги оборачивается слишком резко и сталкивается взглядом с широкой грудью под белой рубашкой. Он ненавидит это. Ненавидит, когда приходится смотреть на кого-то снизу вверх или вставать на цыпочки, чтобы быть с кем-то на одном уровне. Однако он не может игнорировать дерзкий выпад в свою сторону, поэтому поднимает свой насупленный взгляд, сталкиваясь с тёмными глазами, в которых искринки озорно пляшут. Незнакомец будто насмехается над ним, и это раздражает его ещё больше. У незнакомца противозаконно пухлые губы и высокий лоб в придачу к выдающимся чертам лица. У Юнги почти скрипит сахарный песок на зубах от такой откровенной красоты. — С чего бы? Ну… — Сокджин поворачивает голову в сторону Намджуна и начинает загибать пальцы. — Он умный, по-своему симпатичный, высокий, начитанный, спокойный, умеет поддержать любую тему, а ещё отходчивый и добрый… чрезмерно добрый. Он хороший парень. — заключает старший и снова переводит взгляд на мужчину рядом, вопросительно изгибая бровь. — Так что, правда не нравится? — Это не твоё дело, — раздражённо отмахивается Юнги. И чего он к нему пристал? Что ему нужно и почему он говорит с ним неформально? — Конечно моё. Я же его парень, мне интересно, — легко дует губы мужчина. — Меня, кстати, Сокджин зовут. Ким Сокджин. — Он улыбается ярко и протягивает руку для рукопожатия. А Юнги хочется свои лёгкие вместе с вином выблевать. Он оставляет рукопожатие без ответа, продолжая бороться с самим собой. И выдавливает спустя бесконечно длинные пять минут. — Это невозможно. Намджун же… он… — Влюблён в Тэхёна? — предполагает Сокджин. — Да, было дело. Но… знаешь, всё проходит. — А потом более серьёзно. — Ты же Мин Юнги, верно? — Ты знаешь меня? — Юнги делает шаг назад. — Я узнал тебя по описаниям Намджуна. Он сказал, что ты злобный бесячий коротышка. Но от этого правда только про коротышку. Юнги душит в себе приступ злости и ударяет ногой по ноге Сокджина. — Ау, больно вообще-то! — возмущается старший, прыгая на одной ноге. Это выглядит довольно нелепо, но Юнги не позволяет себе надрывно засмеяться. — Я тебе вообще-то комплимент сделал. — Больше похоже на унижение. Юнги не знает, что было такого в его собственном взгляде или, может, голосе, что заставило Сокджина измениться в лице и выпрямиться. Доселе игривое выражение лица сменилось на слишком серьёзное, выдавая истинный возраст Сокджина. Он смотрел так пристально, будто старался рассмотреть Юнги изнутри, залезть в него полностью, слишком глубоко для того, кого видишь первый раз в жизни. — Прости, — даже голос становится ниже на полутон. — Я не хотел тебя задеть, лишь разрядить обстановку. — У тебя не получилось. Сокджин прекрасно это понял. Он до этого лишний час наблюдал за ним, когда не без удивления осознал, на кого устремлён его взгляд. Он уже видел этот взгляд раньше. Такими глазами смотрел на него Тэхён почти семь лет назад, когда был ещё мальчиком, такие глаза были у Намджуна, когда Сокджин решил к нему подсесть. Такие глаза были у него самого той ночью в Пусане, когда он понимал, как на самом деле Намджун от него далеко. И он в который раз проклинает своего чувствительного внутреннего эмпата, что с почти отчаянным рвением снова хочет кому-нибудь помочь. Того, кто из раза в раз заставляет его делать всё, что в его силах. — Ты любишь рыбалку? — серьёзно спрашивает Сокджин. — Что? — недоумённый взгляд говорит сам за себя. Юнги не успевает проследить за тем, как быстро меняются темы их недоразговора. Сокджин протягивает свою визитку и улыбается самими уголками губ. — Мы должны сходить на рыбалку. Тебе не помешает несколько часов тишины и спокойствия, пока ловишь очередного золотистого карпа. Я не знаю лучшего средства от депрессии. — У меня нет депрессии. — Нет. Лишь отрицание своих чувств на фоне ужасного питания и хронического недосыпания. У тебя нет депрессии, но ты в шаге. Юнги правда хочет поспорить, но у Сокджина в руках визитка самой крутой корейской клиники и большими буквами «хирург». Юнги такое просто нечем крыть. — Зачем тебе это? Любишь заниматься благотворительностью? — Юнги продолжает игнорировать визитку, как до этого протянутую руку. — Да нет. Просто хочу с тобой подружиться. И Сокджин соврёт, если скажет, что это не так. Юнги — полная его противоположность. Это видно даже невооружённым