***
Напоказ хлопнув дверью, я слетел по лестнице, снова чуть не навернувшись. Как назло, её треклятый подвал с шестом находился практически сразу под моей комнатой. Почти достигнув распахнутой двери в подвал, я врезался в ни с того ни с сего материализовавшегося там Тилля. Он дёрнулся от неожиданности и обхватил мои плечи, обнимая как сработавшая подушка безопасности. – Ты чего тут носишься? – проорал он, пытаясь перекричать стоявший в зале шум, когда я поднял на него свой абсолютно бешеный взгляд. – Какого чёрта она тут развела? Это только первый день, а я уже не могу спать из-за её незапланированного ремонта, – прошипел я, боясь говорить громче, словно Анна могла услышать, хотя пронзительное сверление дрели заглушало всё вокруг. – Говори громче, я не слышу, – снова заорал Тилль, кривясь от действующих на нервы звуков и приближаясь ближе к моему лицу, чтобы лучше слышать. – Говорю, задолбала Анна со своим ремонтом, сдался ей этот шест, – завопил я ему в ухо, надрывая связки. Тилль брыкнулся от меня, хватаясь за ухо, и снова недовольно сморщился. – Да зачем ты сейчас то орёшь, я же специально поближе подвинулся. Оглохну такими темпами. – Мы все здесь оглохнем, если это не прекратится! – приходилось снова кричать, и горло ощутимо саднило. Я уверенно зашагал в сторону подвала, но Тилль остановил меня, схватив за руку, которая уже неоднократно страдала от его тисков. Или до этого была другая, я не помнил. Но то что он постоянно хватал меня за руки, каждый раз когда я шёл ему наперекор, уже начинало бесить. – Рихард, не стоит, ты ничего не изменишь, – сказал он уже обычным голосом, наклонившись к моему уху, – Пусть делает, что хочет. Дом большой, и мы можем уйти туда, где шум будет не слышно. Я хотел было вырваться, бросив какую-нибудь язвительную фразочку, но тут меня осенила одна сомнительная идея. Это был рискованный довольно гадкий поступок, достойный, наверное, только самого бесчувственного сумасброда, но сейчас он показался мне крайне заманчивым. По телу сразу прокатилась волна возбуждения от предстоящего маленького скандала. Или большого, тут уж как получится.***
Я практически весь день провёл с Тиллем, то ошиваясь вокруг, пока он работал, что-то рисуя, то обсуждая всякие мелочи за завтраком, за обедом, за ужином. Мне было хорошо и уютно с ним, я даже не думал, о чём говорил. Слова просто сами вылетали из моего рта под одобрительное хмыканье Тилля, и мне этого было достаточно. Он вообще был довольно молчалив и краток, в основном соглашаясь с тем, что я говорил. Но если он не разделял моей точки зрения, начинались жаркие дебаты. В полемике мы друг другу не уступали, и наши споры обычно заканчивались или ссорой или всё же компромиссом, достигнутым лишь благодаря Тиллю. В этот раз я решил удивить его, дав попятную в споре, однако выставил ультиматум. – Ладно, я согласен признать свою ошибку и получить заслуженный щелбан, но только при условии что ты сегодня заглянешь ко мне, когда допишешь свои бумажки, – официозно констатировал я, однако Тилль быстро сбил мою спесь, раскатисто захохотав. – Проигравшие не выставляют условия, Рихард, – улыбнулся он. – А кто сказал, что я проиграл? – вальяжно закинув ногу на ногу, поинтересовался я. – Я признаю поражение, когда ты выполнишь мои условия. – Ну и наглец же ты, – усмехнулся Тилль, вставая из-за стола. Он подошёл к креслу, на котором я развалился, и протянул мне руку для заключения ещё одного договора. Мне нравилось играть с ним в важного человека, ведь он действительно таковым являлся, и на деле играл роль только я. Смерив Тилля взглядом, предвкушающим увлекательный вечер, я поднялся с кресла с наигранным нежеланием и пожал его руку в знак согласия. – Тогда договорились, – сказал Тилль, и я, победоносно задрав нос, направился к двери из кабинета. Вдруг он окликнул меня. – Кстати, а зачем я тебе понадобился именно там? Анна наверняка будет заниматься подвалом допоздна, в твою комнату лучше сегодня вообще не ходить. – Я тебе там кое-что покажу, – хитро улыбнулся я и шмыгнул за дверь. Слова, прозвучавшие из собственных уст, показались мне знакомыми, будто кто-то произносил их совсем недавно. Пока ломал голову над тем, где же мог их слышать, я сам не заметил, как