Искусственные воспоминания

Огромный лес, наверное, простирался на тысячи километров вокруг. Здесь, кажется, всегда шел дождь. Холодный, беспощадный, даже у большого камина мне было холодно. Эти несколько невыносимых дней я будто не принадлежала самой себе, была где-то на грани, путая реальность с чем-то еще. - Вот, выпей, - я поднимаю глаза. Анна — так ее звали. Она хозяйка этого дома, единственная, кто говорил со мной все эти дни. Я принимаю большую кружку и делаю глоток. Мерзко на вкус, но зато потом приятно греет внутри, а после чуть кружится голова. Она садится рядом со мной, подбирая полы старенького тонкого платья, и палкой помешивает угли в камине. Отблески огня играют на ее светлых волосах и в бесцветных глазах. У нее удивительной красоты руки — длинные тонкие пальцы и гладкая кожа... Ее руки были перепачканы кровью Алироса, когда я увидела ее впервые. Я вздрагиваю и отворачиваюсь. - Никому не станет лучше оттого, что ты изводишь себя так, - говорит она, подкармливая огонь очередными несчастными поленьями. - Как он? - это самый страшный вопрос в эти дни. - По-прежнему. Его судьба во власти духов, - ее голос чист и спокоен, такому тону хочется верить. - Едва ли духи ему помогут, - я оборачиваюсь — Ариана стоит, оперевшись на дверной косяк. С ее волос стекают капли воды — она ушла сразу после того, как мы появились здесь. После того, как вышла из комнаты, в которой теперь лежит Алирос, объявив, что они сделали все, что было в их силах. - Тот клинок побывал на другой стороне, здесь даже чудо не поможет. - Зачем ты говоришь так? - Анна поднимается, обтирая руки о юбку платья. - И Ангелам Смерти ведомо милосердие и справедливость. Есть новости? - Ариана покачала головой, на меня она, кстати, не смотрела. - Я дам вам сухую одежду, - Анна улыбается. - Интересно, Иену подойдет одежда Виктора? - Иена нет со мной, - девушки скрываются в другой комнате, а я снова утыкаюсь в свои коленки. Все мы словно существуем в какой то промежуточной реальности, словно в дымке, словно неприкаянные призраки, шатаемся по дому, не замечая друг друга, каждый в себе, своих мыслях, чувствах, боли. К Алиросу никого не пускают, и я отчетливо ощущаю этот тонкий мерзкий запах по всему дому — аромат смерти, но не хочу в это верить, старательно отгоняю от себя мысли и гнетущие ощущения, просто пялюсь в огонь, пока внутри меня разверзлась огромная бездна боли. Лучше бы все кричали, обвиняли меня, били, молчание убивает... и искренняя доброта Анны тоже. Так не должно было произойти. Должно быть, мне все это сниться... На рассвете становится особенно пусто. Я не вижу его, но чувствую, холодные и робкие лучики нового дня настойчиво забираются прямо в сердце, оставляя после себя липкую пустоту. Этим утром я чувствовала себя отчаянно пустой и не существующей. Просто в один момент что-то оборвалось, какой-то части меня будто не стало, что-то стерлось, исчезло без следа, и я сидела, копаясь в себе, пытаясь понять, что именно не так. Ариана подошла к креслу, на котором, скукожившись, сидела я. Я сразу почувствовала ее, но не сразу подняла глаза, боясь ее, ее глаз, всего, что она может и должна мне сказать. Но бесконечно это продолжаться не могло. На меня она не смотрела, лишь на огонь и в ее черных теперь глазах была пустота. Я подумала, что, должно быть, именно так и выглядят ангелы смерти, какими бы они ни были. А потом на мою ладошку опустился небольшой холодный пузырек. В нем спал маленький зеленый дракончик, совсем крохотный и такой реальный. Он встрепенулся, когда я сжала пузырек, расправил крылышки и взлетел, описав круг в том, казалось бы, крохотном пространстве. - Он пожелал, чтобы его дух всегда был с тобой, - произнесла девушка и в одно мгновение мой мир наполнился душащей болью, рыдания Низэ где-то позади превратились в мои обжигающие слезы. Я просто поверить не могла... На закате на опушке недалеко от дома соорудили большой костер. Алироса, накрытого ослепительно белой простыней, уложили сверху, его тело было расписано непонятными мне узорами. Его лицо не было безмятежным, на нем будто бы виднелись следы тех мучений, что он перенес перед смертью. Низэ не переставала плакать, лица Винсента и Яна были непроницаемыми, они словно надели маски, закрываясь. Ариана держала Иена за руку, а