***
После завтрака в Большом чертоге Эддард вышел на крытую галерею Великого замка и вдохнул прохладный утренний воздух. Встающее солнце озарило стены Винтерфелла только наполовину, и люди уже были заняты во дворе внизу. – Пойдем, Ходор, – услышал он голос Рикона, который с вилами в руках, тоскливо бросив свой взгляд на отца, поплелся к конюшням. – Ходор, – ответил великан-конюх и с кривой ухмылкой на простоватом лице засеменил вслед за ним. Арья вприпрыжку с маленькой котомкой в руках помчалась в Богорощу, а Санса еще стояла внизу, судорожно кутаясь в плащ, подбитый волчьим мехом, и с мольбой в глазах глядела то на отца, то на мать. В конце концов, она не дождалась милости и в сопровождении личной гвардии Винтерфелла направилась в Богорощу. Кейтилин сидела на скамье и пыталась вышить замысловатый узор на льняной рубашке Брана. Стежки получались из рук вон плохо, и Нед понял, что Кет была раздражена и нервничала. Руки ее дрожали, она время от времени колола свои длинные тонкие пальцы. Губы ее были стиснуты в узкую линию, и Кет не решалась поднять глаза на своего мужа. Наконец, она, вздохнув, отложила свою работу и с укором посмотрела на Неда. Ее глаза, в большинстве случаев напоминавшие теплое летнее небо, сейчас походили на два осколка льда. – Я не понимаю, – выпалила она, – зачем нужно было наказывать еще и Сансу? Бедная девочка, столько натерпелась от родной сестры. – Санса сама добилась всего, что с ней приключилось, – объяснил Нед, – и к тому же – она Старк и должна научиться смотреть своему страху в лицо. Лето пройдет, а потом зима близко. – Но она же леди! – попыталась возразить Кет, но умолкла, услышав за спиной Эддарда тяжелые шаги Миккена – кузнеца, который в это время поднимался по деревянной лестнице на галерею. – Милорд, Миледи, – поклонившись, поприветствовал он своих господ и протянул ножны с мечом Эддарду, – я выполнил ваш заказ, Милорд. Ножны меча были обтянуты черной кожей с коваными деталями из серебра. Сам же меч был чуть длиннее одноручного, но короче бастарда – в самый раз для мальчика-подростка. Гарда была выполнена из посеребренной стали в виде двух волков, смотрящих в разные стороны. Рукоять Миккен оплел тоненькими ремешками из мягкой кожи, а в навершии блестела серебряная звезда. На клинке у гарды рядом с клеймом Миккена гордо бежал лютоволк Старков . Лорд Старк восхитился работой кузнеца и в благодарность одарил его двумя золотыми драконами. – Этот меч для Рикона? – с восхищением спросила Кет, когда кузнец оставил их. – Нет, не для Рикона, – сухо ответил Нед, пряча клинок в ножны. Кейтилин смутилась, восхищение вмиг покинуло ее побледневшее лицо, сжав челюсти, она не сказала ни слова. Когда он получил первого ворона из Звездопада, Нед рассказал ей о своем бастарде. Был очень долгий и тяжелый разговор, после которого они не разговаривали почти целую луну. Эддард понимал терзания жены и приказал построить для нее маленькую септу во внутреннем дворе Большого чертога. И тогда она, казалось, смирилась с черным клеймом на чести мужа, но всякий раз, когда речь заходила о Звездопаде, на лице ее появлялось выражение надменной презрительности и обиды. Эшара писала, что маленький Нед был гораздо выше ростом всех своих сверстников, прекрасно управлялся с мечом и ездил верхом, но вот характером пошел целиком в отца. До его одиннадцатых именин оставалось еще довольно много времени, но путь до Звездопада был неблизким, и Эддард не хотел опаздывать с подарком. Также он припрятал подарок и для самой Эшары – серебряную цепочку с подвеской в виде лютоволка, инкрустированного аметистами. Его страсть и любовь к ней за эти годы превратились в светлую печаль и теплились где-то в глубинах его сердца. Эддард любил Кейтилин, как мать своих детей, как друга, это чувство можно было назвать привязанностью. Но истинной страсти, разжигающей пожар в душе Неда и заставляющей забыть обо всем, между ними, увы, не было.***
