Инородный

      Солнце устало потянулась за горизонт и многоэтажки решили щедро облить дом Нура солнечными зайчиками, местные ивы жадно пили последний солнечный свет. Такаши смотрел на колыхающиеся ветки.       К концу дня сказать кто же победил сказать было нельзя. Такаши удалось выловить, что приют, в котором работает эта Такикигучи фактически негосударственный, а принадлежит концерну Мицубиши, её муж — обычный автомеханик и довольно успешный, она давно в курсе об увлечениях и ориентации сына и приняла это, но всё же хочет ещё одного — чтобы точно был прямой наследник, имеет аллергию на косметику, пару близких подруг среди коллег, да и вообще воспитанники больше стая волчат. Ещё он прояснил для себя её взгляд на жизнь: она предпочитала молча следить за другими, втираться к ним в доверие, собирать информацию о личности, характере. И ждать, пока попросят помощи: она считала, что спасать надо от опасности, а если человек не идентифицирует что-то как опасное — возможно, это она чего-то не понимает и эта «опасность» — что-то совершенно обычное или даже дружественное для воспитанника. Другое дело прояснить как на это смотрят другие и общество в целом. Ещё она верила, что судьбу надо писать самостоятельно, поэтому она вообще не имеет права ничего советовать без разрешения. И, подумав, Такаши пришёл к выводу, что это достойная точка зрения, хотя последнее — слишком идеалистично. Но, боги, человек имеет достойную точку зрения?! Должно быть она одна из великих! Или наслушалась умных существ, что вероятней.       Но он был так поражён, что кто-то настолько низкий в развитии может смотреть на жизнь настолько здраво, что под влиянием этого открытия — по-другому просто и быть не может — выболтал про тяжёлые тренировки с детства, про строгость воспитателей и учителей, про собственную неполноценность и полное отсутвие видовой магии (и он был готов поклясться, что на этом моменте где-то за два поворота взвизгнула Цурара и пол дома хватили кандраша), а ещё про маму, про то какой она была и почему она вернётся.       Тени небоскрёбов всё наползали на двор и Такаши понимал, что выболтал ровно то, что ей было нужно. Знала ли она, что всю информацию, что собрал он, можно было легко использовать против неё, искалечить её жизнь и полностью уничтожить всё, что она знала и любила у неё на глазах? Если быть совсем откровенным, печать мешала, но задайся он такой целью и это бы не стало сильной помехой. Он слушал закатный ветер: тот доносил песню моря, неразбериху города, ритм машин и метро, песни местных птиц, — чудесная гармоничная какофония. Женщина сидела рядом. Кажется тоже слушала, но Такаши чувствовал в ней какую-то решимость. Так ощущали себя люди, которые решились сдать хулигана в старой школе Такаши или шли признаваться в любви. В его классе так чувствовал себя учитель, прежде чем открыть дверь. Каждый раз. Каждый учитель. Что-то не складывалось.       — Ну, мне пора, — улыбнулась женщина.       Такаши не ответил, даже не кивнул. Она просто встала и ушла в сторону зала для совещаний. Где-то там её дожидались муж и сын. И Рикуо. Такаши задумался. Зачем ему все эти сведения? Психологические игры? Свести с ума, заставить потеряться между правдой и ложью, втереться в доверие и предложить свой вариант. «Нет смысла ломать хороший меч» — так сказал Рикуо, когда его генералы хотели добить итак едва живого Такаши. Меч, который имеет разум управляется только при условии доверия. Тогда понятно зачем его держали тут так долго: от скуки и безделья тупеют и осторожность уступает лени. А нет ничего более управляемого, чем ленивый разум. Внезапно, со стороны зала совещаний пахнуло ужасом, какой испытывают только глядя в глаза собственноручно разбуженной катастрофе. Такаши усмехнулся: эта бабень сейчас явно своё получит. И