мираж

Риза сберегает клочок рая, и Эйч возвращается к ней. Взгляд Ризы из-под аспидных ресниц ранит почти-беззащитной распахнутостью — светлое море без берегов, и Эйч почти летит в чернильные бездны зрачков, оглушенный образами с закоулков памяти — потерянный рай у него в руках. Он возвращается к ней. Риза набирает в горсть солнечно-желтый песок, пересыпает его в ладонях и задумчиво наклоняет голову, так, что темные полосы, кажется, растекаются в крадущихся сумерках, пятнают полотно волос, пока Эйч заправляет тонкую прядь ей за ухо. Риза, чуть улыбаясь, шепчет что-то на незнакомом языке и придвигается близко, насыпая песок Эйчу в руки. Он возвращается к ней. Бредет вдоль берега, держа теплую руку Ризы в своей, пока волны ластятся к ногам, чтобы в следующий миг с шорохом убежать обратно; кожа Ризы почти лилейная в мареве лунного света, золото тонких браслетов вьется по лодыжкам и звенит от каждого шага. Он и она, кажется, танцуют, путаются, падают прямо в накатывающие волны и долго хохочут от пьянящей радости жить. Он возвращается к ней. Изумрудный шелк платья Ризы переливается прохладными бликами, струится гладкой тканью юбки, складывается, словно яркие крылья бабочки, и вся его Риза кажется сердцем царящего здесь рая. Он возвращается к ней, к долгим беседам, к дням, перетекающим в вечера, к солнцу, ярко умирающему за горизонтом, и к сердцу его Ризы, которая любит так же. Он возвращается к ней — и целует, пьяно и жарко, лелея шею Ризы в ладонях; ее сердце птичьи бьется и сгорает, и у Эйча под кожей плавится солнце. Мыслями он всегда возвращается к ней, и потерянный рай сияет в улыбке Ризы тающим миражом.