***
Билли не находил себе места — две банки пива он выпил, даже не заметив. Макс отметила его паршивый настрой, поэтому ограничилась только одним вопросом о его самочувствии, рассудив, что лучше находиться подальше от того места, где вот-вот начнётся буря. Харгроув был зол: отчасти на Анну, но больше на Германа. Кто он вообще такой? Едва появился в школе, сразу завоевал авторитет и доверие парней из круга Билли, те дня три бегали за ним, как собачки. Конечно, он притащился из Вашингтона, это делает его рангом выше остальных, но почему он стал настолько важной персоной? А Анна? Она появлялась в школе чуть ли не раз в неделю, почти ни с кем не говорила, тем более из его класса. Как Самьюэлз вообще заметил его девушку? О порядках, конечно, он совсем не ведает и, конечно, не знает, что его ждёт за то, что он приглашает на свои грязные тусовки девушку Харгроува. Он посмел позвать её, но оставил в неведении самого Билли — это не может оставаться безнаказанным. Отец и Сьюзен снова уехали на неделю, повесив Макс на парня. Это так раздражало. Блондин схватил одну из пустых банок и швырнул в стену, запачкав её остатками алкоголя. — Что случилось, Билли? — Не выдержала Макс. Она больше не могла смотреть на убивающегося брата, даже не зная причины его поведения. — Самьюэлз случился, — вот что, — рявкнул в ответ юноша. Мэйфилд не обратила внимание на его тон. Устроившись на диване, она решила подробнее узнать, что происходит, сама не ведая, куда делся страх. И Билли рассказал. Рассказал, что совсем не доверяет новенькому, что считает подозрительной эту тусовку, что волнуется за Анну. Что сейчас, возможно, она пьяна и лежит где-то на лужайке у дома этого Германа. Волнение передалось и Макс — она не слышала, чтобы сестра Майка куда-то собиралась сегодня. Конечно, Майк не знает, чем и когда занимается Нэнси, так что, наверное, не стоит так переживать. — Знаешь, сходи прогуляйся, — неожиданно выдала девочка, — может, на улице будет полегче. В конце концов, сам подумай — Анна племянница шерифа. Неужели ты считаешь, что этот твой Самьюэлз посмеет причинить ей вред? Так что успокойся и проветри голову. Билли шумно вздохнул. Макалистер довольно близкая родственница Джима Хоппера, вряд ли кто-то посмеет даже подумать причинить рыжеволосой вред. И всё же что-то не так, Харгроув чувствовал это, чувствовал и то, что должен быть сейчас не здесь. Максин закатила глаза и силой вытолкнула парня на улицу, всучив в руки джинсовку, она захлопнула перед носом брата дверь. Возмущение Билли быстро сменилось смирением, и он направился вдоль по улице. Сейчас нет даже шести вечера, но только недавно светлое небо уже преобразилось в сплошную чёрную завесу, зажглись фонари. Было тепло, на дороге появились проплешины асфальта, но основная масса снега отчаянно сопротивлялась дневному свету, набирая прежнюю силу холодной ночью. Только деревья продолжали стоять неизменно голыми, покрытыми инеем, совсем не готовыми к весне. В домах по всей улице зажигался свет, за окнами сновали тёмные силуэты. Странно, что они здесь, ведь большую часть этого района заселяют ученики старшей школы Хоукинса. Массовый отказ от бесплатного пива и развлечений? Всем разом предки запретили выходить? Это было словно знамение чего-то ужасного. Круговорот мыслей Харгроува остановила фигура метрах в пятнадцати-двадцати от него. Она показалась юноше знакомой, и он поспешил за ней, остановившись только тогда, когда уже обогнал знакомого. А точнее, знакомую. Перед ним стояла Нэнси Уилер, вероятно, это её вечерняя прогулка, и после неё девушка уже никуда не собирается: волосы растрёпаны, макияж смыт, да и в целом выглядит она сонной. — Добрый вечер. — Он был добрым, пока ты не появился. Что тебе нужно, Харгроув? — Хмуро отозвалась неожиданная собеседница. Она совсем не была настроена на беседы, тем более с ним. — Я задам только один вопрос и исчезну, ладно? — Билли выставил руки перед собой, пытаясь приостановить поток неприязни одноклассницы. — Почему ты не на вечеринке? — Дождавшись, пока Уилер, недовольно