VI. Пророчество
14 октября 2019 г. в 11:23
Примечания:
Предупреждения: дальше возможны относительно графичные описания насилия.
Иллюстрации: https://sun9-70.userapi.com/c857228/v857228956/4e63e/jSzNEElKxLE.jpg
≪Ворон набралось на целую тучу. Она стихийно вращалась в воздухе и опадала на землю, чтобы затем подняться вверх с зыбким карканьем. Мы шли шагом, решив поберечь лошадей, и всё никак не могли приблизиться к воронью. Дорога тянулась грязью и колдобинами, а время клонилось к вечеру.
— Не нравится мне всё это.
Вице-командир Азан поглубже запахнулся в плащ. В качестве надзора за Фарнезой Святой Престол назначил его заместителем. Он во многом был старомоден, но вызывал улыбку — помимо наблюдений за сестрой я перекидывался с ним словами, скрывая смех под забралом. Фарнеза не уважала его, и я тоже не видел для этого причин, но в случае опасности — и, чего бы ни случись со мной, — старик остался бы единственным бойцом, способным защитить её, и я охотно терпел его угрюмость и чопорность, ради развлечения жалуясь на жизнь и находя забавным его занудные ответы.
— Скорее бы вернуться обратно, — согласился я, — Говорят, Мидланд уже наводнили кушаны.
— Никакие кушаны не помешают миссии Святого Престола, — недовольно буркнул офицер и обтер рыжие усы, — Если боитесь, не стоило вообще идти в рыцари.
Я взглянул на косичку Фарнезы, равномерно покачивающуюся под шлемом, спрятал лицо под волосами и усмехнулся, пожав плечами, и беззаботно засвистел.
— Прошу прощения, сэр, я всего лишь боюсь вида крови, как и многие другие здесь. Настоящая служба не для меня!
Азан повысил градус недовольства и уже наверняка приготовился отчитывать меня, как Фарнеза прикрикнула на нас.
— Заткнитесь, вы оба. Мы почти пришли.
Вице-командир вдруг выругался так, как не пристало выражаться в присутствии дамы, но никто не обратил на это внимания. Я кинул взгляд вдаль и едва не упал, покачнувшись в седле; пришпорил лошадь и постарался обогнать сестру, но Фарнеза уже застыла недвижно с выражением глубокого потрясения и шока. Я обернулся — каждый в отряде, кто только смотрел в нашу сторону, замирал в изумлении, не находя описаний сюрреалистическому пейзажу. Воронье разлетелось, вспугнутое, задев крылом по плечу, обсыпало перьями тёмную, краснеющую водную гладь. От озера шёл затхлый дух, и вода от крови сделалась бурой, лёгкий ветер трепыхал камыш и распугивал птиц, ловко растаскивающих остатки тел. На отмели среди груды трупов не было ничего другого — только истерзанные останки и чёрные перья. Ни следов битвы, ни оружия — ничего. Меня самого покоробило зрелище, и сдержать приступ тошноты помог лишь самоконтроль, а вот госпожа странным образом не показала своего неудовольствия, лишь изменилась в лице.
Азан перекрестился и поморщился.
— Жуткая бойня! Что же произошло здесь такого ужасного? — Он выглядел до глубины души потрясённым, равно как и все собравшиеся, но Фарнеза не ответила ему, только кивнула сама себе.
— Мы нашли его. Это оно, часть пророчества.
Она попыталась подъехать ближе, но у самой воды лошадь испуганно заартачилась и едва не сбросила её; госпожа однако даже не дернулась. Я подхватил поводья и вывел животное обратно на откос.
Она расстегнула подсумок и сунула в руку потрепанный блокнот в примятой обложке. Я вытащил из-за пазухи перо, заскрипел по рыхлой сырой бумаге, с трудом совладав с ним — строчить в седле было весьма неудобно, но старался как мог, подбирая к картине слова и рисунки.
— Пойдёмте, командир. Не смотрите на это.
Госпожа ничего не ответила Азану, молча наблюдая, как ворон расклевывает чьи-то внутренности.
— Ты закончил? — она внезапно прикрикнула на меня. — Дай посмотреть!
Вырвала книгу, глазами пробежалась по записям; нахмурилась, затем достала своё перо и чирканула пару строк в конце. Я видел, как буквы клонятся то влево, то вправо под растрепанным кончиком пера.
— Почему ты не упомянул Чёрного Мечника? — она обратилась строго и даже как-то растерянно, как будто желая укорить, но не зная, за что.
— Виноват, госпожа, простите, — я состроил неловкость, примирительно пожав плечами, и уткнулся в лошадиный загривок, косясь на командира из-под ресниц.
Иногда я находил какое-то странное удовольствие в этом — провоцировать её на что-то невинное. Наверное, так я обозначал себе, что могу на неё воздействовать, но в менее грубой форме, чем она сама; скорее, скрытно, как подводное течение. Менять каких-либо решений я даже не пробовал, но добиваться от сестры определённых эмоций было в какой-то степени приятно. Возможно, я цеплялся за последнюю свободу, какая у меня осталась, но… Может быть, мне действительно это нравилось? Как Фарнеза поджимает губы, как замахивается рукой для удара, как меняет лицо с задумчивого до восторженного — мне наверняка нравилась эта широкая палитра эмоций, которые всю жизнь проявляла она, а я никогда не выражал.
