***
Весь промокший я спускаюсь в подвал здания, откуда звучит громкая музыка. Ненавижу большое скопление людей, но почему-то именно здесь я могу расслабиться. Я спускаюсь в клуб по лестнице и сразу же направляюсь к бармену. Он фальшиво улыбается. Кажется, он единственный, кто не прогнил здесь. А, может, мы уже все давно прогнили. Кто знает? Завидев меня, его улыбка становится менее фальшивой: кажется, он рад меня видеть. – Привет, Глюче. Тебе как обычно? Я молча киваю и сажусь за стойку, протягивая нужную сумму. Забираю напиток и делаю небольшой глоток. Мы молчим. Мы всегда молчим в обществе друг друга. Мы так успокаиваемся, нам хватает просто присутствия друг друга. Этот парень какой–то волшебник, глюками клянусь. В его глазах пляшет фиолетовый огонёк, а один зрачок и вовсе напоминает перевёрнутую белую душу. Из–за этого он кажется беззащитным… Казался бы, не будь он двухметровой дылдой. Такому биту в руки дашь – и всё, любые нежелательные гости убегают, будто от цунами. Такой вот он… Этот Фрэш. Но было в моей душе ощущение, что что–то сегодня будет не так, как обычно. И я не ошибся – Фрэш начал разговор: – Завязывал бы ты с этим. – Тебе–то что? – буркнул я, отпивая ещё немного виски. – Хоть мы и не общаемся очень тесно, но я вижу, что тебе плохо. Не хочешь рассказать, в чём дело? – Фрэш наклонил голову набок, слабо улыбаясь. Пидор. Вечно улыбающийся пидор. Иногда я его так ненавижу... Прям задушить хочется. Или цветочки в него бросить, чтобы тоже помучался. Нет, Эррор,ты не так жесток... Спокойно... Парень, да ты с катушек съехал. – Нет, – отрезал я, отвернувшись в сторону. Даже не знаю, кому я ответил; Фрэшу, или этому голосу в своей голове, – Свои проблемы я решу сам. Фрэш лишь пожал плечами и продолжил делать коктейли, в то время как я старался избавиться от мыслей о тебе. Тебя слишком много в моей голове. Уйди. Уйди, перестань насиловать мой мозг своим образом. Просто исчезни. Ты сам его вспоминаешь. Это твои проблемы. Оставь его. Не мучай парня, не мучайся и сам. Я лишь тяжело вздыхаю, подпирая голову рукой, и прошу Фрэша налить мне ещё порцию виски.***
Кондитерская. Вроде как, это то место, куда ты любишь ходить. Был бы здесь Фрэш – он бы учуял твой запах, но его здесь нет. Зато есть кондитер, стоящий за прилавком и ругающий кого–то на кухне. Он повернулся ко мне и слабо, немного виновато улыбнулся. Улыбка Гено мягкая, пусть и выглядит он всегда недовольным. Кажется, и он счастлив меня видеть. Это странно, ведь я не самый приятный в общении человек, но эти двое хорошо относятся ко мне. Я слабо, изнуренно улыбнулся в ответ и взял себе кусок шоколадного торта и чашку чая. Обожаю шоколад. Я выбрал самый крайний столик, надеясь, что никто не будет меня трогать и вообще все забудут о моём существовании. Гено, спустя пять минут, принёс мне зефир, часть которого была покрыта шоколадом. Я непонимающе посмотрел на него, но тот лишь загадочно улыбнулся, слабо качнув головой, и ушёл обратно за прилавок. Я всё таким же взглядом посмотрел на угощение, осторожно беря зефир и откусывая кусочек. «Господи, он такой сладкий… Как его вообще можно есть?» – подумал я, но вспомнил. Вспомнил, что ты пахнешь точно так же, как этот зефир. От осознания этой детали на глаза навернулись слёзы. Нет, не слёзы счастья – слёзы боли, отчаянья. Ты везде. Ты занял так много места в моей жизни, но разве ты этого хотел? Нет. Конечно нет. Я просто глупый парень 23-х лет, умудрившийся влюбиться в тебя, такого же молодого парня. Но ты не взглянешь на меня. А если и посмотришь – то взгляд твой будет холоден. Холоднее, чем любой лёд, и намного острее самых острых кинжалов. Как же я так умудрился?.. С какого перепугу ты вызываешь ощущение бабочек в моём животе? И почему, почему именно из–за тебя я задыхаюсь в кашле уже полгода? Звякнул дверной замок и я, бросив короткий взгляд на вход, увидел тебя. Тот же бежевый шарф, та же клякса на скуле, та же потёртая художественная сумка… Я спрятался в шарфе, надеясь, что ты меня не заметишь и просто пройдёшь мимо. Не смотри на меня. Умоляю, не смотри. Не убивай меня своим взглядом. Цветы в моей груди уже