***
— … Какое оно? Ну… Море, — непослушные вьющиеся слегка на концах волосы мальчика развевал наглый ветерок. Взгляд ребенка ясный, восторженный и ничуть не испуганный. Он никогда не боялся своего «ангела-хранителя». Поток настырного воздуха прервался резко, сопровождаясь тихим шорохом. — Хм… Сложно сказать. Лучше однажды покажу. Сидящий рядом с мальчишкой мужчина хмурился. Он не умел рассказывать истории или описывать красочно места в которых когда-то бывал. Не его это. Но показать он и правда мог. Глядя на его серьезное выражение лица мальчик лишь кивает с широкой счастливой улыбкой, восторженно и немного хитро поглядывая на мягкие с виду перья, которые так и просятся погладить. Пока собеседник отвлекся, он осторожно касается самого маленького, непослушного совершенно перышка пальцем, поглаживая. Мужчина закатывает глаза, словно такое ребенок делает не впервые и расправляет огромное, мощное крыло, подставляя под маленькую ручку, давая молчаливое добро. Смех мальчика — музыка для ушей мужчины и он улыбается. Едва заметно, самыми уголками губ, но с нежностью и бесконечно тоскливым взглядом. Ещё пара лет и мальчик вступит в зрелую пору. Он перестанет замечать мужчину, что неизменно стоит за его спиной и оберегает от всех возможных бед. Но сейчас, пока малыш ещё может видеть его, мужчина будет исправно развлекать и присматривать за ребенком, то и дело погружаясь в воспоминания об их первой жизни…***
— Глава ордена Цзян, — вежливый поклон и улыбка. Для посторонних она может казаться вежливой по всем фронтам, но во взгляде искорки нежности, которые доступны пониманию лишь тех, кто знает Лань Сычжуя достаточно долгое время. Цзинъи шикнул на него, отвешивая вежливый полупоклон и с тоской глядя куда-то в сторону. — Молодой господин Лань, — они безупречно вежливы на людях, ещё не скрепленные узами брака. Их переглядки не бесят, нет. Они СМУЩАЮТ. Смущают всех, кто обратит внимание чуть больше пары минут на эту парочку. Цзинь Лин божится обеспечить наследниками сразу два ордена, будучи уже несколько лет глубоко женатым. По этой скромной причине Цзян Ваньинь, много лет скрывавший свои трепетные чувства к одному из адептов ордена Гусу Лань, выдыхает и с чистой совестью прибывает в Облачные Глубины… Свататься. Лань Цижэнь запирается на долгие года, потеряв в кои-то веки самообладание. Все расстроены, но не обижены. Все понимают, что лучшие ученики, обретшие спутника в виде мужчины… Для старого Учителя Лань это удар ниже пояса. Сколь сладки были годы, наполненные любовью, столь сильной была горечь расставания, стоило лишь единожды главе Цзянь не углядеть за своим сердцем, бившемся в чужой груди…***
… Если существует в этом мире что-то, способное пережить жизнь и смерть, я стану этим. Стану самым страшным из демонов, спущусь в саму Бездну. Но прошу… … Я хочу встретить его ещё раз. Встретить и защитить.***
— О чем задумался, А-Чэн? — больше не мальчишеская рука касается с нежностью мягкого оперения. Рука мужчины. Пусть ухоженная, на ней уже отпечатались прожитые годы. От этой мысли в горле стоит ком. Так мало времени… Так мало… Запах соли и сырости вокруг — они у моря. Впервые за столько жизней, Цзян Ваньинь исполняет обещание показать своему любимому мальчику море. Прозрачное, как слеза, бесконечное, как его почти никчемная жизнь. Впервые за несколько тысяч лет Сычжуй видит его уже в зрелом возрасте. Внезапно, безо всяких условий и событий из ряда вон — Цзян Чэн исправно защищал свое маленькое сердце. Просто в один прекрасный день вернулся с