Более того, мне удивительно приятно было чувствовать, что вызывал эти эмоции я. Я как бы видел её насквозь, читал, как открытую книгу, я представлял себя кукловодом, дергая за ниточки своей куклы, но всего лишь один взгляд госпожи снова делал меня никем и ничем. Я становился тенью, прозрачной стеной, пылью под ногами, избегая вопросов, снова и снова испытывал на прочность нервы, играя с огнём, имя которому Фарнеза. Стараясь быть незаметным и не оставлять следов, я слишком отвлекался и не замечал, как она великодушно прощала непозволения слуги. По её прихоти я продолжал играть, обманываясь чувствами, а сестра покровительствовала мне, зная, что момент истины мы будем оттягивать до последнего.
Мы были молоды, но по законам времени непозволительно зрелы, но учились жизни только друг у друга, и кроме нас двоих не знали ничего. И если у неё всегда были те, другие, кто мог бы ей подсказать правильный путь — да хотя бы я — то сам я поступал только так, как думал, сверяясь с её волей, как с компасом.
Мой мир кончался одной Фарнезой, а её был бескрайне широк. Иногда я слышал, как она молилась от бессилия, умоляя Господа послать ей решимость всё выдержать. Святой Престол вышвырнул её за порог, подобно котёнку, и Фарнеза растерялась, совершенно не умея командовать солдатами. Но блестяще сыграв роль декорации, госпожа не имела права отказаться от поста и приняла его вес хрупким плечом. Если раньше она гордо задирала нос, то теперь требовала моего общества ради утешения. Молча.
— Прикажете двигаться, госпожа Фарнеза?
— Да, пойдём. К ночи доберемся до стоянки. — Она посмотрела на меня, наконец отвернувшись от мерзкой воды. — Опросишь жителей, кто что видел и когда. Показания запишешь, но сначала доложи мне.
Мы двинулись; командир вернулась обратно в строй и повела колонну по дороге, однако головы не повернула, продолжая наблюдать за озером, пока оно совсем не скрылось из вида. Вороны кружили над ним, вращаясь и шумя, и от этого казалось, что мы вовсе не удаляемся от него, а блуждаем где-то поблизости. Перед глазами всё ещё стояли чужие останки, растаскиваемые драчливыми птицами, и потому всё ощущалось отвратительно гнетущим. Азан неодобрительно покачал головой, видимо, заметив моё зелёное лицо, и я не стал его смущать, выехав вперёд и поравнявшись с Фарнезой. Она сидела недвижно, как изваяние, и я решил не отвлекать её от мыслей. До стоянки добирались молча.
Оставшись, наконец, один, я развернул сложенный вчетверо листок, размял руку и вывел ровные строки: «Леди Вандимион проявляет во многом свойственную ей жестокость, но ставит долг и служение Господу превыше себя. Она упорна и следует цели, не обращая внимания на трудности». На мгновение я задумался и дописал ещё пару строк, обозначая состояние госпожи как «хорошее, но без особого лоска» и отвешивая дежурные комплименты. На листе золотился герб Вандимионов; услышав шаги, я спрятал бумагу в рукав.
После того, как Фарнеза вступила в Орден на правах командира, Вандимион, к моему удивлению, прислал мне конверт. Он был пуст, только изнутри всего лишь парой слов строгим почерком отца был нацарапан приказ — следить за Фарнезой и регулярно писать домой, само собой, втайне от неё. Я усмехнулся. Уверен, всё поместье вздохнуло спокойно, сослав госпожу в монастырь, а отец и вовсе должен был быть рад, но… Тут я, конечно, вспомнил, что Фарнеза оставалась женщиной, а судьба дворянской дочери известна всякому.
Одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять — её растили для брака, потому как ничего другого потребовать не могли. Она всё ещё была товаром, политическим механизмом выгодного альянса, пустой условностью — во мне всё вскипело, но ослушаться было немыслимо, и я покорно писал, облачая свои наблюдения в письменную форму. Ничего лишнего, никаких чувств, сухие факты — но именно это заставляло приглядываться к мелочам и подмечать малейшие перемены в сестре, чтобы определить, что утаить, а что рассказать. Без возможности делиться с кем-то своими соображениями, я начал их записывать, понемногу, но всегда в конце дня, оставаясь один и расходуя время на образы и детали, выплеснув их на бумагу.
Так из обязанности слежка превратилась в гнетущую потребность — я уже не мог уйти спать, не услышав, как шуршит сброшенная её рубашка, а утро начинал, принося ей воду и незаметно осматривая тело на предмет новых ссадин — госпожа пристрастилась наносить себе увечья. В этом не было ничего необычного, всё та же полубезумная Фарнеза, стремящаяся любым делом вытеснить из головы пугающие мысли, но с каждой разительной переменной всё глубже уходившая в себя, словно все прелести жизни теряли всякий смысл.
Ободрить её, предложив для этого своё тело, и нарушить публичные условности казалось чем-то постыдным. Возможно, какая-то моя часть считала неправильным оставить Фарнезу наедине со своими мыслями, но вторгнуться без разрешения в её персональный мир я посчитал оскорбительным, так что единственным её вдохновителем оставался Азан, неосознанно заталкивающий госпожу ещё глубже в кабалу долга перед Святым Престолом.
Впрочем, за несколько дней Орден преодолел приличное расстояние и теперь пробирался через лес. Ранее в чаще мы наткнулись на тела девочки и старика, убитых при странных обстоятельствах, а сейчас, впереди, среди деревьев маячила громадная двухметровая фигура.
Фарнеза схватилась за меч.
— Чёрный Мечник, именем Господа Святой Престол приговаривает тебя к священному суду! Схватить его!≫