пустили корни, не дай им разрастись ещё больше. Ты не посмотрел. Ты прошёл мимо, и я выдохнул. Я чувствовал затылком, где ты стоишь, как ты смотришь на всё и всех вокруг себя. Я слабо повернул голову в твою сторону, мысленно ненавидя себя за желание посмотреть на тебя. По моему телу будто заряд тока прошёлся. Ты смотрел на меня. Ты смотрел в упор на меня, и мне хотелось провалиться под землю на те несколько секунд, что мы смотрели друг на друга. Я чувствовал себя максимально неуютно, но не мог отвести взгляд. Ты так чертовски красив… Твоя бледная, даже голубая кожа на вид кажется такой мягкой… Хочется провести по ней пальцами, осторожно, едва касаясь дотронуться губами… Я мысленно дал себе пощёчину и отвернулся. Блять. Как же меня так угораздило? Теперь и пошлые мысли решили посетить мой мозг. Убейте меня кто–нибудь. Убей себя сам. Тебе ведь нет смысла жить. Он же никогда тебя не полюбит. Ха–ха, неудачник. Ещё и кукушкой поехал. Мдааа, таким тебя не то что он – вообще никто не полюбит. Не–у–да–чник – пропели два голоса в моей голове, на что я тихо зашипел. Уйдите, сволочи, сейчас не до вас. Краем глаза я заметил движение возле своего столика и твою сумку. Твои ноги. Какого чёрта ты подошёл ко мне? Больше сесть негде? …блять. – Ты не против, если я здесь сяду? – спросил ты, стараясь наиграть какую–то эмоцию своим голосом. Не вышло, но тебе же плевать. Я лишь слабо кивнул, ещё больше кутаясь в шарф, будто мне холодно, и уткнулся взглядом в телефон. Я готов заниматься любой хернёй, лишь бы не смотреть на тебя. Благо, телефон – это та вещь, в которой есть, чем заняться. Больше получаса я не выдержал. Я не мог вечно смотреть в телефон, хотя раньше я умудрялся зависать в нём и на два, и на три часа. Но ты, сидящий напротив, выбивал меня из колеи. Ты просто сидел. Ты ничего не делал, и просто наблюдал за мной. Я мог поклясться, что это так, поэтому, когда я поднял на тебя глаза – ничуть не удивился, увидев, что ты нагло пялишься на меня. Мне хотелось что–то спросить, но слова застряли в горле. Мне рядом с тобой дышать тяжело, а уж говорить… Но, в конце концов, я нашёл в себе силы. – Ну и чего ты уставился? Я тебе, что ли, памятник? Ты лишь фальшиво улыбнулся и пожал плечами. – Мне нравится за тобой наблюдать. Ты такой смешной. Я начинал закипать. Как бы я тебя не любил, но также я тебя и ненавижу. Как же ты, порой, бесишь… – Что смешного?! – рыкнул я подлагивающим голосом. Мне хотелось впечатать твою голову в стенку. Меня так бесит эта твоя улыбка, эти глаза… – Ну… – ты, будто задумавшись, отвёл взгляд к потолку, – Ты так смешно стараешься меня не замечать. А ещё недовольно хмуришься, будто кот. Тебе бы ушки дорисовать… Я вскипел ещё больше, но внезапно сжался, задыхаясь в новой порции ругани, и жмурясь. Я не смог даже прошипеть «мудак», а ведь так хотелось, потому лишь рванул в туалет, запираясь и выкашливая душащие меня цветы вместе с кровью. Их запах забивал ноздри, распространяясь, будто саранча, и пытаясь свести меня с ума окончательно. Красивые, бело–чёрные цветы идеально сочетались с красной кровью, но я не художник, мне не понять этой красоты. Я чувствую лишь отвращение к этим цветам, выбрасывая их в мусорное ведро и смывая кровь с рук. Чёртова гортензия. Чёртовы чувства. Чёртов ты.***
С того дня мы не виделись чуть больше месяца, и я даже не знал, счастлив я от этого, или только больше страдаю. Я не знал, догадался ты обо всём, или нет – мне было плевать. Я чувствовал, что осталось мне недолго, потому старался не забивать голову ненужными мыслями. Я сходил в клуб. Мне хотелось сходить в последний раз в те места, которые были мне дороги и оставить что–то о себе. На память. Хотелось, чтобы в этом мире было что–то, что напомнило бы обо мне. Хотя бы некоторым людям. Чтобы они не забывали меня хотя бы какое–то время. Я оставлял письма. Письма с благодарностью. Письмо для Фрэша, письмо для Гено, письмо для тебя. Хах. Я столько слал тебе этих писем, что из них можно было бы сделать один большой холст. Ты, я уверен, придумал бы, что нарисовать на нём. Хах… Знаешь, я сейчас буду нести ерунду, но видел бы ты лица ребят, когда я выдал им эти письма. Фрэш, кажется, сразу всё понял и лишь грустно улыбнулся, а Гено… его удивлённое лицо было таким милым, что ли? Будто ты дал в руки ребёнку что–то, чего он не ожидал увидеть, да и вообще не знает, что это. Письмо для тебя я носил возле сердца. Касаясь его пальцами, я улыбался. Измученно, устало, но я по–настоящему улыбался. Даже как–то счастливо. Это так глупо… Как и то, что я сейчас говорю с тобой в мыслях, пусть тебя и нет рядом. Я совсем поехал крышей, я знаю.***