взглядом. Он угрюмый и замкнутый в себе. И отрастил большие колючки, чтобы его никто не смог ранить. Но он ранит изнутри сам себя, и это во много раз больней. Юнги бежит от самого себя, от своих чувств, от своей чувствительности. Он боится быть чутким, быть ранимым, быть слабым. Он боится быть самим собой, и Сокджину больно на это смотреть. — Мне не нужны друзья, — отрезает Юнги. — А я думаю, один всё же не помешает, — Сокджин улыбается напоследок, вкладывая свою визитку в руки Юнги, и подмигивает, удаляясь и оставляя его в полнейшем ступоре. Юнги видит, как Сокджин подходит к Намджуну и как тот мгновенно расцветает от его улыбки. Он думает, что изначально был обречён, потому что… правда в том, что он бы никогда не смог заставить Намджуна так улыбаться. Сокджин что-то шепчет Намджуну на ухо и тот бросает на Юнги нечитаемый взгляд, а потом они удаляются в другой зал в ожидании перформанса. Юнги тяжело вздыхает и усталым жестом выбрасывает визитку в ближайшую урну при входе в галерею. … чтобы через три с половиной минуты, после нескольких крепких затяжек любимых сигарет, вернуться и забрать её обратно.***
Третий зал — это тэхёново начало. В зале нет ничего, кроме одной единственной картины — той самой, у которой есть название. Сингулярность. Столкновение трёх воронов в точке, где всё стремится к бесконечности. Над головами воронов мерцающие чёрные сверхновые и разряды раскатистых молний. Под их телами вязкая смола, затягивающая на глубину, а мокрые перья уже давно потеряли шанс снова взлететь. У этой картины тоже есть дата. Дата той самой ночи, когда начался их обратный отсчёт. Эта картина была лишь началом к сотне других картин. И она станет концом. Эта выставка — тэхёново путешествие во времени. Это его авенуа. Пока в последнем зале собирается достаточное количество людей, а Чимин украдкой сжимает его руку, Тэхён начинает отсчитывать от десяти. На последней секунде Тэхён легко улыбается и произносит тихое: — Сейчас начнётся. Свет в зале резко гаснет, и под обеспокоенные голоса папарацци и журналистов зажигаются неоновые лампы. Стены, потолок и даже пол оказываются измазанными люминофором. На стенах из чёрных яиц вылупляются чёрные воронята с мягким клювом и нежным пушком. Им приходится разрушить свой прежний мир в виде яйца, чтобы увидеть настоящий свет. Они своими маленькими крыльями неумело пытаются взлететь к испещрённому звёздами и кометами небу. Оно как раз нарисовано тэхёновыми руками на потолке. Яркое и почти ослепляющее. Над их головами падают планеты, и звёздная пыль оседает крошкой на губах, стоит только взглянуть вверх. Космос Тэхёна совсем не чёрный. В нём есть красный, и жёлтый, и все оттенки синего, и блестящее серебро. Тэхён сохраняет свой стиль, свою искажённую перспективу, причудливую светотень и ломаные линии, однако он уверен, что это поколение воронов будет лучше, чем его предшественники. Он через темноту наблюдает за восторженными лицами пришедших, их шоком и открытым изумлением. Тэхён не знает, хороший ли это знак, но хочет верить в это. Он рисовал всё это впервые так осознанно и щепетильно. Так, как никогда до, вкладывая в это часть своей огромной необъятной надежды на лучшее будущее для себя. Хосок обнимает его сзади, пока никто не видит, вжимая в себя слишком сильно. — Продолжить рисовать стало твоим лучшим решением. — После решения вернуться к нам, — добавляет сбоку Чимин, и они тихо смеются, всё ещё не в силах оторваться от той магии, что происходит вокруг них. Тэхён мечтает, чтобы этот момент никогда не заканчивался.***
После выставки, когда у него уже не хватает рук принимать букеты, а челюсти сводит от гостеприимной улыбки, к нему, наконец, подходят родители. Отец всё ещё держится немного отстранёно, но вручает небольшой букет низких кремовых пионов, и Тэхён готов расплакаться только от этого. То, что отец пытается переступить через себя и свою гордость, уже много значит для него. Мама подходит вплотную и тянет его в свои крепкие материнские объятия, утыкаясь в плечо. — Мы гордимся тобой. Этого достаточно, чтобы Тэхён все же расплакался. Он думал, что уже не может быть счастливей, но сейчас, когда он услышал долгожданные слова, его сердце разрывается от нежности. Бабушка бы тоже им гордилась, он уверен. — Я счастлив, что вы пришли, — Тэхён больше не боится говорить о своих чувствах вслух, потому что жизнь бывает слишком короткой, чтобы молчать. Потому что теперь он не собирается тратить время впустую. Ему больше неважно, что будет в завтрашней прессе, о чём будут шептаться на форумах и какими словами заклеймят его другие люди. Это больше не имеет над ним силы.***