работы, застав Цзян Чэна, мирно попивающего чай на кухне. Привыкший к тому, что его никогда не видят в зрелые года, Ваньинь спокойно ждет возвращения Сычжуя, не чувствуя угрозы в прошедшем дне. Комично округлившиеся глаза при виде сидящего на кухне мужчины с аккуратными, полированными рогами и развалившимися на полу, как концы пледа, крыльями, были незабываемы. Цзян Чэн ещё не раз припомнит чуть высоким дрожащим голоском волшебное «я… я вызову полицию!», наблюдая за безотказно краснеющими кончиками ушей и ловя первый попавшийся предмет, полетевший в его сторону. Молодой господин Лань без спартанского воспитания ордена Гусу был удивительно… Эмоционален и несдержан в некоторых своих порывах. — О нас, — все же отвечает Ваньинь, вынырнув из полностью поглотивших его мыслей. Сычжуй не отвечает. Лишь притирается щекой к мягкому, но такому надежному крылу, полному, он знает не понаслышке, смертоносных перьев. Но для него они всегда мягкие и удобные. Только для него одного…***
… — Ангел… Маленький мальчик лет пяти во все глаза смотрит на хмурого мужчину, расправившего крылья во весь размах и матерящегося на чем свет стоит. Он только что выдернул этого беспечного ребенка из-под колес машины, а тот думает только о его крыльях. Ну сколько можно? Он что, рога не видит? Сурово зыркнув на мальчика, мужчина подхватывает его подмышку, неся в сторону домов. Хорошо, что никого нет. Летящий по воздуху ребенок был бы зрелищем не для слабонервных взрослых. Хватило того, что он, кажется, сделал заикой водителя машины, но так тому и надо. Смотреть будет куда прет. — «Ангел» выпорет тебя, если ты не будешь смотреть по сторонам! Тебе что, родители ничего не говорили?! На этих словах ребенок резко меняется. В уголках глаз собираются слезы, губы подрагивают… Но он не плачет. Сердито стирает кулачком умудрившуюся сбежать по щеке единственную слезинку и смотрит на мужчину зло, почти обижено. Ваньинь все понимает без слов, потому что знает это взгляд. Такой был у А-Лина каждый раз, когда ему кто-то говорил подобные вещи. Родителей нет. Судя по тому, как держится малец — нет давно. Сердце режет без ножа. Цзян Чэн молча обнимает совсем-не-плачущего малыша и закрывает крыльями, пряча. Минута, другая, третья… Тишину безлюдной улицы разрезает надрывный детский плач. В нем всё: обида на родителей, что бросили его; облегчение от осознания что только что с ним чуть не случилось что-то плохое; радость от того, что кому-то не всё равно. Молча укачивая в крепких объятиях плачущего навзрыд ребенка Цзян Ваньинь знает, что он не сможет молча наблюдать за всем этим. Спустя несколько месяцев он появляется на пороге специализированного учреждения при полном параде: с иголочки одетый, спрятавший крылья и огрызки рогов, но обладающий всё той же пугающей убийственной аурой и колким взглядом. Усталый, осунувшийся, даже кажется немного постаревший. Длинные волосы, отливающие пурпурным, собраны в низкий хвост перекинутый на плечо. Ваньинь думает, что мальчишка уже не помнит его, но налетевший на него маленький ураган словно шепчет сердцу: «Ты все сделал правильно». Крепко обнимая ребенка, он ни о чем не жалеет. Никогда не жалел.Это их последний раз.
Даже если в этой жизни он останется лишь тем, кто всегда оберегал свое сердце, Ваньинь не отступится. Он не раз смотрел как его мальчик счастлив. Посмотрит и в этот раз, не переломится. Цзян Чэн всегда защищал Сычжуя от всех бед. Из жизни в жизнь, проводя долгие года в ожидании. Почему в этот раз должно быть иначе?*** Много лет спустя.
— А-Чэн?..