добрался до холла с фонтаном, который почему-то больше не работал. "Ну и нечего воду зря перегонять" – подумал я. Снаружи уже начинало темнеть, и громадное помещение погрузилось в сумерки, освещаемое только слабым светом из подвала. Оттуда до сих пор раздавался шум, то стихая, то вновь раздирая мои барабанные перепонки. Когда адская канонада прекратилась, стало непривычно тихо. Мне показалось, что я совсем оглох от такой резкой разницы. Но тут за спиной раздался шорох. Тихий, однако в огромной зале невозможно быть достаточно тихим, эхо всегда делает своё дело, осведомляя о твоём присутствии всех в радиусе нескольких метров. Я оглянулся на звук и чуть не поседел. В десятке шагов от меня стоял высокий человек, полностью скрытый мраком. Сердце громко ухнуло, опустившись, кажется, на уровень живота. И я и он стояли неподвижно, словно статуи в музее, боящиеся выдать в себе жизнь. Я даже вдохнуть боялся, глаза как-то неприятно давило от непроглядной темноты. Нет, это просто не мог быть тот незнакомец. Такого не бывает. Но интуиция убеждала меня в обратном. Пока я судорожно соображал, как он сюда попал, незнакомец шагнул ко мне, выходя на свет. – Рихард? – я услышал знакомый голос, который сейчас звучал до жути испуганно. Из темноты показались знакомые кудряшки, и я выдохнул с огромным облегчением. Это был Шнайдер. – Господи, ты меня напугал, – зачёсывая волосы дрожавшей пятернёй, сказал я. – Я и сам напугался, – растеряно улыбнулся Кристоф. Тёплый свет, пробивавшийся из подвала, слабо осветил его всё ещё немного испуганное лицо, и я окончательно успокоился. Шнайдер всегда излучал позитив и вселял в меня уверенность в том, что всё будет хорошо. Я всегда был рад его видеть, а сейчас в особенности. Образ незнакомца до сих пор маячил в моей голове, не позволяя мне сосредоточиться на разговоре. Повар ещё что-то говорил, то ли извинялся, то ли жаловался, я ничего не понял, но точно знал, что мои планы не должны сорваться. А это означало, что времени терять нельзя. – Извини, Кристоф, я тороплюсь, мне нужно срочно поговорить с Анной, – сделав крайне озабоченное лицо, отмазался я. – Да? – он сильно удивился, так как, похоже, знал о том, что я с Анной не лажу. Надо было придумать другую отмазку. Откуда он узнаёт всё раньше всех, она ведь только вчера приехала. – Да, я пойду, – слабо улыбнулся я и торопливо зашагал к подвалу. Как только я ступил на лестницу, в подвале снова зашумели. Я мысленно обругал их всех, послав далеко и надолго и, сделав глубокий вдох, продолжил спуск в самый настоящий ад, где на пылающем огнём и облитым строительной краской троне, законно заняв место Сатаны, восседала Анна. Достигнув самого эпицентра событий и, по совместительству, источника моего сегодняшнего нервяка, я поразился, как столько здоровых мужиков могло уместиться в довольно небольшом помещении. Бильярдного стола уже и в помине не было, пол был целиком покрыт паркетом. Поразительная производительность. Я вспомнил, как долго клали доски в моей комнате, когда мы с родителями только купили дом. Точного времени укладки я, конечно, не знал, но скандалы родителей по поводу затяжного и слишком дорогостоящего ремонта прочно залегли в голове 7-летнего меня. Я подошёл ближе к Анне. В подвале и так было прохладно, а когда она обернулась на меня, обдав своим фирменным ледяным взглядом, стало совсем холодно. Рабочие с некоторым непониманием покосились на меня и уже через секунду получили очередное указание от их грозного работодателя. – Через час заканчиваем! – гаркнула она и снова повернулась ко мне. – Анна, ты... Вы, – я облажался, ещё не начав разговор, но быстро сориентировался и выпалил свою просьбу практически без остановок, – Я бы хотел одолжить подводку. Можно? – закончив, я натянул невинную улыбочку. Мне хотелось её пораздражать, я знал, что она не поймёт моей просьбы. – Зачем она тебе? – в недоумении изогнув бровь, спросила Анна. – Чтобы глаза накрасить, – ответил я, удивлённо округляя глаза, будто ответ был совершенно очевиден. – А для чего ещё нужна подводка? – Себе? – с ещё большим недоумением уточнила она. – Да. Её взгляд из безразлично-презрительного стал абсолютно презрительным, однако она всё же потянулась за своей сумочкой, лежащей