Игра времени

Мори поручил Чуе взять Чёрных Ящериц и найти одного недавно объявившегося в городе эспера, предлагая ему два варианта развития событий: либо работа на мафию, либо смерть. Только вот Чуя не планировал попасть под способность одарённого. Не планировал того, чтобы он узнал все его секреты. В том числе и про его ненависть в сторону Дазая Осаму. — Вы любите его, не так ли? — это не одарённый, а одарённая, которая выглядит на семнадцать с лишним лет и обращается к Чуе на «вы». Но это не отменяет её опасности и раздражения Накахары от её вопросов. — Ты сама всё видела, не так ли? — Чуя рычит. Его достала вездесущность чёртова предателя. — Я могу видеть только действия, а не чувства, — девушка внимательно смотрит на Накахару, попутно уворачиваясь от очередной брошенной в неё чёрной дыры. Хоть её способность и не предназначена для боя, но сама она драться умеет. Потом девушка что-то решает для себя и хитро улыбается. Чуе это не нравится. Чуя хочет побыстрее расправиться с ней и пойти пить. Он оглядывается по сторонам и проверяет наушник. И где только чёртовы Ящерицы? — Предлагаю сделку, — Накахара собирается нанести очередной удар, но останавливается. — Не веду переговоров с террористами, а тем более не заключаю сделки, — Чуя прищурился. Кажется, девушка даже не обратила внимание на его высказывание. — Я покажу вам развилки вашей истории, и, если вы продержитесь до конца, то я присоединюсь к Портовой Мафии, — девушка улыбается загадочно. Где-то Чуя уже видел похожую улыбку, и он даже вспоминать не хочет где. И всё же Накахара решает, что это малая плата за ещё одного могущественного одарённого в организации. Босс явно будет доволен, а он не хиляк какой-то, который не сможет посмотреть на свою жизнь при другом выборе. Чуя ухмыляется. — Идёт. Девушка так мягко улыбается, что Накахаре даже становится не по себе. — Условия просты: я покажу вам развилку и, если вы протяните до её конца, то вы выиграли. Но, если же вы поймёте, что больше не можете, только скажите, и я вытащу вас оттуда, — в руках девушки появился маленький светящийся чёрно-красный шар. Чуя прищурился. — Я могу умереть там? — Накахара переводит взгляд с девушки на шар и обратно. Одарённая только загадочно улыбается. Чуя хочет сказать ещё что-то, но его уже ослепляет белым светом, и последнее, что он слышит, — это «Удачи». Чуя думает, что удача ему к чёрту не сдалась. Времена Тёмной Эры. Чуя Накахара только что вернулся с задания, которое заняло у него полгода жизни. От остальных мафиози он узнаёт, что Портовая Мафия столкнулась с вражеской организацией Мимик. Узнаёт, что в этом были замешаны Дазай (ну да, куда же без него) и его друг Ода Сакуноске. Узнаёт, что шпион мафии Сакагучи Анго оказался двойным агентом и предателем, а лидер организации Мимик Андре Жид, был убит. Только вот Ода Сакуноске остался жив, получив лишь незначительные ранения. А это значит, что... — Эй, Слизняк! — Дазай Осаму идёт ему навстречу и улыбается одной из своих фальшивых улыбок. Дазай Осаму одет в свой обычный чёрный костюм, его правый глаз скрыт бинтами, а левый глаз всё такой же безжизненный. Дазай Осаму не ушёл из мафии. Чуе кажется, что он сейчас заплачет. Его глаза печёт от непролитых слёз, а в груди зарождается ярость на Дазая. На чёртовых Мимиков, на Оду Сакуноске, на себя. А на смену ярости приходит опустошение, боль и обида. Ему больно и обидно, потому что он оказался недостаточно значимым для своего напарника, чтобы тот остался в мафии. Остался с ним. Чуя и раньше понимал это, но сейчас прочувствовал всё так отчётливо, что захотелось перестать чувствовать вообще что-либо. Чуя ухмыляется ему в лицо. — Слышал, твоего дружка чуть не прикончили? — Чуя не имеет ничего против Оды Сакуноске (тот не виноват, что он значим для Дазая больше, чем кто-либо, не виноват, что Дазай бросил Чую одного, после того как