поморщившись, кивнёт, спросил светловолосый. — Харгроув, у тебя с головой нормально? — Девушка очень хотела спать, возмущение в её голосе было таким вялым, — Какой к чёрту вечеринке? Какой придурок будет устраивать вечеринку зимой, если большая часть народа постоянно толпится во дворе? Билли остановился, Нэнси тоже. Пазл в голове начал медленно складываться — вот, что ему так не нравилось во всей этой истории. Пик вечеринок в более тёплое время, когда из дома можно прыгнуть прямо в бассейн на заднем дворе, а не в сугроб. Тусовки зимой перестали устраивать, потому что на них почти никто не приходит даже ради алкоголя. Уилер смотрела на парня не отрываясь уже несколько минут, протянувшихся для неё вечностью — девушка уже шла домой, она ужасно замёрзла и хочет спать, каждая минута вне постели для неё страшная мука. Но взгляд её прояснился, потому что она поняла: что-то случилось. И если это так сильно взбудоражила Харгроува, то это очень серьёзно. — Анна… — только и произнёс Билли, прежде чем кинуться со всех ног обратно к дому, где он сядет в машину и помчится к дому Самьюэлза… Только вот он не знает адреса. Остановившись, он обернулся и заметил Нэнси, медленно бегущую на своих заледенелых ногах. Он сам остановил шатенку, ухватив за плечи, — Ты знаешь, где живёт Герман Самьюэлз? — Сначала скажи, что случилось? Что с Анной? — Девушка нахмурилась и посмотрела в глаза парня. — Мы теряем время! — Билли хорошенько тряхнул девушку, словно она была тряпичной куклой, — Ты. Знаешь. Где, чёрт возьми, живёт этот мудак Самьюэлз?! — Прямо метров триста по той дороге, где ты однажды чуть не задушил Анну, — на одном дыхании выпалила Уилер. То ли страх за Анну, то ли этот огонь в глазах Харгроува заставил её довериться парню. Услышав долгожданный ответ, Билли оттолкнул подругу Анны и вернулся к машине. Руки слегка тряслись, но он сумел совладать с волнением и завести машину, а затем выехать на дорогу…***
Руки слегка тряслись, кажется, волнение снова взяло верх над Макалистер. Так страшно было постучать в эту массивную дверь, словно за ней её мог ждать ночной кошмар наяву, а не Герман в компании друзей. Собравшись с мыслями, Анна, наконец, смогла унять дрожь и два раза ударила кулаком по двери, надеясь, что её услышат. Хотя с чего бы не услышать в такой тишине? За дверью послышались неторопливые шаги: кто-то спускался с лестницы, судя по всему. Затем звон ключей и защёлок — их было шесть по меньшей мере. Кажется, семья Самьюэлзов всерьёз беспокоится о своей безопасности. Дверь распахнулась, а на пороге пред рыжеволосой предстал Герман. Его волосы были уложены назад, внешний вид больше напоминал вид парня, собирающегося в ресторан, а не собирающего у себя пьянку: выглаженные брюки, ослепительно-белая рубашка, рукава задраны до локтя. — Я…пришла слишком рано? — Первой нарушила неловкую паузу Анна, — Почему тут так тихо? — Проходи, не стесняйся, — юноша подтолкнул Макалистер в дом и тут же захлопнул дверь, и вернул все замки и защёлки в прежний вид. Анна не уделила должного внимания этому жесту, — да, ты немного рано. Мои родители уехали, соседи в отпуске, тут ещё неделю будет такая тишина и благодать, — он улыбнулся, — разувайся и проходи. Анна улыбнулась в ответ и поспешила стянуть ботинки на высоком каблуке — сегодня у неё ужасно болели ноги, и каждая секунда не на плоской подошве была наполнена ужасной ноющей болью. Коридор был обустроен в тёмных тонах — внутри дом парня напоминал какое-то средневековое поместье, особенно дизайн этой мебели из красного дерева. Девушка прошла в гостиную, которая по своей мрачности не уступала коридору, даже обои нежного зелёного цвета нисколько не освещали помещение. Зато хрустальная люстра на потолке наверняка приносит немало света, отражающегося в крупных стеклянных камешках. Обратив внимание на северную стену, Макалистер увидела камин, главным достоинством которого был настоящий огонь, а не подсветка. Потрескивание полена в языках пламени ласкало слух, а ещё неплохо грело. Помещение было просторным