у стены. – Ты ведь в курсе, что макияж – это для девочек? – роясь в нёдрах сумки, как бы невзначай поинтересовалась Анна. Я лишь пожал плечами. Наконец подводка была извлечена из сумочки и торжественно передана мне в руки. – А Тиллю нравится, – получив желаемое, вдруг тихо пробормотал я. Настолько тихо, чтобы Анна точно услышала. Она заметно напряглась. – Что ты сказал? – Да ничего, – лучезарно улыбнулся я, как самый счастливый ребёнок в мире. – Спасибо за подводку, я через час приду сюда же и отдам. Анна больше не могла сказать не слова, даже не моргала. Я хотел было уходить, но остановился у проёма. – Но я могу забыть, так что, если не верну через час, можете сами забрать. Я буду в комнате. Анна слабо кивнула, провожая меня несколько шокированным взглядом. Идеально, просто идеально.***
Я аккуратно водил кисточкой по верхнему веку. Жидкая. До этого я такой не пользовался, у матери была только сухая. Ну и ладно, главное, получалось неплохо. Второй глаз был накрашен, и я, удовлетворённый проделанной работой, рассматривал своё отражение в зеркале. Круто, я выглядел как настоящая рок-звезда. Это, конечно, не грим как у Kiss, но всё равно выглядит потрясно. Одежда была тоже очень кстати, я специально надел всё чёрное и максимально подходящее к образу: чёрные слегка зауженные брюки, чёрная приталенная рубашка, излюбленные ботинки, даже дома, ну и что! Вдоволь накрасовавшись, я пришёл к выводу, что сейчас сам бы себя трахнул, что уж говорить о Тилле. А он оказался лёгок на помине и уже через несколько мгновений распахнул дверь моей комнаты. В помещение проник ненавистный шум, заглушивший удивлённое "оу" Тилля. – Никогда не думал, что скажу это, но тебе чертовски идёт, – усмехаясь, оскалился он и прикрыл за собой дверь. – Мне всё идёт, – нагло улыбнулся я, с довольно прозрачным намёком заглядывая в его глаза. – И что ты хотел мне показать? Себя? – Тилль присел на кровать, то ли правильно истолковав мои намерения, то ли просто так. – А что ещё ты хочешь увидеть? – я тоже залез на кровать, подбираясь ближе, плавно, растягивая момент, аккуратно как подкрадывающийся кот и похотливо как проститутка. – Ты соблазняешь меня или так сильно не хочешь проигрывать? – спросил Тилль, поглаживая мою шею. – И то, и другое, – не выдерживая больше никаких пауз, я потянулся к губам Тилля, но он меня притормозил, взяв за подбородок и проведя большим пальцем по нижней губе. Я нарочно приоткрыл рот, расслабив губы, и палец скользнул внутрь. – Тебя не смущает, что внизу горланит Анна? – с подозрением спросил он, однако пошлая улыбка ни на секунду не сходила с его лица. – Нет, – томно выдохнул я, прижимаясь ещё ближе. Отчасти я играл, но игра только больше заводила меня. – Она всё равно сюда не зайдёт. Её амбалы так шумят, что нас никто не услышит. – Ты стал таким развратным, – изрёк Тилль, всовывая палец глубже в мой рот. В его словах была доля осуждения, и я даже немного обиделся. Но, сказать честно, подобные замечания больше возбуждали, чем вызывали негодование, по крайней мере сейчас. Может, я просто чувствовал близкий триумф. Или мне хотелось секса. Наверное, всё сразу. – Я тебе таким не нравлюсь? – обсосав палец и выпустив его изо рта, обиженно спросил я, надув теперь уже мокрые губы. Я действительно начинал входить в образ шлюхи, ведя себя по-детски и в то же время пошло, и получал от этого всё больше кайфа. Даже если что-то пойдёт не по плану, я получу уйму удовольствия – это игра без проигрыша. – О, нравишься, безумно нравишься, – нараспев басил Тилль. Тут он резко навалился на меня, заставляя откинуться на спину и прижимая к кровати. – Но если ты будешь таким, то я тоже изменюсь. И я не думаю, что тебе это понравится. – Давай, – выпалил я, с нескрываемой страстью и в то же время с вызовом посмотрев на Тилля. – Ты ведь понимаешь, что я не остановлюсь как в тот раз? – серьёзно спросил он. – Всё в тумбочке, начинай уже, – я двинулся ему навстречу, ощущая собственным пахом его стояк, и блядски улыбнулся. Оскал Тилля стал совсем безумным. Прорычав что-то про мою практичность, он стал остервенело меня целовать, толчками врываясь всё глубже в мой рот, как будто трахая языком. Параллельно он стягивал с меня штаны, которые