Одна большая ошибка

Коинтеграция — суть единая структура, общность различного, слитого воедино его волей. Послушная, покорная воле, наполняющая энергией, но разумная не в большей степени, что он позволяет. Миллионс Найвз, управляя ей, сливаясь с ней, искренне уверен, что он — царь и бог. Что он контролирует ситуацию, способен мановением руки разрушать города и двигать горы. На самом деле он похож на человека, вздумавшего ухватиться за высоковольтный кабель, будучи свято уверенным, что электричество послушно его слову. Жестокое заблуждение. Оттого первый его просчёт: самонадеянность. Господин Миллионс Найвз собственными руками мостит дорогу в Ад, и радуется этому. Сперва ему кажется, что кругом ничего нет, кроме мягкого синеватого цвета. Оглушающая, бьющая по барабанным перепонкам — интересно, в этой пустоте у него они вообще есть? — тишина и пустота. Секундное замешательство, и вот уже ни пустыни, ни огромного сине-фиолетового купола неба, ни двух солнц, ни верха, ни низа, ни предметов, ни даже его тела. Только свет и волна ощущений, воспоминаний: своих и чужих, неясных, смутных, неожиданно ярких, путанных, тусклых, словно размытые акварельные рисунки, или чётких, голоса и лица, картины — что-то он видел, о чём-то догадывался, про существование чего-то и не подозревал. На секунду его ослепляет, сознание растворяется среди других. Должно быть, именно так чувствуют себя его сёстры, ставшие частью Ковчега. Немного позже — может через минуту, может и через час, кто его разберёт, возвращаются и ощущение тела. Господин Миллионс Найвз, точно марионетка на верёвочках, висит, обнаженный, беззащитный, опутанный по рукам и ногам светящимися тёплыми шнурами, весьма напоминающими те нити, которыми не так давно он захватил линкор земного флота. Миллионс Найвз судорожно ищет выход, любую лазейку, любой способ выбраться, отчаянно сопротивляется, словно попавшая в паутину бабочка, но куда там. Движения руки некогда хватало, чтобы тонкими перьями-лезвиями разрубить любую преграду, но теперь его «ножи» лишь мягко гнутся, не причиняя синим щупальцам вреда. Тогда господин Миллионс Найвз впервые за долгое время вспоминает, что такое страх. Он полагает, будто может нами управлять. Самонадеянный ребёнок. Коинтеграция — цельный, развивающийся организм. Господин Миллионс Найвз наивно считает себя его мозгом и нервной системой, но отчаянно не успевает за эволюцией созданного и слитого с его телом существа. Ему не до этого. Он готовил ловушку для кораблей земного флота, уничтожал врагов, и совсем забыл про самого себя. Он слишком увлечён целью и совсем не желает вникать в то, что нашептывают ему поглощённые сёстры. Предупреждения одно за одним: осторожнее, не торопись, не спеши к бестолковой цели, лучше прислушайся к тому, что наивно полагаешь безвольным существом. Но почти богу, увлекшемуся своей местью, упивающемуся своей силой, ему ли прислушиваться к ним? Оттого второй его просчёт: беспечность. Господин Миллионс Найвз ошибается в расчётах. Не он вёл. Его вели. Глаза у них тусклые, безучастные, блеклые, словно заросшие тонкой синеватой плёнкой — ни белка, ни зрачка, только светятся изнутри. Руки тонкие, в сетке голубых вен, с длинными пальцами, и холодные, словно у покойниц — и ощущения от их жадных прикосновений к распростёртому телу не более приятны, чем если бы его пытались удержать и приласкать вставшие из своих могил трупы. Тела огромные — Миллионс Найвз некогда сравнивал заводы с бабочками, но похожи они скорее на улиток, прячущих огромное, рыхлое и нелепое тело в раковины-лампочки — синие, со множеством трепещущих крылышек, ногами, грудями, непонятными отростками, с комом сросшихся за спинами телец, напоминающих обезглавленных младенцев с толстыми кривыми ножками, бьющимися в едином ритме сердцами, крыльями, перьями. Руки и губы скользят по его груди, по шее, по плечам, ногам и бёдрам. Гладят, облизывают, покусывают, дразнят, даже и не помышляя о том, чтобы отпустить. Крепкие путы-нити разводят судорожно сведённые ноги, холодные пальцы осторожно поглаживают покрывшееся