Возвращение души

Да, ты можешь отдать свою душу Оранжевым демонам страсти И смотреть, замирая, Kак она превращается в дым. Что душа мне твоя, Этот легкий затерянный ветер? Hет, должно быть моим твое сердце, Твое сердце должно быть моим Эдмунд Шклярский

— Мисс? — услышала Гермиона высокий взволнованный женский голос будто издалека. — Мисс, вы меня слышите? Гермиона с трудом открыла будто налитые свинцом веки. Вокруг нее царил полумрак, если не считать одного яркого пятна. Через несколько секунд она смогла понять, что прямо над ней склонилась молодая женщина в белой мантии и забавном чепце на голове. Она обеспокоенно разглядывала лицо Гермионы. — Мисс, как вы себя чувствуете? — спросила она, заметив, что Гермиона обратила на нее внимание. — Пока… еще… не… поняла, — с трудом проговорила Гермиона. Она сама не узнала свой голос. Он был таким непривычно тихим, хриплым. Еще и язык отказывался шевелиться. Гермиона, прислушавшись к своим ощущениям, не могла почувствовать ничего, кроме тяжести во всем теле. Будто она сама была гирей, тянущей себя на дно. — Вы помните ваше имя? — не оставляла ее в покое женщина. Что за глупый вопрос? Будь у Гермионы силы, она бы нахмурилась. Она почувствовала к этой женщине странное раздражение, хотя не понимала причины. — Гермиона… Джин… Грейнджер, — слабо прохрипела она. Ответ женщину в белой мантии удовлетворил, и на ее лице расплылась радостная улыбка. — Прекрасно! Но вы осознаете, где вы? Гермиона нисколько не осознавала, где она. Ей, если честно, было все равно. Все ее мысли сейчас занимало желание избавиться от этой тяжести во всем теле, сковывающей движения. Заметив отсутствие реакции на свой вопрос, радость пропала с лица женщины. — Прошу вас сообщить, что вы помните. Это важно! Я пойму, если вам понадобиться на это время, так что можете не торопиться. Гермиона непонимающе взглянула на женщину, которая зачем-то одобрительно кивнула. Гермиона решила расслабиться и закрыла глаза. И что она помнила? Она помнила, что являлась волшебницей, что она училась в самой лучшей школе магии и волшебства на факультете Гриффиндора, а ее лучшими друзьями являются Гарри Поттер и Рон Уизли. Но разве может она делиться такими фактами биографии с человеком, который вдруг сам не является волшебником? Она открыла глаза и стала молча искать ответы на лице женщины. — Вы помните, что вы волшебница? — помогла ей та, заметив замешательство Гермионы. Гермиона слабо кивнула и отметила, что такие жесты даются ей с куда большим трудом, чем попытки говорить нормально. — Вы помните победу над Сами-Знаете-Кем? — задала следующий вопрос женщина. Горько-сладкий вкус победы нельзя было забыть. Как и тяжелый путь к ней. Как и трупы волшебников в Большом Зале. Гермиона облизнула пересохшие губы, и ей показалось, что она почувствовала привкус пепла на них. — Помню, — прохрипела она. — А вы помните, мисс Грейнджер, что было после? — После?.. Гермиона помнила, как крепко ее обнимал Гарри, как широко ей улыбался Рон. Она помнила, как они восстанавливали Нору уже вечером, потому что победа победой, а жить первое время где-то надо было. Она жила в одной комнате с Джинни, и они с ней до утра болтали о всяких глупостях, до которых Гермионе никогда раньше не было дела. Но, наверное, это и было нормальной жизнью, которая вдруг начала непривычно разворачиваться перед ней. — Вы помните приступы, мисс Грейнджер? — не дала насладиться ей приятными воспоминаниями женщина, грубо выдернув из них Гермиону. — Какие… приступы?.. Будучи дочерью врачей, пусть и стоматологов, Гермиона трепетно относилась к своему здоровью. Родители каждые каникулы не жалели ни денег, ни сил, ни времени, чтобы провести всевозможные обследования и спать спокойно, что их единственный ребенок абсолютно здоров. Если б у Гермионы были какие-то приступы, уж она б прекрасно об этом знала. В этом она была абсолютно уверена, пока резко не вспомнила тупую пульсирующую боль, сравнимую по силе с Круциатусом, во всем теле. Эта боль проявилась через неделю после победы на скромном празднике. Она накрыла Гермиону с головой на пару минут. Тогда волшебница решила, что она или выпила