natural one

Первые несколько мгновений боль была настолько сильной, что Килет не чувствовала вообще ничего, кроме неё . Потом боль стала сильнее. Как долго это длилось? Год, два? Тысячелетие? Пару секунд, скорее всего. Когда Килет наконец заставляет себя открыть глаза, мир вокруг какой-то слишком тёмный, слишком блёклый, расплывается от слёз. Она видит свою руку, красную от крови, с торчащей из плоти белой костью, сломанной пополам; она видит свои пальцы, неестественно вывернутые, с содранными ногтями; она видит серое небо, в котором кружатся крохотные чёрные точки, будто стервятники в пустыне. Килет хотела бы закричать, но по горлу вниз течёт кровь, и рёбра болят даже от самого крохотного вдоха. Килет может только негромко всхлипнуть. Чёрные точки в небе встрепенулись, перестроились и резко начали пикировать в её сторону. Они двигались быстро, и очень скоро Килет могла разглядеть уродливые морды тварей, которым она не могла даже найти имя — с острыми зубами и голодными глазами. У Килет не было сил, чтобы перевернуться на бок, и ей было слишком страшно зажмуриться и остаться по ту сторону темноты — ей оставалось только лежать и смотреть в небо, и ждать,когда острые голодные зубы сомкнутся на её горле. Просто лежать и расслабиться, и встретить смерть, и тогда тебе больше не будет больно — пронеслось в её голове сквозь страх и боль. Донеслось незнакомым, чужим голосом, как будто пришедшим откуда-то извне. Нет. «Нет», — подумала Килет. Не сегодня. Тяжёлые туши монстров ударяются о землю, там, где полсекунды назад лежало сломанное тело Килет, поймав только разлетевшиеся снопом перья. Крохотная птичка, которой обратилась Килет полсекунды назад, уже была совсем в другом месте, скрылась за высохшими ветками мёртвого леса. Сердце стучит как бешеное в её крохотной грудной клетке, тук-тук, тук-тук. Килет опускается на ветку и коротко осматривается. Боль ушла, отступила под натиском магии, но только на время — потом эта форма исчезнет, и перемолотые будто в гигантской мясорубке кости вернутся на своё место. Только сейчас Килет смогла вспомнить, как и почему сюда попала — казалось, только сейчас она смогла вспомнить собственное имя. Она коснулась сферы, и сфера её проглотила, вот так просто. Дальше была вспышка света, потом темнота, потом боль, боль, боль. Теперь она здесь, и совершенно точно больше не в Уайтстоуне. Где бы это место ни было, Килет чувствовала тяжёлую мёртвую энергию во всём, что её окружало: деревья были мертвы, земля была мертва, даже воздух был мёртв. Где-то вдалеке возвышалась огромная чёрная башня. От башни несло запахом смерти. Килет не решилась исследовать местность дальше. Эта форма не продержится слишком долго, и вообще идти в страшные чёрные башни в одиночку — плохая идея, а Килет определённо могла теперь считаться за эксперта по плохими идеям. Она сунула руку в чёрную сферу смерти. Остаток времени Килет тратит на то, чтобы найти укромное место. Она прячется в ущелье среди высоких камней посреди голого леса. Отсюда кружащие в небе чёрные точки едва можно разглядеть, но башня очень отчётливо возвышается над верхушками деревьев. Килет казалось, что эту башню она могла бы увидеть из любой точки, куда бы она ни пошла. Тук-тук, тук-тук. Килет знает, что боль вернётся в любую секунду. Боль вернётся, её тело выкрутит под неестественным углом. Вот сейчас. Вот сейчас. Боль вернётся, и ей главное не закричать. Не закричать и не потерять сознание, потому что тогда её услышат и найдут, и сожрут. Килет думала: к этому времени её друзья уже должны были заметить её отсутствие. Им просто нужно ещё немного, чтобы понять, что произошло. Тогда они придут за ней. Интересно, сломает ли их сфера точно так же, как сломала её — думает Килет, и в этот момент всё её тело выворачивает наизнанку. Рот наполняется кровью, когда Килет прокусывает щёку, пытаясь сжать зубы посильнее и не закричать. Боль превращается в агонию, агония становится бесконечной. Каждый вдох. Каждый выдох. Каждое движение вызывало новую вспышку боли, словно миллионы и миллионы иголок вонзались в её тело каждое мгновение. Килет едва хватило сил на то, чтобы положить ладонь на грудь. Ей казалось, у неё ушло несколько часов на то, чтобы просто поднять руку. Мягкий белый свет вырвался из-под её скрюченных, выгнутых назад пальцев. Свет вошёл в её тело, поставил на место рёбра и с отвратительным