Он проснулся за час до рассвета, когда сумеречный мир еще не начал шевелиться. Нед поцеловал жену и выбрался из постели, как делал это уже тысячи раз. Он пересек комнату, отодвинул занавеси и открыл высокое узкое окно, вдыхая полной грудью холодный предрассветный воздух. Голова гудела, все тело казалось таким тяжелым. Всю ночь напролет до его ушей доносились визгливые крики Сансы из Богорощи, не позволявшие ему расслабиться и насладиться сном. Нед окинул взглядом покои. Кет еще крепко спала, утонув в мехах и прижав Брана к груди. Стоит по приезде отучить младшего сына спать в покоях родителей, подумал Эддард. Камин они топили редко: лето было жарким, а обжигающая вода, бегущая внутри стен Винтерфелла, прогоняла холод из каменных залов. На стене висела походная одежда, ожидая своего часа, и Неду не терпелось поскорей почувствовать тяжесть вареной кожи и, подбитого мехом, плаща. Во дворе уже стояли оседланные лошади, и Джори лишний раз решил проверить надежность крепления подпруги. До ушей Неда доносились громкие голоса гвардейцев, замковой челяди, ржание нетерпеливых лошадей и лай изголодавшихся псов. Провожал его только мейстер Лювин. Рикон с Браном еще спали, а Кейтилин предпочла и вовсе не замечать своего мужа и не вышла, чтобы обнять его. Краем глаза Нед заметил, как стражники сопровождали Сансу к замку. – Санса, – окликнул ее Нед. Дочь его замерла на мгновение, но все же, не поднимая глаз, подошла к отцу. Санса была бледна, как мел, дрожала то ли от холода, то ли от ужаса, что пережила ночью. Эддард опустился рядом с ней и вгляделся в ее голубые глаза. Они были красными от слез, в них читалась обида. – Ты злишься на меня? – мягко спросил Нед. – Нет, – быстро и тихо ответила она. – Ты понимаешь, за что ты понесла это наказание? Санса ничего не сказала в ответ, а Эддард глубоко вздохнул. – Ты знаешь наш девиз. – Зима близко, – пролепетала Санса своим тоненьким нежным голоском. – Зима близко, – повторил Нед, – а зимой мы должны беречь друг друга, зимой нет ничего важнее родных и близких. Ты меня понимаешь? – Да, отец, – сорвалось с ее губ, и она посмотрела на него, а затем, улыбнувшись, кинулась ему на шею и крепко прижалась к нему. – Я буду скучать, – пролепетала она. – Я тоже, дорогая, – обнимая ее, шепнул Нед, – береги маму, братьев и сестру. Ну, ступай, тебе нужно согреться. Эддард одарил ее поцелуем в лоб, и Санса, сделав изящный реверанс, побрела к замку, время от времени поглядывая на отца. Нед еще раз окинул взглядом свой замок, прежде чем сесть в седло, повернулся и замер на месте. – О, Боги! – выдохнул он. Перед ним стояла Арья. Лицо и растрепанные волосы были полностью перепачканы мукой, а губы и глаза вымазаны сажей, она была похожа на пугало. Ее одежда, еще чистая накануне, была черной от грязи и порванной в нескольких местах. Знала бы она, сколько времени потратила ее мать, чтобы сшить это платье и плащ. Руки она спрятала за спиной, а на лице играла хитрая ухмылка. – Смотри, что у меня есть, – сказала Арья, протягивая ему нескладное сооружение из веток: птичье гнездо, – я нашла его под чардревом. Его наверно сдул ветер. Птенчик еще жив. И я хочу вырастить его. – Арья, я думаю, мама не одобрит этого, – процедил Нед, – и ты не знаешь, как ухаживать за этим вороненком. – Мейстер Лювин знает, – бросила она. – Хорошо, – протянул Нед, – а что ты будешь делать, когда он начнет летать повсюду, забираться в волосы и своим карканьем мешать всем спать? Арья опустила глаза. Судя по ее одежде, гнездо она нашла не внизу. Оно действительно было на чардреве и накренилось от ветра. Арье пришлось влезть на дерево, чтобы «спасти» его. В восторге от того, что у нее теперь будет птенец, она совершенно не подумала, что родители будут против такого соседства. – Мы посадим его в клетку, – нашелся Лювин, – он будет жить на вороньей вышке, а ты можешь приходить ухаживать за ним и кормить. Лицо Арьи просияло, а Нед нахмурился. – Ладно, – сдался, наконец, он, – можешь его оставить, но только не плачь, если он улетит или издохнет. – Спасибо, папа, – она крепко прижалась к нему, а птенец в гнезде недовольно пискнул. – Мейстер Лювин, я доверяю вам как родичу. Помогайте моей жене во всех делах. А ты, Арья, пообещай мне, во всем слушаться свою маму и беречь братьев и сестру. – Обещаю, отец, – светящимися, как звезды, глазами ответила его дочь. Эддард взобрался в седло и, махнув дочери на прощание рукой, в сопровождении гвардии покинул Винтерфелл.***
