natural one

Вакс очень быстрый. В этом, вроде как, его фишка, ну и к тому же, когда ты не умеешь извергать из рук молнии и ломать одним ударом каменные стены, ты либо очень быстрый, либо очень мёртвый. Вакс несётся по жизни чёрным вихрем, бежит и бежит к опасности, к смерти, оставляя всех, кого любит, далеко позади. Имон лежит в руинах. Драконы мертвы, но после них по всему континенту растянулись глубокие раны из разрушенных домов и сгоревших улиц. От центра города только и остались, что обломки обломков. Они с Шоном стоят посреди всего этого и смотрят на ту груду сломанных стен, которые когда-то были его магазином. Шон говорит, что всё восстановит, и что у него есть деньги, и что это ничего. Вакс слышал, как ему за его неоценимую помощь в борьбе с Тордаком предлагали всякую поддержку, но Шон отказался, потому что, ну, разумеется Шон отказался. Вакс говорит, что Сканлан ушёл, и что они все как-то разбрелись, и что это ничего. Вакс пинает небольшой камушек, который, возможно, когда-то тоже был частью магазина, а может попал сюда из какого-то другого места, и спрашивает: — Тебе нужна помощь? Шон улыбается. Вакс этого не видит, но отчётливо слышит в голосе. — Это очень щедро с твоей стороны, Вакс’илдан, но не стоит… — начинает он, а потом, кажется, понимает, о чём именно спрашивает Вакс на самом деле. По крайней мере, Вакс так предполагает. Он не может знать точно, потому что слишком занят изучением этих потрясающих, невероятных камушков под ногами, которые так отлично отвлекают его от того, чтобы смотреть Шону в глаза. — Нужна, — говорит Шон наконец. Вакс останавливается. Вакс остаётся. Это так странно, после стольких многих лет непрерывного бега наконец замереть на месте. Не плохо, просто странно. И ужасно, невыносимо неловко, потому что теперь Вакс не может просто дать дёру, когда засматривается на Шона слишком долго, а Шон это замечает. Это ужасно неловко, а потом они целуются. А потом они ебутся. А потом они ебутся много и в разных позах. А потом ладони Шона на его теле, горячие, как миллион самых ярких солнц, и Ваксу кажется, что там, где они касаются, на коже обязательно должны остаться ожоги, и если вот так вот он и умрёт, то ну и ладно. А потом, когда на город мягко опускается темнота ночи, они вдвоём в маленькой комнате, и пальцы Шона так глубоко, так глубоко внутри него, что Вакс думает, что вот-вот разорвётся на части от собственных стонов. А потом на улицах ясно и людно, и они стоят посреди только-только законченного пустого помещения магазина, со стенами, ещё покрытыми белой пылью; только Вакс стоит на коленях, и пальцы Шона сжимают его волосы, и Вакс отсасывает Шону так, будто забыл, что они ещё не успели поставить на дверь замок. Будто намерен задохнуться с хуём в горле — если уж задыхаться, то только так. А потом солнце густо льётся из окна, и от этого каждая вещь в комнате кажется словно слегка подсвеченной изнутри. Они лежат рядом, и вокруг тепло и тихо. Вакс долго-долго всматривается в лицо ещё спящего Шона, и если бы только он мог взять этот конкретный момент и остановиться в нём навсегда, то точно бы это сделал. А потом приходит Векна. Приходит Векна, и Вакс бежит. К опасности, к смерти, оставляя всех, кого любит, далеко позади. Он бежит так быстро и понимает слишком поздно, что в этой спешке совершенно не успевает попрощаться.