хрустом выпрямил пальцы. Потом боли стало слишком много, и всё вокруг вновь утонуло во тьме. Снов Килет не снилось. Несколько раз её сознание словно выныривало на поверхность реальности, и тогда Килет могла различить, как что-то нашёптывает ей на ухо слова, а что за слова, она не понимала. Ей казалось, будто чья-то уродливая рука с тонкими-тонкими пальцами гладит её по голове. Потом сознание тонуло обратно. Когда Килет очнулась в второй раз, боль казалась ей почти привычной. Серое небо никак не изменилось с того момента, когда Килет смотрела на него в последний раз: с тех пор могли пройти минуты, а могли пройти дни. В голове было тяжело. Как будто пока она спала, из леса приползли муравьи и отложили ей в мозг яйца. Скоро они вылупятся и сделают из её черепа муравейник. Килет тихо застонала и приложила ладонь ко лбу. Рука, которую ей вчера удалось вылечить, двигалась нормально и даже почти не болела — ныли только те два пальца, где так и не осталось ногтей. Но по сравнению с остальным это были пустяки. Килет почувствовала под пальцами засохшую кровь и жар. Плохо. Это плохо. Если у неё начнётся лихорадка, если она ослабнет от потери крови, она запросто может умереть до того, как остальные до неё доберутся. О чём она только думала, когда залезала в это ущелье? Никому не придёт в голову её здесь искать, кроме, может быть, волков, чтобы обглодать её кости — если тут вообще есть волки. Килет не поклонялась богам. Килет не верила в богов — не в том смысле, что она не верила в их существование, это было бы глупо и странно. Она не верила, что боги правда помогают смертным так сильно, как смертные того хотели бы. Килет верила в силы природы. В баланс натуральных сил. В естественный отбор. Выживает сильнейший. Если Килет умрёт здесь, значит, она слишком слабая, и её смерть — естественный итог этой слабости. Но Килет слишком упрямая, чтобы умирать. Целой рукой Килет кое-как раскрывает сумку и, достав оттуда склянку с зельем, заливает его себе в рот, едва не подавившись. Килет ожидала, если честно, что стекло треснуло, как треснули её кости, и содержимое склянки она найдёт уже разлившимся по сумке. Но почему-то её вещи остались почти нетронутыми, как если бы сфера ломала только живое. Вкус зелья смешивается во рту со вкусом крови. Это не приведёт её в норму, не с такими ранами, но это позволит ей продержаться дольше. Теперь, когда к Килет вернулась способность нормально мыслить, она хорошо поняла, что будет даже к лучшему, если остальные не решат прыгнуть в сферу следом за ней. С ними просто произойдёт то же самое, что произошло с ней, и, ну, не всем может повезти так сильно. Килет придётся подождать, но это ничего. Перси с ними, он умный. Он поймёт, что к чему. — Никто не придёт за тобой, Килет. Килет вздрагивает и машинально поворачивает голову. Она тут же жалеет об этом, когда плечи и спину прошивает боль. Ей показалось, будто тихий голос шептал ей прямо в ухо. Килет никого не увидела. — Кто здесь? — еле слышно спрашивает она. Её голос звучит непривычно хрипло. Она поднимает взгляд над верхушками деревьев и смотрит прямо на башню. На долю секунды Килет кажется, будто башня смотрит на неё. Постепенно, Килет удалось восстановиться. Первое время было тяжелее всего, когда она то и дело теряла сознание от боли и жара, и каждый такой раз мог стать для неё последним. Потом уже стало легче. Потом ей удалось накопить достаточно энергии, чтобы колдовать, и Килет смогла наконец залечить раны, хотя, конечно, на то, чтобы избавиться от них, ушло несколько попыток. Трудно было сказать, сколько времени у неё ушло на это: небо здесь никогда не менялось и всегда оставалось одного и того же цвета, но Килет думала, не меньше нескольких дней. Она не покидала своего убежища, боясь напороться на одного из тех летающих монстров, пока она ещё слишком слаба, чтобы защищаться, и вся энергия уходит на лечение и на то, чтобы создавать огонь и пищу. Килет была уверена, что её начнёт скоро тошнить от чудо-ягод. Хотя, конечно, даже если её стошнит, хуже уже не станет. За это время она и так вся провоняла кровью, потом и другими жидкостями. Килет просто смутно надеялась, что поблизости есть речка или хотя бы очень большая лужа, в которой она могла бы помыться. В противном случае всё будет очень неловко, когда Вакс найдёт её и полезет обниматься. Наверное, то, что Килет вообще о