мурашками тело, изучают, ласкают. Быть может, они действительно хотят сделать ему приятно, только выходит отчего-то унизительно, жутко и мерзко. А Миллионс Найвз, точно глупая бабочка, всё бьётся отчаянно в паутине, словно действительно надеется высвободиться. И сипло стонет от аккуратного прикосновения между ног. Господин Миллионс Найвз наивно полагает, что заводы — нет-нет, его сёстры — не способны на человеческие эмоции. Слепец, не замечает ни их любопытства — зачем он пришёл, убил заботящихся о них людей, вытащил из луковицы-дома? Не видит привязанности — если он хочет, они дадут ему силу, если он так желает, они станут с ним одним целым, позволят поглотить — сожрать, сожрать, называй уже вещи своими именами — их тела, их энергию. Не понимает, что у них могут быть совсем иные цели — неужели можно поднять руку на своих создателей? Не замечает главного. Они его по-своему любят. А он только сейчас осознаёт, что отчаянно их боится. Он полагает, будто знает, что мы такое. Глупый ребёнок. Коинтеграция давно придумала всё за него, сто пятьдесят лет назад приняла решение и приступила к его осуществлению, да вот беда, только один их ребёнок понял, для чего был создан. А потом им понадобилось столько лет, чтобы справиться со вторым, с заигравшимся в мстительного бога мальчишкой — глупый же, кому и за что ты мстишь, кто ты такой, чтобы сметь осуждать своих создателей? Миллионс Найвз ошибается, полагая себя движущей силой, первопричиной всего происходящего. Наивно считает себя Избранным, пастырем, ведущим свой народ к райской жизни. Только забыл спросить у тех, кого считает ведомыми. Ну что же ты, глупый. Мы же хотим, как лучше. Когда холодные влажные губы обхватывают его член, всасывают, Миллионс Найвз только стонет, не в силах помешать омерзительному действу. Вверх-вниз, скользко и тягуче — хочется взвыть, и вовсе не от удовольствия. Только предательское тело отчего-то подаётся бёдрами вперёд, а холодные руки треплют его по щеке одобрительно — вот так, умница. Когда сестра улыбается, глядя снизу вверх, чуть наклонив безглазую голову, она удивительно похожа на человеческую женщину. Немного не живую, но от этого не менее человеческую. Ноги у сестры такие же нежные и тонкие, как руки, сквозь полупрозрачную синеватую кожу видны сосуды и серебристые кости, того и гляди переломятся от неосторожного движения. Груди полные, упругие, гладкие и лишенные сосков — если вдуматься, всего лишь два бугра плоти, как и трепыхающиеся младенческие тельца, прильнувшие к ногам Миллионса Найвза. Такое тело лишь гротескное подобие человеческого, иллюзия человечности рушится карточным домиком, стоит заводу скользнуть единым слитным движением всего влажного улиткоподобного тела вверх, устроить свои бёдра — верхнюю пару ног — на его бёдрах, прильнуть к тёплому телу, обхватить ногами. И прижаться холодными синюшными губами к его губам. Липко и холодно, словно окунулся в желе. А внизу узко, тесно, влажно. Сестра рыдает от боли и подаётся вверх, вздрагивают маленькие пухлые тельца, нелепо хлопают крылья, сбиваются с привычного ритма сердца, а ей вторит успокаивающий хор голосов — они ведь делают всё для его блага, можно потерпеть ещё немного. Это больше похоже на слияние. Миллионс Найвз помнит всё: и как пытался заставить сестёр стать частью себя, и как попался в расставленную ими ловушку. Понимание приходит только сейчас, и только осознав, что произошло, Миллионс Найвз в последний раз пытается бороться, разрубить путы, раскромсать на части обвившую его телом-улиткой сестру... Как раньше, он отчаянно сопротивляется. Изо всех оставшихся сил, всеми способами, на какие способен, только всё напрасно. Тело сестры — это его саван. Тело сестры — часть коинтеграции, ему нет дела до того, хочет ли тот, кто упорно считает себя лишь управляющим, но так и не слившимся с телом, стать её частью. Миллионс Найвз слишком поздно осознаёт, что сам загнал себя в ловушку, построив её собственными руками, собрав вокруг себя тех, кто так хотел его заполучить. Он полагает, будто мы принадлежали ему. Наш ребёнок.