Искусственные воспоминания

Сколько себя помню, я всегда видела этот сон. Насколько я помню, он – единственное четкое воспоминание моей жизни. Печально подумать, что за столько лет, единственное, что я могу вспомнить – это сон. Хлюпающая гора трупов до небес, стоны и крики, что-то липкое вокруг, что-то, в чем измазаны мои руки и моя одежда, что-то, что, казалось, пропитало меня до основания, что будто питает меня. Вонючий запах с примесью железа приятно щекочет ноздри. Мир вокруг окрасился в красный. Под ногами что-то приятно хрустит, как первый снег или разбитое стекло. Опуская глаза, я вижу, что иду по изломанным человеческим телам. Мне ничуть не страшно, мне приятно, и я нарочно наступаю сильнее, вкладывая больше силы в каждый шаг, чтобы треск был слышен отчетливее. Мне не жаль, что весь мир превратился в кишащее болото, от этой мысли мне становится теплей. Горы изуродованных трупов вздымаются к небу ровными формами, радуя глаз, и я медленно хожу от одной к другой, будто ищу чего-то. Никого нет, я одна, и это меня ни капли не расстраивает, хотя я до безумия боюсь одиночества. Наконец, я нахожу, что хотела. У основания очередной пирамидки я вижу тело мужчины, изломанное чуть меньше, чем все остальные. Его глаза открыты – холодные и довольно устрашающие стекляшки, а рука вытянута вперед, будто он пытается дотянуться до чего-то, пытается дотянуться до меня. Рядом лежат еще какие-то тела, важные, но я не могу рассмотреть их как следует. Я сосредоточена на трупе мужчины. - Не смотри на меня так, папа, - раздосадовано говорю я и опускаю его веки нелепым движением. – В конце концов, ты сам этого захотел. Хмыкаю и быстро оборачиваюсь, потому что чувствую чье-то присутствие. Встречаюсь взглядом с восхитительными глазами цвета только что скошенной травы с прекраснейшими тонкими переливами шоколада, где-то глубоко внутри, глаза, в которых скрывается тяжелая и давящая бездна чувств, глаза, которые раздражают и которых я боюсь, которые сотрясают меня до глубины души яркостью своей ненависти. Глаза, которые ломают во мне что-то, отчего я начинаю понимать, что все вокруг - моя вина. И труп отца у моих ног – желанная цель. Тогда я задыхаюсь, падаю, меня трясет крупная дрожь, совершенно невладение самой собой. Груз вины и непонимания, жгучее желание все исправить – лишь одна сотая чувств, подкосивших меня. Я знаю, знаю, что в моих силах все исправить, но я просто не знаю как, будто в бешеном течении дней я вдруг упустила что-то важное, что-то, что могло бы помочь, что-то, на что я по глупости не обратила внимания. И тогда я падаю по-настоящему. Падаю в глубину ярко-зеленых глаз, так яро ненавидящих меня… Я всегда просыпаюсь с криками и еще долго не могу прийти в себя. Я ни разу так и не нашла в себе смелости рассказать папе, который нежно и ласково обнимает меня, пытаясь успокоить, что я убиваю его почти каждую ночь.