завис. Так могла бы сделать мама. Но вот очень сильно вряд ли Рикуо даже голос на неё повысит, даже если она его убить попытается. Она ему не соперник. Разве что только в…       Такаши моментально подорвался и кинулся к залу. Там уже столпились генералы — все как на подбор красавчики и на рожу как смазливые человеческие подростки — но никто даже не пытался открыть дверь. Звуков изнутри тоже не было. Такаши обшарил глазами бумагу: защитное заклинание с шумоподавлением. Проникнуть внутрь мог только родственник Рикуо или тот, кому разрешили войти. Из-за двери просочилась вторая волна ужаса и Такаши точно понял: сейчас эта женщина просто размазывает по стенке Рикуо одними словами. Как же ему это хотелось услышать… Это заклинание можно взломать родственнику. Если… Если Такаши действительно родственник Нурарихёнам, то можно попытаться. Он аккуратно приложил руку к бумаге, нащупал в структуре заклинания замочную скважину и прикоснулся к ней.       -… ты правда так считаешь мерзкий маленький ублюдок?! — раздался голос женщины, она ещё не орала, но звук уже звенел под потолком и ритуальные тибетские чаши на полках пели ей в тон — Ты правда думаешь, что имеешь право влезать в чьи-то мозги и измываться?! Ты вообще что о себе возомнил?! Думаешь это так просто кому-то что-то доказать?! Привить?! Научить?! Знай своё место, ребёнок! Как мать тебе говорю! Да, соглашусь, его воспитал монстр, но она его ЛЮБИЛА! И ты ему вообще. Ничего. Не докажешь! Потому что ты двенадцатилетний мажорик, а он самурай! Он всю жизнь служил ради Её великих целей! В его глазах ты таракан! Считаешь, что можешь залезть кому-то в мозги и переписать характер?! Иди протрезвей! Или лучше утопись! Японии явно будет лучше БЕЗ такого императора как ты!       Такаши услышал как нарочито аккуратно стукнула кружка о деревянный поднос.       — Допустим. А что с ним делать? Убить? — деланно спокойно спросил Рикуо, хотя Такаши слышал, что сердце у него в пятках.       — Например, — серьёзно кивнула женщина.       — Убивать, просто потому что характер — дерьмо?! Ты с ума сошёл?! — взвился старший Такигучи.       — Он людей жрёт, — хмуро возразил Рикуо, — При том, что от аякаши в нём 1/8. Он почти человек. У него нет способностей. Он не может жить среди аякаши, но и среди людей неспособен.       — Он ВЫРОС среди аякаши. Почему не может жить дальше? И ещё скажи, что твои родители людей не жрали! — возмутилась женщина.       — Моя мама — человек. Бабушка тоже. Может дед кого и сожрал, но это было лет 400 назад. — пояснил Рикуо. Зашуршала ткань его кимоно.       — Поэтому надо навязывать свои взгляды? — подал голос парень.       Рикуо впал в ступор.       — Вот и я про то же, — согласилась женщина. — Семья это принятие. Это труд взаимопонимания! Каким бы кто уродом ни был!       Они замолчали. Невысказанное «Ты тоже не подарок!» повисло в воздухе. Такаши почувствовал у шеи холод и оторвал взгляд от потрясающе интересной бумаги сёдзе.       — Отойди, — процедила Цурара, и ткнула ледяным копьём ему в шею.       Такаши спокойно убрал руку, молниеносно схватил эту дуру за чёлку и потянул вверх. Другой рукой он перехватил копьё за древко, соскользнул к её запястьям и, вцепившись, задал новое направление острия. Ей в шею. Кожа покрылась инеем и перестала чувствовать моментально, но он только высокомерно ухмыльнулся. Дура сдаваться не желала и Такаши пробрался пальцами под её кимоно, погладил запястье и ухмыльнулся ещё гаже. А потом резко прыгнул назад и потянул её за собой. Копьё Куротабо обрушилось на плечо Цурары, Такаши моментально выпустил дуру и дал дёру. С пальцев и одежды облетали кусочки льда. Где-то за спиной слышались визги Цурары, извинения Куротабо, свист верёвок Кубинаши, топот остальных генералов. Такаши только усмехнулся: наконец-то что-то весёлое.