Анна и ее брат Виктор поливали тело благовониями и маслами. И лишь я стояла немного в стороне, сжимая в руках склянку с маленьким дракончиком. Слез больше не было, я осушила все свои запасы. Низэ поднесла горящий факел к основанию кострища, хотя это должна была делать я. Даже издалека я ощущала жар зарождающегося пламени. А потом вдруг возникла песня. Медленная, на незнакомом мне языке. Ариана и Анна пели, тихо, но каждое слово будто проникало внутрь, заставляя все сжиматься. Это будто я сгорала на этом костре, это я исчезала, это меня больше никогда не будет существовать... Лес притих, сочувствуя горю, ветра не было, но тихой песне вникало и вторило каждое живое существо вокруг, и это уничтожало меня еще сильнее... Я не заметила, когда они закончили. Ариана стояла передо мной, ее глаза светились в темноте и я видела в них ненависть. - Я говорила тебе. Я просила тебя держать эту слабачку под замком, не давать ей воли, но в итоге Алирос погиб из-за того, что ты сдалась, он умер потому, что ты на минуту засомневалась. Ты должна была сражаться за всех них, сражаться изо всех сил, Кита... Я скажу тебе еще кое-что, - она подошла совсем близко, - Ты должна защищать их, Ты ответственна за них. Они готовы всем ради тебя пожертвовать, не задумываясь, но ты просто маленькая эгоистичная дрянь, которая никогда кроме самой себя ни о ком и не помышляла, для которой важно только собственное мнимое спокойствие, потому что ты боишься правды. А правда в том, что ты совершила нечто ужасное прежде. Вот только ты не понимаешь, что теперь ты другая. Но сейчас слишком поздно. Ты саму себя уничтожила, и я всей душой желаю, чтобы ты страдала как можно сильнее. В этот вечер не было дождя, воздух был пропитан сладковатым запахом, слишком приторным, а лес затих, не издавал ни звука, словно тоже скорбел. Все вокруг окрасилось черным цветом, а я даже не могла вздохнуть полной грудью, потому что каждый глоток воздуха приносил боль. Мы ушли, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, но в ушах все еще звучала тихая песня — плач Скорби, она давила на меня изнутри. Едва ли я когда-нибудь смогу спокойно смотреть на огонь, ведь он забрал у меня моего Алироса. Хотя нет, это я его у себя отобрала. Так глупо лишила себя частички чего-то важного. Низэ все еще всхлипывала, она не могла успокоиться, и я впервые вдруг подумала, что на самом деле не знаю их. Ни одного из них, хотя у меня было предостаточно времени открывать для себя дорогих, как я думала, мне существ. Однако Ариана права, я лишь позволяла им заботиться обо мне, не особенно желая копаться в них самих. Быть может, если бы я попросила, попыталась поговорить, во мне не было бы сомнений, быть может, я была бы тверда в своем решении уничтожить Морена и у нас бы все вышло, все бы мы были вместе, я бы не позволила им сражаться, будь я хоть капельку более уверенной и внимательной. Я ведь совсем не знала Ала, а так многое вдруг именно сейчас захотела ему сказать. И видимо для Низэ он был больше, чем просто соперник, союзник, брат.... и, в отличие от меня, она не боялась показывать свою боль. - Я уложу ее, - Анна появилась рядом и тоже смотрела на Низэ, дрожащую в руках Яна. Она будто спрашивала у меня разрешение или еще что-то. Я кивнула. Наверное, Низэ нужно забыться сном. Анна кивнула в ответ и скрылась в кухне, а позже вернулась с пузырьком и начала уговаривать девушку пойти с ней. Я могла бы помочь, наверное, должна была, ведь, как оказалось, именно Низэ пострадала больше всех, но я не находила в себе сил даже сдвинуться с места, просто стояла в дверном проеме и сжимала в руках склянку с драконом. Себастьян помог Анне довести Низэрфилл до комнаты. Винсента тоже не было, он вообще словно растворился в воздухе, стал еще более далеким. Все и всё было мне чужим. - Вот, выпей, согревает, - обращались не ко мне. В кухне сидела Ариана, неизменный Иен рядом с ней, а еще Себастьян и Виктор, которому и принадлежит голос. Я не знала, что именно чувствовала, смотря на эту идиллию Арианы и Иена, на то, как он держит ее ладошку в своей, бережно обнимает, на то, как он вообще смотрит на нее. Она говорит о том, что я должна защищать их, но сама едва ли делала то же в отношении Иена! Она ведь только и делает, что командует, всеми, всегда, и им в