Про владения Ридов можно было сказать, что они занимают северные берега истоков Зеленого Зубца, если в этом месте был настоящий берег. Всю территорию от Рва Кейлин до Близнецов занимали болота. Перешеек встретил его извилистой дорогой, пролегшей по бесконечной черной топи. Воздух был тяжелым, сырым и липким. Густые чащобы наполовину утонувших деревьев стискивали дорогу, с их ветвей свисали наросты грибов. Повсюду в трясине росли огромные цветы, раскинув свои пурпурные лепестки на глади воды. Время от времени слышался всплеск львоящеров, напоминавших черные бревна с глазами. Воистину, забытое Богами место. Хоуленд Рид со своими людьми ждал Неда на Королевском Тракте, и оставив гвардию Винтерфелла в отстроенной крепости, они поплыли к Сероводью вдоль берегов болотистых водных путей. Сумрак сочился сквозь вековые черные деревья, окутывая дымкой все вокруг. Воздух был наполнен оглушительной песней лягушек и жаб, треском сверчков и уханьем сов. Вскоре сквозь сумрак Нед увидел огоньки, блестящие на дрожащей водной поверхности. На глади стояли домики с горящим в окнах светом. Странное и удивительное зрелище – дома на воде! Они были построены на плавучих рукотворных островках, и Сероводье в том числе. Болотные жители были малы ростом, не богаты, но горды. Они полагались только на свои умения, традиции и изобретательность. У них не было мейстера, и свои болезни они лечили многовековым опытом и местными травами. Рыба и другая живность резвилась в водах в изобилии и обеспечивала население плавучих островков достаточным количеством пропитания. Нед был удивлен, что и урожай они выращивают на плавучих плантациях. Такая воля к жизни достойна уважения! Замок представлял собой небольшую деревянную усадьбу с пологой крышей из тростника. Внутри было довольно уютно: небольшие комнаты с плетеной мебелью и с гамаками, на дощатом полу лежали плетеные коврики, на стенах были приторочены остроги и луки, в маленьком очаге из жженой глины подергивалось скромное, но уверенное пламя. На ужин подали вяленую рыбу, рагу из львоящера и печеные на углях корневища тростника, а также дикий мед. Такая трапеза была непривычна Неду, но после долгого путешествия показалась ему весьма питательной и вкусной. – Так о чем ты хотел поговорить, мой друг? – развалившись в плетеном кресле и попивая какую-то бурую гадость, спросил Хоуленд. – Рейгар предложил руку Дейенерис моему сыну, – ответил Эддард, держа в руках то же самое питье и никак не решаясь попробовать его. – Ну и? – невзначай проговорил Рид. – Мой отец, – устало сказал Нед, – он говорил что-то про Договор Льда и Пламени, говорил, что он никогда не должен исполниться. Почему? Перед смертью он твердил, что поступил правильно, и ты у Каменной Септы упоминал этот Договор. Я хочу знать, что это за Договор такой. Хоуленд пронзительно впился в него глазами, и, казалось, даже не моргал. Затем вздохнул и отхлебнул из кружки свой напиток. – Зря Рикард отправил тебя к Арренам, – наконец, вымолвил он, – ты ничего не знаешь о землях, которыми владеешь. Знаешь, когда я впервые увидел твою сестру? – В Харренхолле, – с полной уверенностью ответил Эддард, но Рид покачал головой. – Нет, мой друг. Она побывала здесь со своим отцом, когда была совсем малышкой. – Мой отец никогда не говорил об этом, – удивился Нед, – и зачем же? Хоуленд посмотрел на него, как на несмышленого дурачка, а затем продолжил. – Брандон знал, – Рид замолчал, глядя в огонь, а потом вновь перевел взгляд на Эддарда, – что ты знаешь о варгах? Откуда лютоволк на твоем стяге, знаешь? – Варги? Оборотни? Да, я слышал о них от Нен в ее страшных сказках. – Сказки, сказки, – тяжело вздохнул