Три недели выставки проходят как один день. Тэхён плутает между людьми, отвечает улыбкой на улыбки и принимает все мнения о выставке без возражений. Всё так, как он предполагал: кто-то разносит его работы в пух и прах, твердя о том, что он лишь пытается пропиариться за счёт скандала, обзывают его смелость открыться дерзостью и эпатажем. А кто-то уверяет, что он Ван Гог фотографии. Одни говорят, что Тэхён заносчивый самовлюблённый гей без капли таланта. Другие твердят, что он непризнанный гений современного искусства. Одни говорят, что он всего лишь прохожий, другие утверждают, что он задержится на века. Но есть и третья сторона. Та, которой Тэхён совсем не ожидает. Ему начинают приходить письма от подростков, которые говорят, как сильно его выставка помогла им открыться и принять себя. Он получает письма с историями и пытается ответить каждому, пока сон не окутает его с головы до ног. Тэхён впервые чувствует, что может сделать что-то значимое не только для себя. В этом он обретает свою мечту. Свою первую мечту, которая не связана с Хосоком и Чимином. За три недели его выставку посещают около двадцати тысяч человек, что бьёт все рекорды галереи за последние пятнадцать лет, а предложения сотрудничества сыпятся со всех сторон. Сокджин говорит, что он на хайпе, но Тэхён лишь отдалённо понимает, что это значит. Ему предлагают быть судьёй в новом сезоне конкурса талантов на телевидении, сделать подобную выставку заграницей и вообще перекочевать в Сеул, но всё, чего желает Тэхён — это поскорее вернуться в любимые места их маленького городка, где каждое место особенное, потому что с ним связано так много воспоминаний. Он откладывает все мысли о будущем на потом. — Ты хорошо потрудился, — говорит Намджун, когда они стоят на станции и прощаются. — Благодаря тебе, — выдыхает Тэхён и кутается в кашемировое пальто, потому что на улице уже вовсю цветёт октябрь. Он обнимает Намджуна, похлопывая по спине, и ловит его нежную улыбку и такой же нежный взгляд. Тэхён так же обнимает Сокджина, Чонгука и Давон, что тоже пришли попрощаться. Юнджи сейчас в школе, но он успел попрощаться с ней раньше, подарив дорогой набор своих кисточек. Тэхён хочет думать, что нашёл в ней своё небольшое продолжение. — Приезжайте на Новый год, — говорит подошедший Чимин, вручая младшему бумажный стаканчик горячего шоколада. — Обязательно, — отвечает Сокджин, будто не может быть по-другому. — Отправление через пять минут, — добавляет вылезший из поезда Хосок, который закончил заносить сумки. Он обменивается многозначительным взглядом с Чонгуком и тот улыбается слегка, давя в себе желание обнять старшего брата. Однако это делает Хосок, легко и ненавязчиво растрёпывая его волнистые тёмные волосы. — Если будешь хорошо учиться, куплю тебе икс-бокс, — говорит Хосок, не выпуская наиграно сопротивляющегося Чонгука из объятий. — Хорошая мотивация, — вклинивается Сокджин. — Не волнуйся, я присмотрю за ним, а то наделает глупостей. — Эй, когда это я делал глупости?! — возмущается Чонгук, наконец выбравшись из хватки брата. — И я и так лучший на потоке, так что готовь баблишко, мои запросы растут. Их задорный смех прерывает гудок поезда, и они наспех прощаются ещё раз, и заходят внутрь, занимая свои места. Тэхён выдыхает, когда за ними закрывается дверь. За окном мелькают жёлто-оранжевые пейзажи, а в груди разливается бесконечное тепло от осознания того, что совсем скоро он будет дома, вместе с людьми, которых любит. Тэхён ловит взгляд Чимина и достаёт из сумки фотоальбом, протягивая его своим парням. — Это вам. В однотонном бархатном альбоме их общие фотографии от глубокого детства, сделанные ещё его бабушкой, до сегодняшнего дня. Больше половины страниц в альбоме всё ещё находятся пустыми. — Это для наших будущих фотографий, - озвучивает Тэхён. Потому что наши лучшие дни ещё впереди. Тэхёну не нужны слова, потому что он и так видит, какой нежностью наполняются его любимые. — Предлагаю начать заполнять его