и таким пустым — посреди комнаты стоял диван и два кресла чуть темнее цвета обоев, а между ними находился журнальный столик. Тоже из красного дерева. На стороне, где находились окна, не было никакой мебели, только картины, а на противоположной стороне были четыре книжных шкафа, доверху забитых книгами. — Кем работают твои родители? — Всё ещё завороженная интерьером гостиной, спросила Анна. — Я не совсем знаю, — Герман взглянул на девушку, улыбнулся, видя её заинтересованность в доме. Юноша прошёл к подоконнику и взял две книги, что там лежали, намереваясь вернуть их на положенное место, — они не говорят о работе при мне. Много секретности, даже та ма-алая часть, которую знаю я — большой секрет, мне запрещено об этом говорить. Анна понимающе кивнула и подошла к картине. На холсте был изображён бал — девушки в роскошных кружевных платьях, усыпанных драгоценностями, кружили подле своих партнёров. Художник, написавший эту картину, был невероятно талантлив, Анна погрузилась в атмосферу внутри холста, она словно слышала звон бокалов, голоса и смех гостей. Макалистер всегда видела в средневековье только красивое и доброе, упуская из виду эпидемии, рабство и войны. В нынешнее время хватало горечи, а ей просто хотелось верить, что какие-то герцоги и графы счастливо жили в своём семнадцатом веке. Девушка почувствовала тяжесть в районе талии и резко развернулась. Перед ней стоял Герман, изучая её черты лица, одежду взглядом. Всё его напускное безразличие и сдержанность исчезли — в глазах чётко читалось желание, тот самый огонёк, который загорается у мужчин, когда они возбуждены. Анна упрямо отрицает этот факт и пытается мягко убрать руки парня со своего тела, но тот держит их крепче ожидаемого. Тогда девушка второй раз бросает на него взгляд, но уже полный паники, испуга. Сейчас она так жалеет, что не взяла с собой чёртов нож, хотя Билли буквально умолял об этом. — Брось противиться, Анна, — Самьюэлз склонился над ухом рыжеволосой, — ты ведь сама хотела этого, или на самом деле поверила в «вечеринку». — Анна снова взглянула на юношу, пытаясь понять, что он имеет в виду, — Боже, Анна, неужели правда поверила? Ты же такая умная, за такую глупость тебя придётся наказать… Одним резким и уверенным движением Герман перехватил руки Макалистер и поднял над её головой, едва не задев драгоценную картину. Одной рукой он придерживает руки девушки, а второй разрывает все пуговицы, сдерживающие края блузки спереди. Бусинки молочного цвета мигом рассыпались по полу, словно кто-то порвал жемчужное ожерелье, но ни Герману, ни тем более Анне было не до них. Макалистер всё это время как будто не помнила о том, что может говорить. Обретя вновь дар речи, она во всю глотку звала на помощь, на что Самьюэлз самодовольно напомнил о недельном отсутствии людей в ближайшей округе, попросил сберечь голос для дальнейших развлечений. Наслаждаясь своей сладкой победой, парень перешёл к более активным действиям — коснулся губами щеки девушки, всё ещё пытающейся проломить головой стену, чтобы у хозяина дома не было шанса дотянуться до неё. В какой-то момент ему надоели эти безрезультатные попытки поцеловать непослушную девчонку, тогда он грубо ухватил её за подбородок и насильно повернул к себе, впившись в её губы. Анна сопротивлялась, как могла, не давая языку парня проникнуть в её рот, но вскоре осознала, что долго так не протянет, а её щёки ужасно болят от цепких пальцев. Тогда она выбрала подходящий момент и укусила нихжнюю губу шатена, в следующее мгновение уже чувствуя вкус железа во рту. Парень недовольно прорычал, а рыжая едва держалась на ногах и в сознании — от крови во рту весь мир закружился, ощущения напоминали те, когда Билли едва не убил её. Только сейчас было хуже, гораздо хуже. Но Макалистер сумела вовремя взять себя в руки, пока Герман оставался в полной растерянности, — ударив его между ног, тем самым освобождая свои руки от хватки парня, Анна бросилась к выходу. Ноги едва слушались, всё вокруг плыло, а осознание того, что даже покинув дом она не