Рид, – когда-то они были легендами, а до этого – историей. Многие слова забылись, многие – изменились: великие стали великанами, лютоволки – собаками. Кто-то в своих сказаниях преувеличил, кто-то преуменьшил, а слова, которые нельзя забывать, стали клятвами и девизами. Чьи-то имена возвысили, а чьи-то прокляли и стерли из времени. Историю пишут победители, ведь так? Но суть осталась одна и та же. Север помнит, говорят, но, похоже, и он забыл обо всем. Многое, что я расскажу тебе, мой друг, покажется тебе вздором, многому ты не поверишь, и не мне тебя винить. Много тысячелетий назад, когда были еще живы те, кого назвали Богами, когда эти болота были цветущим садом, когда в непроходимых лесах звучали дивные песни, и царила магия, в Вестерос пришли люди. О них мало что осталось, ибо только они научились говорить, но не умели писать. И это действительно были Первые Люди. Они были дикими и чурались здешних лесов и тех, кто в них обитал. А жил в них маленький народец. Ростом с детей. Одежда их была из листьев и цветов, из коры и мха, а голоса их были подобны звукам природы, что окружала их. Они были частью лесов, рек и гор, и жили в гармонии с природой. Они были такими древними, что пели свои песни уже тогда, когда люди еще ходили на четвереньках и больше походили на животных. Дети Леса – так их назвали Первые Люди. Дети Леса были разными, как и мы, со своими характерами и взглядами, и магия у них была разной. Кто-то управлял силами воды, кто-то силами огня, кто-то разговаривал с животными и видел их глазами. Одни были воинственными, а другие с дружелюбием приняли новых для них существ и научили многому, в том числе и магии. Далеко не всем людям она давалась, у тех, кому она подчинилась, даже дети стали рождаться со способностями родителей, многие даже превосходили их в силе. Это было настоящее чудо! Одни могли видеть грядущие события и владели огнем, ибо огонь непостоянен, как и будущее. Их способности поражали: они могли раздуть даже угасшее пламя. Другие смотрели в прошлое и так надолго уходили в свои видения, что врастали в деревья. Дети Леса затем вырезали их лики на этих деревьях, чтобы они могли все видеть и помнить. На их ветви они посадили воронов, чтобы древовидцы могли делиться своей мудростью. Третьи же владели водой и холодом, ибо холод хранил воду. Возгордились люди, начали называть себя королями и даже Богами. Они назвали эти земли своими. Множество королей было тогда, и в королевской крови всегда была магия, но самыми сильными из них, были те, кто управлял огнем, льдом и воронами. Начались кровопролитные войны между ними, маленькие королевства пали, а победители брали их дочерей себе в жены, чтобы унаследовать их магию. Много лесов было сожжено и вырублено, Дорн превратился в пустыню, море обрушилось на Перешеек. Но война не прекращалась столетиями. Дети леса в ужасе попрятались от людей, и сами начали воевать с ними. Никто не знает, что произошло, но в один день земля сотряслась, и огненными слезами зарыдали горы. Пепел скрыл небеса и солнце, и холод окутал эти земли. То была первая зима. И этой зимой в кромешной тьме, неся с собой вьюги и бураны, явились они – Иные. Никто не ведал, кто они и откуда они пришли. Иные пили горячую кровь, крали детей, и их было невозможно убить никаким оружием. Королевства замерзали и погружались все глубже под снег. Деревья завяли без солнечного света, животные умирали от холода и голода, а вместе с ними и люди. Истинный страх поселился в их сердцах. Вспомнили они о Детях Леса и взмолились о помощи. Дети Леса помогли им, они научили их объединять огонь и лед, и люди создали оружие из обсидиана, способное противостоять Иным. Взамен Дети потребовали оставить им леса. Тысячи лет войн оставили за собой бесчисленное число мертвецов, а Иные подняли их, и этот океан было невозможно остановить ничем. Из ниоткуда появился герой, в черном, словно перья ворона, одеянии, глазами холодными, как лед, с пламенным мечом в руках, и это пламя смогло оттеснить Ходоков и их