Пол ванны холодный. И стены тоже. И только я тёплый. Пока что. Мой час близок, я чувствую это. Своей душой, своим сердцем, своими лёгкими. Мне видишься ты. Ты будто стоишь передо мной, весь такой красивый, в обычной одежде… Только взгляд у тебя тёплый, ласковый, а за спиной виднеется что–то бело и большое… Крылья? Неужели ты поведёшь меня в рай? Раздался громкий стук в дверь. Я слышу твой голос. Но почему он разносится из–за двери? Ведь ты тут, передо мной, протягиваешь мне руку… Я, на удивление легко поднимаю руку и протягиваю к тебе, хватаясь за твою ладонь своей. Ты тёплый. Это так странно, но так приятно… Я прикрываю глаза и поднимаюсь с пола, и ты ведёшь меня куда–то. Мир вокруг исчезает, остаётся лишь белая пустота. Так выглядит рай? Хах… Я думал, будет чуть оживлённее, или, хотя бы не так пусто. Ты останавливаешься и поворачиваешься ко мне, беря меня за другую руку. Вдалеке я слышу твой голос. Ты зовёшь меня, срываясь на крик и всхлипы. Ты плачешь?.. Не знал, что ты умеешь плакать. Ты даже не плачешь, ты ревёшь, а стук в дверь ослабевает и вскоре прекращается. Ты слабый, я видел это. У тебя слишком слабые руки, чтобы долго стучаться ко мне. Но как? Ты же тут, я вижу тебя, и ты улыбаешься. Но остатками сознания я слышу, как ты просишь открыть дверь. Ты даже не просишь – умоляешь. И я бы открыл, но не могу пошевелить и пальцем. Из запястий течёт кровь, пачкая мою одежду и пол, а цветы растут, делая меня похожим на куст. Как думаешь – это красиво? Я чувствую, как меня дёрнули за руки, и промаргиваюсь. Смотрю на тебя, недовольного, топорщащего перья на крыльях. Но ты, увидев, что я обратил на тебя внимание, тепло улыбаешься и тянешь меня на себя. И мы падаем. Мне казалось, что здесь некуда падать. Какого?.. Ладно, допустим, что это магия ангелов. Но почему мы падаем? Я непонимающе посмотрел на тебя, пытаясь сказать что–то, но из моего рта посыпались лишь цветки и лепестки гортензии. Я смотрел на тебя в ужасе, взглядом прося помочь, но ты лишь расхохотался. Белоснежные крылья исчезли, зато выросли рога и хвост, а взгляд стал таким же холодным, каким был при жизни. Пустым. Я не мог ничего сделать, только смотреть на тебя с ужасом, а ты смеялся, заливаясь хохотом, скалясь в злой улыбке и пронзая меня холодным, ранящим душу взглядом. Не смотри на меня так, прошу. Это больно. Пространство вокруг нас темнело, и вскоре была лишь непроглядная тьма. Но, несмотря на это, тебя я видел. Ты перестал смеяться и гадко улыбнулся. – Добро пожаловать в ад. – прошипел ты. Последнее, что я чувствовал, были твои когти, распарывающие мне глотку, и цветы, забившие мне лёгкие и вырастающие из–за глазных яблок. Боль. Темнота. Ты сидел и рыдал над моим телом, сжимая мою руку своей и глотая свои слёзы. Ты шептал что–то, но я уже ничего не слышал. И никогда не услышу. Прости, Инки… Но почему ты плачешь? Откуда слёзы, откуда эмоции? Ты же был бесчувственным, так… Почему? – Я люблю тебя… Я люблю тебя, Эррор… – тихо прошептал ты, сжимаясь в маленький комочек у меня под боком, – Прошу, не бросай меня… Я люблю тебя. Эти слова больше не слетят с моих губ. И ты это знаешь, но не можешь поверить. Не можешь поверить, что это правда. Ты *не хочешь* верить, и лишь прижимаешься к моему, теряющему остатки тепла, телу. Пытаешься согреть мои пальцы своим дыханием. Твои слёзы такие горячие, солёные, и ты давишься ими, как когда–то я давился этими ебучими цветами. Ты что–то шепчешь, просишь меня вернуться. Но ничего не выйдет, Инки. Мне очень жаль. Я очень сильно люблю тебя. Ты был моим ангелом. Но ты стал моим персональным адом. И я всё равно люблю тебя. Прощай.