сможет далеко убежать, мешало двигаться сильнее всего. Едва она ухватилась за своё пальто, намереваясь снять его с вешалки, левое плечо пронзила адская боль, от силы удара Анна не выдержала и рухнула на пол. Плечо продолжало болеть, малейшее движение приносило сильнейшую боль, и тогда девушка поняла — Герман вывихнул ей плечо. Но ему было явно всё равно — ухватившись за левый рукав блузки и тёмно-рыжие волосы девушки, он поднял её и толкнул обратно в гостиную, не обращая внимания на вскрик. Пройдя в комнату следом, он навалился на рыжую всем весом и прижал к стене. Картина над головой опасно пошатнулась — Самьюэлз скривился и всё таким же резким и решительным движением бросил порядком вымотанное девичье тело на диван. Голова Анны разболелась сильнее прежнего, запульсировала, а в глазах всё так и мерцало, не складываясь в целую картину. Темноволосый устроился сверху, прижал девушку предплечьем за горло, частично перекрыв поток воздуха, отчего в голове Анны всё смешалось сильнее, но теперь она ещё и стала кашлять, хватаясь за каждую молекулу кислорода. Герман языком коснулся шеи девушки, прикусил кожу в том месте, спустился ниже и сделал тоже самое, оставляя так свои отметины по всему телу. У девушки просто не оставалось сил кричать, сопротивляться, она едва удерживала связь с реальностью. Только когда Самьюэлз приподнял её и начал расстёгивать лифчик, Анна попыталась ударить его, но повреждённое плечо предательски заняло, а за свою тщетную попытку сопротивления она получила ещё и сильную пощёчину. Герман злился на неё, его раздражала эта непокорность. Он ударил девушку по лицу, потом опять и снова, пока на губе не выступила кровь, а сама Анна уже закрыла глаза, имея возможность только слышать происходящее вокруг. Откуда-то раздался грохот, похожий на тот, когда что-то тяжёлое падает с большой высоты. Это заставило Германа отвлечься от своей жертвы — он поднял голову, взгляд прояснился, мышцы лица напряглись. Анна, которая также слышала шум, с усилием разлепила глаза и проследила за взглядом Самьюэлза. Но в доме снова наступила тишина, потому хозяин дома посчитал, что какая-нибудь из массивных книг отца снова упала, и вновь навис над жертвой. Та успела только зажмуриться от новой волны страха, как почувствовала облегчение — Самьюэлз больше не придавливал её своим весом. Осознав это, Анна присела, приложив к этому движению немало усилий, и посмотрела на причину своего облегчения. Билли едва не проехал эту чёртову улицу из-за скорости, которую набрал за всё время поездки. Остановившись возле дома одноклассника, он вышел, захлопнув дверь с таким грохотом, что его наверняка слышали ближайшие соседи шатена. К счастью, окна были расположены достаточно низко, чтобы Харгроув сумел разбить булыжником стекло, а затем, постелив на раму джинсовку, забрался внутрь особняка. На осмотр обстановки у него не было времени, всё, что он успел понять из общего вида, так это то, что Самьюэлзы совсем не бедствуют. И, конечно, то, что никакой вечеринки и вправду нет, а предчувствие его не обмануло. Светловолосый двинулся наугад — вышел из комнаты в коридор, затем прошёл в сторону прихожей, сразу заметив напротив гостиную и голову Германа, напряжённо осматривающегося. Как только он наклонился, Харгроуву снесло голову, ибо тот дал ему сигнал для начала действий. Всего несколько широких шагов понадобилось юноше, чтобы добраться до дивана, затем он подхватил парня за рукава рубашки и резко поднял с Анны, которую уже успел заметить. Билли со злостью отбросил Германа. Сейчас сочетание его злости, адреналина и результата всех тренировок давали ему немыслимую силу — противник отлетел к стене, от удара о неё сотрясся весь этаж точно. Не оглядываясь на Макалистер, парень вновь подошёл к Самьюэлзу, поднял его, прижимая к стене и посмотрел в глаза. — Что ты сделал? — Несмотря на тон, юноша выглядел спокойно. — Что ты с ней сделал, ублюдок?! — Ничего, — шатен старался говорить ровно, но ему с трудом удавалось скрыть страх. — Врёшь, урод! Билли замахнулся и со всей