слишком много, или съела что-то не то. Только боль вернулась еще через неделю, когда она уютно устроилась перед камином, положив голову на колени Рону и позволив ему гладить ее по спутанным волосам. Этому она снова попыталась найти объяснение: вроде как странная форма панических атак от пережитого стресса и тяжелого года. И все бы ничего, только боль приходила все чаще и все дольше не отпускала Гермиону из своих крепких объятий. Обеспокоенные Уизли уговаривали ее обратиться к колдомедику, но Гермиона просто не хотела отвлекаться на этот «незначимый» повод, когда прямо сейчас перед ее глазами структура волшебного мира менялась кардинально. Да и со смертью Воландеморта далеко не все его последователи были готовы сдаться. Многие собирались отстаивать свои убеждения до последнего вздоха. Так что ей некогда было разбираться со своими недугами, когда колдомедики должны были бросать все свои силы на пострадавших в нескончаемых боях. Не будь организм Гермионы истощен трагическими событиями, она бы смогла продержаться дольше. Только спустя два месяца после первого приступа боли она не смогла перетерпеть очередной ее прилив и в результате потеряла сознание. Очнулась она уже в больнице святого Мунго, работники которой здоровались с ней обеспокоенными взглядами. Они спрашивали, не задевало ли ее какое-то случайное темное заклятие во время битвы за Хогвартс. На это Гермиона мотала головой. Она помучалась в палате еще пару недель, когда приступы боли уже случались по три-четыре раза за сутки, прежде чем ей пришло в голову, что на самом деле могло послужить причиной этих приступов. *** Ей столько всего пришлось перетерпеть в тот промежуток времени, когда ее пытала Беллатриса Лестрейндж в особняке Малфоев, что мозг подарил ей целебное забвение о тех самых страшных лично для нее часах. Она вспомнила, как между проклятиями Беллатриса отпрянула от нее и с дикими смехом попросила кого-то принести ей «творение». Этим «творением» оказалось зелье грязно-желтого цвета, хранящееся в прозрачном пузырьке. — Открой рот, — прошипела она сквозь зубы, скалясь. Пожирательница склонилась над лежащей на мраморном полу беззащитной Гермионой. Та из всех сил попыталась отползти от безумной женщины подальше, но Беллатриса не дала ей этого сделать, вцепившись ей в плечо ногтями. — Открой рот, поганая грязнокровка, — ее голос перешел на мерзкий визг, от которого в ушах Гермионы все зазвенело, но она все равно крепко сжала губы. — Круцио! Гермиона не смогла сдержать очередной крик, помогающий хоть немного облегчить обжигающую боль, и Беллатриса воспользовалась этим, опрокинув содержимое пузырька ей в открывшийся в крике рот. Чудо, что Гермиона в тот момент не подавилась. Беллатриса смотрела на Гермиону, пытающейся откашлять влитую в нее дрянь, и сама чуть не захлебнулась в безумном хохоте. Когда она успокоилась, Лестрейндж снова склонилась над своей пленницей и почти с нежностью провела рукой по ее спутанным волосам. — Ты будешь молить о смерти, — с трепетом прошептала она ей в ухо. — Но, поверь, я попрошу Лорда не оказывать тебе такой милости. Я хочу смотреть, как ты гниешь заживо, как ты опускаешься до уровня дикого зверя, коим ты на самом деле и являешься. Дарованная тебе магия обернется против тебя, уничтожит тебя изнутри, потому что ты не достойна хранить эту магию. Ты сдохнешь так, как и подобает грязнокровке, укравшей способность колдовать... *** Кто бы мог подумать, что кроме ненаглядного Лорда у Беллатрисы могут быть другие интересы. И этим интересом оказалось внезапно зельеварение. Хоть и сам образец зелья не был найден, Нарцисса Малфой предоставила несколько записей своей безумной сестрицы. Что-то разобрать в них было практически невозможно, да и на это времени уже не было. После того, как в одном из приступов, Гермиона чуть не откусила себе язык, а потом начала острием своей палочки наносить себе порезы на задней стороне коленей, было решено погрузить ее в кому, пока противоядие не будет найдено. Исследования затянулись на полтора года. Еще несколько месяцев заняло действие противоядия. И за это время волшебный мир действительно изменился до неузнаваемости.