том числе. Это и есть ее забота? Это и есть ее защита? Какое право имеет девушка с возросшей манией божества указывать мне какой должна быть я? Ариана принимает кружку из рук Виктора и делает глоток, а потом кривится. - Что за дрянь? - Настойка, мы делали ее лет пятьдесят назад, когда кровавые цветы еще росли на опушке леса, - Виктор пожимает плечами и протягивает еще одну кружку Себастьяну. - Согревает и успокаивает, - поясняет он. Ариана утыкается в шею Иена, закрывая глаза. - Нужно двигаться дальше. - Едва ли все мы сейчас в состоянии, - возражает Ян. - Именно поэтому нужно двигаться сейчас, - девушка открывает глаза и снова делает глоток из кружки. - Связь между вами куда крепче, чем я представляла себе, Морен и Айронстилл тоже в скорби, так же слабы, если и действовать — то сейчас, дальше он только обозлиться и мы едва ли выиграем вашу гражданскую войну в ближайшем времени. - Ты все правильно говоришь, но... - Ян тяжело вздохнул. - Я могу стереть Низэ память, заставить ее забыть, - Ариана перевалилась через стол и взяла Яна за руку. - Она искренне любила его, Себастьян. Такие раны не затягиваются, никаким бальзамом их не излечишь. Время притупляет ощущения, но если ее не оберегать — она будет следующей, кого вы потеряете. Вы для меня не просто знакомые или друзья, Себастьян. Вы — частичка нас, слишком дороги, бесценны. Я не могу позволить вам умереть, больше нет... - Вот только не Морен ваш истинный враг, - Иен крепче обнимает Ариану и теперь они оба тоже кажутся мне уязвимыми. Я вдруг понимаю, что не могу здесь находиться. Здесь все еще пахнет кровью Алироса. Тихо выхожу из дома и бреду к той самой опушке. Кострище медленно тлеет — сладковатый запах источает оно. Я сажусь рядом на мокрую траву, пытаясь впитать в себя последние толики тепла, что можно получить от Алироса. Дракончик в склянке недоуменно смотрит на кострище и притихает, а я вдруг начинаю плакать. Засовываю руки прямо в угли, но жар не причиняет мне боли. Вся боль у меня внутри. - Прости меня, Ал... *** Она беспомощно жалась к Айронстиллу, хотя и не имела права. Ее трясло, ничего не проходило, а внутри было жарко от раздирающей боли. Она никогда даже не представляла, как сильна была эта душевная боль. Сейчас в голову приходит тысячи вариантов спасения Алироса, она могла дать ему свою кровь, в конце концов, ведь Морену и Ти помогало... вот только этот проклятый клинок она забрала с собой в Мир Теней и раны, оставляемые им, не могут быть залечены... Это должна была быть Кита, это она должна была умереть! А сейчас она сидит там, у пепла Ала и плачет... она не имеет права, не имеет, не имеет! - Она не должна быть там, почему она плачет? - Айронстилл лишь прижимал ближе свою малышку. Лира на его памяти еще ни разу не плакала, она не должна плакать, но сколько он ни пытался — успокоить ее ни он, ни Морен не смогли. Они оба чувствовали скорбь от потери брата. Все должно было быть не так, но едва ли они имели право выбора. - Почему она плачет? Почему, Ти? Это ведь ее вина, ее, она не должна прикасаться к нему, не должна! - Айронстилл лишь качает головой и крепче сжимает в объятиях свою девочку. Ради нее он был готов на все еще до того, как Морен его нашел после того, что случилось... и отнюдь не плачущая над прахом его брата Кита для него центром Вселенной... - Она должна пожалеть об этом... Ти... - Она пожалеет, Лира, пожалеет.... *** В дом я вернулась уже глубокой ночью. Очевидно, все уже спали — в доме было так же тихо, как и в лесу. - Где ты была? Я волновался, - Винсент сидел за большим столом на кухне. Без света, поэтому я его не заметила. Он впервые заговорил со мной сам с моей первой встречи с Мореном. - Я... Я была в лесу, хотела побыть одна, - я пыталась его разглядеть, но даже с моим зрением это было довольно сложно. - Эти леса опасны, хоть и кажутся пустынными. Тебе нужно быть осторожнее, Кита, - он встал, сделав ко мне шаг. - Я не знала... А где все? - удивительно, но я опасалась своего Винсента. - Ариана, Иен и Себастьян уехали часа два назад, Ари полна решимости закончить все как можно скорее, Низэ спит, ей дали сильное снотворное, Анна и Виктор ушли в лес, у лекарей свои ритуалы, - еще немного ближе. - Ариана сказала, что может стереть Низэ память... - Мы не можем решать за нее, - теперь