силы ударил парня кулаком по лицу. Кровь тут же растеклась по его лицу — этого удара было достаточно, чтобы разбить ему нос. — Я научу тебя не лгать. Научу тебя не трогать девушек, если они того не просят, тварь. Все эти слова звучали из уст Харгроува абсолютно спокойно. Но удары, которые за ними последовали, он наносил, используя всю свою ярость. Он бил в основном кулаками и в лицо, медленно и верно превращая лицо Германа в кровавое месиво, но потом, когда на его собственных костяшках выступила кровь, Билли ухватился за горло темноволосого и стал бить его головой о стену, в какой-то момент разжав руку. Самьюэлз обессиленно съехал на пол. Он оставался в сознании, даже мог адекватно оценить, сколько травм он уже получил. Билли намеревался напоследок хорошенько пнуть парня, оставить ему на память ещё пару переломов рёбер. — Стой… Билли, подожди. — Дрожа и едва не падая, к нему подошла Анна. — Анна, иди к машине, я скоро подойду, — в голосе Харгроува послышалась привычная сталь. — Билли, ты итак его уже избил… С него хватит, а его предки могут написать на тебя заявление. Прошу, отвези меня домой… Она дрожала от шока, а не от всех травм, полученных за этот вечер. Все эти переживания отняли у неё не только психологическое здоровье, но и физическое, поэтому Анна почувствовала, как падает. Билли вовремя успел подхватить девушку. Он совершил ошибку, когда попытался закинуть левую руку рыжей себе на плечо — сдерживая крик, она прошипела, что плечо вывихнуто. Блондин ещё раз зло посмотрел на Германа, который не спешил подниматься, но решил оставить его в покое. Сейчас лучше всего привести в порядок Анну, тем более, он теперь заметил и кровь на её лице. Лёгким движением подхватив Макаслистер на руки, он вошёл в комнату, где было разбито окно, ибо искать ключи от входной двери у него не было времени. Поставив девушку на ноги, Билли первый перемахнул наружу, а затем помог ей спуститься, снова подхватив на руки, стоило рыжеволосой коснуться земли. Всё то время, что они ехали, Харгроув провёл в своих мыслях, почти каждая из которых была «Я убью этого урода», не обращая внимания на Анну. Та, в свою очередь, погрузилась в сон…***
Отличать реальность от подсознания Анна научилась не так давно. Все ощущения, что она испытывала в нематериальной части мира, были даже более реальными, чем в подлинной части, включая запахи, боль, голоса. Но девушка сумела понять, что все её сны и видения начинаются одинаково тревожно. Чтобы это подтвердить или опровергнуть, Анна начинала копаться в воспоминаниях — что последнее она делала, и где она это делала. Ещё ни одно её видение не начиналось там, где заканчивалось её последнее воспоминание. Анна проверяла, находится ли она в реальном мире, когда оказалась у дома Самьюэлза, но, увы, напряжение гласило о настоящей опасности. Макалистер находилась в том самом помещении, которое она видела во сне. Но сейчас она была не просто наблюдателем, а участникам. И это было не единственное изменение — ни кричащей девушки, ни врачей в комнате не было. Анна прошла к окну и инстинктивно коснулась стекла, проверяя его на прочность — как только во сне его разнесло от одного порыва ветра? И вообще снаружи не было снега, не было ничего, предвещающего плохую погоду. Лето, деревья с густой листвой насыщенно-зелёного цвета, слепящее солнце. В глубине души девушка ликовала, что на этот раз её, кажется, ждёт другой сон — то есть, цикл нарушен. Однако ощущение того, что её может ждать что-то гораздо хуже, перекрывало всю радость. Дверь за спиной захлопнулась, и рыжая обернулась. Перед ней стояла женщина: шатенка, выше неё самой сантиметров на пять-семь, не больше, светлая кожа, как у самой Анны, синие глаза. Макалистер понадобилось время, чтобы узнать в ней женщину, что лежала здесь. Её красоту было сложно передать словами, то, насколько неузнаваемой сделала её болезнь, или что-то другое, что с ней произошло, отчего кожа почти потеряла естественный оттенок и блеск, а радужка глаз словно поблёкла, также не поддаётся объяснению. Женщина