оказалось не так просто снять. Я тоже хотел его раздеть, но мои руки не попадали по пуговицам его рубашки, уже сейчас крупно дрожа от возбуждения. Мне оставалось только обхватить его мощный торс, сжав дорогую ткань, покрывающую широкую спину. Мы продолжали терзать друг друга, пока Тилль окончательно не стянул с меня штаны. Затем он избавил меня и от трусов, и я остался совсем голым. Сам же он был полностью одет. Вот всегда так. Рывком вытащив необходимое из тумбочки, он брякнул ремнём и расстегнул брюки. Я лежал, даже не пытаясь проявить инициативу, выжидая "гвоздя программы" – того, чего я так боялся всё это время, но всегда хотел попробовать. Мне хотелось, чтобы Тилль всё сделал сам, я не хотел быть его соблазнителем и в итоге виноватым. А кто-то им в любом случае будет, это я знал наверняка. Когда Тилль коснулся моего входа холодными от смазки пальцами, я непроизвольно съёжился, а сердце застучало ещё быстрее и громче. Было страшно, было интересно. Хотелось какого-то ободрения, что всё нормально, что больно не будет, хотя я знал, что будет, но всё равно. Однако сладкой лжи не последовало. Тилль, не растрачивая времени на слова, ввёл внутрь один, а потом и второй палец. Меня пронзила боль, острая, раздирающая нутро. На глаза навернулись слёзы, и я болезненно завыл. Тилль вообще не реагировал на мои страдания, полностью сосредоточившись на своих пальцах, входивших и выходивших из моего зада. Иногда он сжимал моё бедро слишком сильно, мешая мне расслабиться. Я тихо поскуливал, боль была сильнее наслаждения, и у меня начал падать. Когда я потянулся, чтобы подрочить и получить хоть немного удовольствия, Тилль, видимо, решив, что я уже готов, взял меня под колени, приподнимая мои бёдра и устраиваясь между ягодиц. – Тилль, погоди, – испуганно просипел я. Мой голос прозвучал так слабо и жалко, что я почувствовал себя совершенно беззащитным перед Тиллем, мне даже казалось, что это вовсе не Тилль. Да, он сказал, что тоже поменяется... Но я не думал, что всё сложится именно так. – Я предупреждал, – жёстко ответил он, и, приставив головку к моему доселе девственному анусу, навалился на меня, вдавливаясь бёдрами. Я закричал, почувствовав как резко вошла головка, и изогнулся от боли. Хотелось умолять его вытащить и прекратить это, нет, всё должно было быть не так. Он обещал мне что будет аккуратен, нежен, что он будет слушать меня. Но я сам подписался на это и сейчас мог только терпеть, принимая его и тщетно пытаясь расслабиться. Он входил глубже и в какой-то момент начал мне дрочить. Я удивился, широко распахнув заплаканные глаза, и простонал, когда Тилль вошёл полностью. – Тебе больно? – вдруг спросил он. У него был такой холодный, безучастный голос, но глаза горели огнём, раздевая меня, хотя я и без того был раздет, но ему было этого недостаточно. Мне казалось, что он хочет снять с меня кожу, оголив мясо. Он как будто пожирал меня взглядом, желая обладать полностью, это сводило с ума, это был совсем не тот Тилль, которого я знал и любил. – Да, – всхлипнул я, – очень. – Дальше будет больнее, – заключил он и начал глубоко толкаться в меня, раздирая кишечник изнутри и посылая новые волны боли и удовольствия, когда задевал чувствительную точку внутри, которая была для меня просто спасительным островком с море страданий, где я тонул. Но постепенно боль отступала, заглушаемая удовольствием. Мои страдальческие стоны сменились страстными и вызывающими, а Тилль стал редко охать, тяжело дыша. Мы вошли во вкус: я кайфовал от ощущений в заднице и одновременной дрочки, Тилль всё сильнее ускорялся, начиная издавать что-то отдалённо похожее на мои стенания, только ниже и гораздо тише. Я же голосил и подмахивал во всю, ощущая себя последней шлюхой и получая от этого какое-то особое удовольствие. Толчки стали совсем рваными, и я понял, что Тилль скоро кончит. Мы сцепились в поцелуе словно в схватке. Увлечённый процессом, Тилль не заметил, как стих шум в подвале. Не услышал цоканья каблуков по мраморному полу. И скрипа двери тоже не услышал. А я всё прекрасно понимал и ликовал в душе. Я кончил, страстно выкрикнув "Тилль!", и мне даже показалось, что я слышал короткое "ублюдок" за дверью, брошенное Анной, и её удаляющиеся шаги.