таком задумывается — это скорее хороший знак, чем плохой. Килет начала оставлять по одной чудо-ягоде рядом с собой. Если ягода высыхала, значит, прошли сутки. Шёпот возвращался каждую ночь. Иногда он говорил ей гадкие, отвратительные вещи, рассказывал о том, что за ней никто не придёт, и она совсем одна, и что очень скоро она умрёт, а её труп станет частью его армии. Иногда шёпот обещал ей прекрасные, потрясающие вещи, если только она поклянётся в верности ему, если только будет сражаться за него. Иногда Килет просыпается посреди ночи и очень отчётливо ощущает чужое присутствие прямо у себя за спиной. Одна сухая ягода превращается в две, в пять, в десять. В какой-то момент Килет выбирается наружу, чтобы исследовать место, в котором оказалась. В большой серый город она рискует заходить лишь однажды, и тут же встречается нос к носу с одним из мёртвых солдат, что бродят по улице кажется без особой цели. Килет успевает сбежать прежде, чем её атакуют, и с тех пор она наблюдает за городом только издалека или с воздуха — хотя в воздухе тоже опасно. Всегда можно напороться на зубастую тварь. Иногда, очень редко, кроме монстров и мёртвых в город заходят и живые. Они одеты в чёрные капюшоны, их лица скрыты темнотой. Килет следит за ними до башни и останавливается. Поймать одного из них ей так и не удаётся. — Как долго ты думаешь здесь продержаться совсем одна? — спрашивает Шёпот. Килет подозревает, что что бы тут ни происходило, он тут главный. Если бы Шёпот правда хотел, она была бы уже мертва, и её труп бродил бы по городу. Но почему-то он оставляет её в живых. Килет ему не отвечает. Килет никогда ему не отвечает. Но она всегда чувствует присутствие Шёпота рядом. Он сидит около неё, когда Килет ложится спать. Десять ягод, двадцать, сорок три. Это не лучший способ вести счёт времени, но кажется, будто время тут вообще довольно серьёзная условность. Её волосы отрастают, и Килет срезает их обратно. В какой-то момент ягод становится так много, что Килет не может удержать их в ладонях. Она находит другие сферы, их несколько на разных конца города. Сначала Килет кидает туда камни, потом посылает мелких животных. Однажды она касается сферы, но в этот раз ничего не происходит. Поездка в один конец. Чаще всего Килет наблюдает за той сферой, рядом с которой очнулась очень много сухих ягод назад. Иногда из неё падают вещи. Очень много странных вещей. Однажды из сферы выпадает стол. Однажды из сферы выпадает труп. Когда Килет смотрит на изуродованное тело, каждую кость которого словно сломали несколько раз, внутри у неё всё сжимается. Она не знает этого человека. Теперь она уже с трудом может представить, что смогла выжить с такими ранами. Килет закапывает труп в лесу. Потом вещи перестают появляться, и Килет невольно гадает, почему. Ей не хочется думать, что что-то плохое случилось, но не думать она не может. Весь пол её убежища усыпан сухими ягодами. Снизу они уже гниют, и теперь от них доносится тягучий сладковатый запах. Будь здесь насекомые, всё вокруг было бы усеяно ими. Но, кажется, даже насекомые уже умерли. Килет думает, что если живые в капюшонах как-то сюда заходят и уходят, значит, она тоже сможет. Но каждый раз, когда она подбирается к такому человеку (если это человек) близко, что-нибудь обязательно происходит. На неё нападает монстр или стая мёртвых, или человек оказывается не человеком, а иллюзией. Шёпот смеётся у неё в голове. Это он специально делает. Иногда Килет думает о том, чтобы со всем покончить. Это было бы просто: ей достаточно выйти на городскую площадь и позволить монстрам разорвать её на части. Но она, конечно, так не серьёзно думает. Килет слишком упрямая для этого. Килет слишком долго прождала, чтобы теперь сдаваться. Пол её убежища покрыт толстым слоем гнили. Из неё начинают расти цветы. Монстры в небе ведут себя очень беспокойно. Килет издалека видит, как те кружат в небе над городом крупными стаями, будто высматривая что-то. Кого-то. Килет пробирается в город так тихо, как только может, хотя, кажется, в этом нет необходимости: мёртвые не обращают на неё внимания. Только живые. Это Векс замечает её первой. Они стоят по разные стороны улицы, серой, пыльной, и Килет смотрит, как глаза Векс наполняются слезами. Когда Векс бросается к ней, Килет не обнимает в ответ. Она ничего не чувствует. Только слышит, как Шёпот смеётся в её голове.