я могла видеть его лицо. Он явно думал о чем-то, будто не мог решиться, а внутри меня все предательски замирало. Мне так нужно его утешение, просто объятие, снова почувствовать его тепло, чтобы забыться и ни о чем не думать, как раньше. - Она на самом деле любила его? Как я могла не заметить? Эти их перепалки, да и они всегда были вместе, редко разлучались, я... - Ты не виновата в том, что Алирос погиб, - вот она, та фраза, что я так хотела услышать. - Что бы ни говорила Ариана, ты в этом не виновата. Во всем этом скорее моя вина. - Твоя? Что за чушь, Ви... - но он сгребает меня в объятия, не давая договорить. Я чувствую, как сердце пропускает удары, чувствую себя маленькой, словно не существую. - Это я струсил, - он уткнулся в мою шею и я ощущаю его обжигающее дыхание на своей коже. - Винсент,- я обнимаю его, но он отстраняется. Снова эта нерешительность в его глазах, но потом он снова прижимает меня к себе, крепко, уверенно. Его пальцы поддевают мой подбородок и я широко раскрываю глаза, когда его губы нежно касаются моих. На секунду мне кажется, будто это не со мной происходит, будто я сплю, такого просто не может быть. Но Винсент продолжает легко целовать меня, прижимая к себе, слишком реальна мягкость его губ, его запах, его тепло. А потом я будто схожу с ума, обвивая его шею руками, и отвечаю на его поцелуй, потому что мне хочется большего. Будто, если он перестанет меня целовать, я умру, будто вся вселенная обрушит на меня всю свою ненависть и скорбь, тогда я снова останусь одна и он больше никогда не прикоснется ко мне... я крепче прижимаюсь к нему, чувствую его легкую дрожь, которая находит отголоски в моем теле, от недостатка кислорода начинает кружится голова, но от этого ощущения только ярче. Винсент сажает меня на стол, а я притягиваю его ближе, почти урчу от того, что он трогает меня, однако он не переходит границ и я хныкаю, когда он отстраняется. Ощущение, что только когда он целует меня, я жива, так, и только так должно быть. Я тянусь к нему и целую снова, и тогда он уже не сдерживается, его поцелуи грубее, но так даже лучше, он легко поднимает меня на руки, будто я пушинка, и тащит в свою комнату, а я стягиваю с него рубашку, касаюсь губами распаленной кожи на груди и удивляюсь — откуда во мне это? Нет ни стыда, ни неуверенности, только дикое желание, сметающее все на своем пути. Я получаю особенное удовольствие от легких разрядов электричества от прикосновений наших тел, от того, как легко его губы касаются моей кожи, от мягкости его волос, в которые я вцепилась пальцами, от его пьянящей нежности, смешанной с огненной страстью. Мне хочется узнать его, всего, до конца, мне нравится ощущать его кожу под своими пальцами, чувствовать, как напрягаются мышца когда я касаюсь их , нравится думать, что ему так же приятно, как и мне. Я кусаю губы — свои и его, пытаясь сдерживать тихие стоны или просто потому, что мне нравится. А когда он медленно входит, перед моими глазами начинают плясать звездочки. Я чувствую что-то невообразимое, такое, что по щекам медленно начинают стекать слезы, я не знаю, что это, словно вспышка, озарение, будто мое тело горит. Я утыкаюсь ему в плечо, и всхлипываю, чем пугаю его. Но меньше всего на свете я хочу, чтобы он останавливался. Поэтому просто целую его, наваливаясь, и опрокидываю его на спину. Мне безумно нравится это легкое недоумение на его лице, нравится, как он напрягся, нравится ощущать его внутри. Мне хочется, чтобы и ему так же хотелось смотреть на меня, нравилось то, что он видит и каким-то непостижимым образом я понимаю, что это так, что мы словно один организм, неразделимы, срослись кожей..... Мне нужно немного времени, чтобы хотя бы немного успокоить эти бури внутри, его пальцы, легко царапающие мои бедра помогают и теперь я довольно улыбаюсь, притягиваю его к себе, заставляя сесть и целую, отдаю свою душу, прижимаясь всем телом. Его движения, мои, рваные поцелуи и прикосновения, все сливается, я теряю связь с реальностью, перестаю быть собой, когда внутри меня что-то ломается, взрывается, обдавая жаром и меня и Винсента и я становлюсь кем-то другим, незнакомым, тем, кто принадлежит ему без остатка. Он целует меня, успокаивая и я просто отдаюсь его рукам, закрывая глаза, все еще чувствуя его всем телом.