прямо сейчас, — говорит Чимин и достаёт телефон, чтобы сделать очередное селфи втроём и сразу же отправить его в их общий чат, чтобы получить кучу сердечек от Сокджина с Давон и смайлик с закатывающимися глазами от Намджуна и Чонгука. Тэхён бесконечно счастлив, переплетая пальцы своих рук с Хосоком и Чимином. Потому что теперь он знает, что любить — это видеть душу другого. Это растворить себя в чувстве безудержного стремления сделать другого человека счастливым, быть поддержкой для него, светом в темноте и спасительным кругом. Тэхён уверен, что для Хосока с Чимином любить — это видеть его даже некрасивым, слабым, сбившимся с пути, но не разочароваться в нём, а продолжать дарить свою заботу и тепло, и… …продолжать крепко держать его за руку.***
— Какова идея данной выставки? — голос Юнги как никогда звучит низко и хрипло, особенно в записи. — У меня не было конкретной цели. Я лишь хотел донести, что любить того, кого ты любишь, вовсе не стыдно. Стыдно никого не любить. Потому что любовь делает тебя человеком, — отвечает Тэхён, отчего-то пристально заглядывая ему в глаза. — Стоит ли нам ждать новых выставок? — Юнги прижимает микрофон ближе к своему рту, щурясь от слишком яркого света прожекторов. Тэхён весь блестит в свете софитов, преломляя на себе искусственные лучи. Он закидывает ногу на ногу и немного склоняется вперёд, обворожительно улыбаясь. — Даже я этого не знаю. Однако, неясное будущее его ничуть не пугает. — Тогда перейдём к последнему вопросу, — прочищает горло Юнги. — Почему вы решили назвать свою выставку «Авенуа»? — Вы знаете что-то об инумо? Так называется горечь пребывания в будущем. Видеть, как сложилась жизнь и не быть способным сказать это себе ребёнку. Это глубокое сожаление о своих переживаниях в прошлом. Именно в такие моменты мы испытываем авенуа. Желаем, чтобы наши воспоминания протекли в обратном порядке, возвращая нас в то время, когда мы способны были что-то изменить. Сложно, правда? Порой это чувство даже неподвластно объяснению. Мы испытываем множество тревог, потому что наше будущее до комичного туманное и непроглядное. Было бы прекрасно перелистнуть несколько страниц вперёд, узнать развязку, финал. Но… вместо того, чтобы тонуть в авенуа, не лучше ли менять что-то в настоящем? Вместо сожалений просто двигаться вперёд, к чему бы в итоге это ни привело. Не стоит жалеть о прошлом, каким бы мучительным и тёмным оно ни было, потому что именно оно в итоге сделало вас тем, кто вы есть, и именно оно приведёт вас к прекрасному финалу. Тэхён говорит что-то ещё, но Юнги его уже совсем не слушает. В нём будто бы переворачивается что-то с ног на голову или наоборот — становится на свои места. После интервью он нервно выкуривает последние сигареты из пачки и кропотливо набирает сообщение. Юнги надоело жить с ноющей болью в груди от того, что мир его не принимает. Он знает, почему так происходит. Потому что чёртов Ким Тэхён прав, он сам не открывается этому миру, не открывается самому себе и живёт в вечном отрицании себя и своей сущности. Переступить через это будет его самым сложным решением, и Юнги не уверен, будут ли у этого решения хорошие последствия, однако… если он действительно может изменить хоть что-то, он должен попробовать. Отправленное им сообщение загорается двумя галочками, оповещая о том, что его просмотрели. Я никогда не рыбачил, но хочу попробовать.***
— Это твоё лучшее интервью, — заключает Хосок, выдёргивая наушники из ушей и отбрасывая их вместе с телефоном куда-то в траву. Их река шумит от мелких волн, нагоняемых осенним ветром, а ноздри щекочет аромат жёлтой свежей листвы. — Это моё единственное интервью, — смеётся Тэхён, заканчивая букет из оранжевых и коричневых листьев и красных налившихся веток рябины. — Единственное иногда означает лучшее, — заключает старший и разваливается на жёлтом пледе. Где-то недалеко смеётся Чимин, бросая тарелку в воздух, за которой не без усилий бежит Микки, неся обратно хозяину. Тэхён поднимает голову к небу, цветок с его волос уносится ветром куда-то к перистым облакам. Он касается рукой кусочка метеорита на своей шее и думает, что это можно назвать счастливым финалом его истории. Однако это не так. Потому что их история… она всё ещё продолжается. — Как насчёт того, чтобы пойти сегодня смотреть на звездопад?