медленно подошла к Анне, коснулась её щеки, плеча, которое здесь было абсолютно здорово. На её лице заиграла улыбка, такая тёплая и приветливая, что Макалистер сразу доверилась ей. Но её лик вдруг стал серьёзным, затем опечаленным. Она взяла руки девушки в свои и крепко сжала. — У нас мало времени, дорогая, — Голос шатенки был волшебным, чарующим, Анна была готова слушать его, не вникая в суть самого разговора, — Ты должна найти его. — Кого? Кого я должна найти? — Дневник, милая. Только ты сможешь всё закончить, больше никто не сможет. — Темноволосая переместила руки на плечи Анны и сильно сжала их, чтобы та обратила внимание на последующие слова, — Слушай внимательно. Ты должна вернуться на фабрику, в подвал. Там есть комната, в конце коридора в западном крыле. В этой комнате полно записей, книг, блокнотов. Тебе нужна книга в кожаном переплёте каштанового цвета. Сверху ты увидишь надпись, сделанную белой краской, «Происшествие 1960 года». Забери её — там подробно описано всё, что тебе следует знать. Анна, — Женщина на секунду замолчала, переводя дух, — Я твоя мать. Прошу, поверь мне и спаси их. Спаси их всех, милая. — Мама, я не могу туда вернуться, — одними губами прошептала Макалистер. Боковым зрением она уловила движение в комнате и осмотрелась. Всё вокруг стало медленно растворяться, рассыпаться, словно песок и исчезать. Анна просыпалась, связь с этой реальностью терялась, а у неё ещё столько вопросов. И возвращаться в то беспокойное место, где ей сейчас нестерпимо больно и впервые хуже, чем в собственном сознании, было последним желанием девушки. Но всё таяло на глазах, уносилось прочь, словно ветром, как и женщина, назвавшая себя матерью Анны. — Мама, не уходи, — прошептала Макалистер, хватаясь за руки шатенки. — Спаси всех… — Как-то грустно улыбнувшись, произнесла женщина и растаяла.***
— Что ты сделал с ней, идиот? А ведь я говорил, чтобы ты подальше держался от Анны! Чтобы ноги твоей больше не было в этом доме! — Я же сказал, что я помог ей, сэр. Прекратите без оснований наезжать на меня. — Мои основания — это Анна с разбитой губой, вывихнутым плечом, а главное — без сознания! Лучше проваливай отсюда, Харгроув, пока я сам за шкирку не вышвырнул тебя отсюда! Анна открыла глаза. Когда всё окончательно прояснилось и перестало мелькать, она поняла, что лежит на диване у себя дома, накрытая пледом. А неожиданным гостем, который сейчас готов на месте порвать Билли, являлся Джим Хоппер, всё ещё отчитывающий парня в коридоре. Макалистер сильно зажмурилась, всё ещё надеясь вернуть сон и оказаться запертой в своём подсознании, а не в реальном мире, где ей предстоит как минимум долгий разговор, а как максимум — ужасная боль в плече. Осознав всю тщетность своих попыток, рыжеволосая поспешила подняться, сдерживаясь от того, чтобы не взвыть от боли, которая будет преследовать её ещё три недели, если не больше. — Прекратите, у меня голова раскалывается, — в горле пересохло, и вся суровость была подавлена хрипотой, — пока вы тут орёте, как два петуха на заре, только мне приходит в голову мысль о том, что стоит отвезти меня в больницу и вправить плечо? Нет? Тогда закройте рты и забудьте о своих разногласиях хоть на минуту! Будь девушка в лучшем состоянии, чем сейчас, она бы ни за что такого не сказала. Но сейчас все привычные раздражители злили её вдвое сильнее, и единственное, чего ей хотелось — побыстрее разобраться со своими повреждениями и лечь спать, проснувшись завтра только к обеду. Потому она первая направилась к машине, оставляя за собой дядю и парня, только через минуту понявших, что произошло. По дороге Анна кратко ввела Хоппера в курс дела, оставив подробности в своих личных воспоминаниях. И тот, конечно, загорелся идеей прийти к Герману в дом и завершить начатое Билли. Но девушка тут же осадила его, напомнив, что ему нужно начать разбираться с родителями парня, а лучше открыть дело за попытку изнасилования, учитывая положение мужчины, это будет несколько проще, чем для других людей, которые могли оказаться на месте Анны.