армию. Многие воины присоединились к нему, надев черные одежды. Герой объединил народы и прогнал Иных на Север, где и состоялось решающее сражение. Предания гласят, что люди сокрушили Иных в Рассветной битве, но это не так. Иные лишь отступили в земли, где огонь им был не страшен. Наступил долгожданный рассвет, а вместе с ним вернулось лето. Король Огня и Король Льда поклялись в вечном мире, чтобы этот ужас никогда больше не повторялся. Они в присутствии Детей Леса и перед чардревами скрепили свой союз кровью и Договором, который гласил: Когда огненный меч вновь наполнит чашу изо льда кровью, над землей полетит песня, несущая долгое лето. Леса зазеленеют, птицы запоют, воздух наполнится ароматом цветов, и весь мир будет купаться в теплоте солнца. Но в день, когда кровь прольется из чаши, наступит ночь, долгая и беспощадная, ибо зарыдает лед, наполнив все своей болью и скорбью. И не будет более покоя. Запах крови окутает все вокруг. Начнется суровая зима, холодный ветер не утихнет. Он снесет все на своем пути, каждого он направит к своей судьбе. И будет длиться эта ночь, пока меч не воспылает во тьме, неся тепло крови, и рог не обретет свой голос. Но шло время, и зима вновь пришла в королевство людей. Древовидцы не дали людям забыть, с чего началась Долгая ночь, и те обозлились на своих королей, обвинив их во всем. Они сокрушили короля льда, перебили всех его сыновей и тех, кто обладал хоть толикой их магии. Король Огня смог спастись и увести свою семью, тем же путем, которым люди впервые пришли в Вестерос. – И какое отношение эта сказка имеет к Старкам? – зевнув, поинтересовался Нед. – Самое прямое, – улыбнувшись, ответил Хоуленд, – твой предок женил дочерей короля Льда на своих сыновьях. Люди хотели истребить всякое проявление магии, и им это почти удалось – она ослабла, но не исчезла. В твоих жилах течет эта магия, Нед. – Это смешно, – с иронией сказал Эддард, – я не обладаю никакой магией. И если это правда, то почему люди не перебили и всех Старков в придачу. – Прошли столетия, когда магия впервые проявилась в крови Старков. Брандон Строитель обнаружил у себя этот дар. Однажды на охоте к нему пристал лютоволчонок, и тот взял его к себе. И многие потомки его также имели своих лютоволков. Магия проявлялась в вашей крови всегда перед наступлением зимы. Брандон понял, что если магия огня однажды вернется в Вестерос, Иные снова придут. Еще будучи совсем юным, он отправился на поиски Детей Леса, которые скрывались в своих лесах, и если верить преданиям – нашел их. Дети Леса обрушили океан на руку Дорна, чтобы пресечь возвращение огня, и даровали Брандону долгую жизнь, чтобы он смог построить Стену. Он вернулся на холм, где герой воткнул свой меч в землю, и построил там твердыню, которая затем стала Винтерфеллом. Он поклялся перед сердце-древом, что магия льда восстанет, когда будет в ней нужда, когда тьма окутает этот мир, и протрубил в рог, чтобы все услышали его клятву. – В Винтерфелле всегда должен быть Старк, – вымолвил Эддард. – Именно, мой друг. Нед помолчал некоторое время, а затем расхохотался. – Да ты тот еще сказочник, – сквозь смех сказал он, – Старая Нэн и в подметки тебе не годится. Хоуленд в ответ лишь вздохнул в отчаянии и покачал головой. – Девять лет длится это лето, – спокойно сказал он, – оно уже самое длинное и теплое на памяти людей и сколько оно продлится – неизвестно. Нед, успокоившись, серьезно поглядел на друга, а тот продолжил. – Договор между Льдом и Пламенем был свершен, веришь ты в это или нет, но это так. Твоя сестра обладает магией льда, в крови Рейгара – пламя. – Нет, – покачав головой, прошептал Эддард, – нет, Договора нет, Лианна мертва, их сын тоже. Если и есть хоть толика правды в твоих словах, зима должна была прийти девять лет назад. Как ты и сказал, на земле лето. – Взгляни на это с другой стороны, Эддард. А что если кровь не пролилась в ту ужасную ночь? Эддард, усмехнувшись, задумался над словами Хоуленда Рида. Найди свою сестру, пронеслись в его голове слова матери.