сам же его в мафию и привёл), но не может не съязвить. Было забавно наблюдать, как меняется лицо Дазая: улыбка сошла с него, глаз стал холодным. Весь его вид показывал, что он готов задушить напарника голыми руками. И Накахара вряд ли смог бы ему сопротивляться, потому что его восемнадцатилетнее тело было намного слабее его двадцатидвухлетнего. Потом же Дазай что-то решает для себя и ухмыляется, но единственный глаз всё ещё не выражает ничего, кроме холода. — Я бы не позволил этому случится, — Осаму проходит мимо Накахары, направляясь дальше по своим делам. Чуя усмехается. Ну да, как же. Проходит неделя, потом вторая. Чуя не знал, сколько времени прошло в реальности, хотя подозревал, что всего ничего. Дазай был всё таким же оболтусом, который хотел побыстрее свести счёты с жизнью. А после того, как Ода Сакуноске чуть не умер, его попытки становились такими частыми, что Накахаре становилось страшно за жизнь своего напарника как никогда. Но когда на третьей неделе «показа развилки этой его истории», Дазай не приходил на работу уже три дня, Чую обдало ужасом. И, кажется, он отчётливо понял слова эспера «продержитесь до конца». Потому что, когда Накахара открыл двери давно неиспользуемого склада мафии, то ему стоило больших усилий не закричать: «ВЫПУСТИ МЕНЯ, ВЫПУСТИ». Потому что перед ним был Дазай. Его безвольное тело свисало с балки, а под ногами валялся стул. Бинт свисал с правого глаза, открывая вид на невидящую глазницу, которая покрылась засохшей кровью. А на тонких губах Осаму застыла блаженная улыбка. Чуя осел на пол, зажав руками рот. Его тело затряслось, а через секунду он обнаружил, что его щёки обжигают горячие слёзы. Чуя пытался вбить себе в голову, что всё это не правда, что это иллюзия, что Дазай+9 на самом деле жив. Но чувства, что ударили его под дых, были сильнее. Накахара закричал, отчаянно желая, чтобы всё закончилось. Пожалуйста, пусть всё закончится, пожалуйста. И когда Чуя осознал, что прошептал это вслух, то его уже ослепила белая вспышка. Он всё так же стоял перед одарённой, только всё его лицо было в слезах, а самого его трясло. — Что ж, вы не справились, — девушка хмыкнула и обошла его по кругу, — хотя, должна признаться, вы долго продержались. Она улыбнулась и стала пятиться назад. — У нас был уговор, так что я покидаю... — договорить она не успела: в её спину несколько раз выстрелили. На развалинах склада стоял Тачихара с двумя поднятыми пистолетами. Девушка издала последний вздох и упала замертво. Чуя следил за ней, а потом долго вглядывался в её выражающее недоумение лицо. И всё же она такая молодая. Мичизу вздохнул и засунул пистолеты в кобуру. Потом он спустился к Чуе и помог ему подняться. — Я так и знал, что она не согласится на сотрудничество, а после её слов про сделку, — Чуя, опирающийся на плечо подчинённого, вздрогнул. Тачихара внимательно посмотрел на него. — Не волнуйтесь, Накахара-сан, связь была нестабильна, не думаю, что кто-то услышал про это. Я и сам слышал мало, — стрелок удерживал Чую за плечи, ожидая, пока тот мало-мальски придёт в себя. Накахаре было больно дышать, всю его грудь будто сдавливали тиски, но в один момент он просто глубоко вздохнул и выдохнул. Потом ещё раз. Потом он снял одну перчатку, стараясь не обращать внимание на то, как Тачихара напрягся, и вытер своё мокрое лицо. Потом он вздохнул ещё раз и открыл глаза. — Хорошо, — он сказал это таким твёрдым и спокойным голосом, что Мичизу вздрогнул и невольно отпустил его плечи. — Думаю, наша работа на этом окончена. Подберите тело и возвращайтесь в штаб. — Есть, — Тачихара незамедлительно кивнул и пошёл туда, откуда прибыл. Чуя выдохнул и оглянулся на труп девушки. Босс явно будет недоволен тем, что он не уговорил одарённую присоединиться к мафии. Но он хотя бы обезопасил город от таких «развилок». На протяжении оставшегося дня, пока Чуя докладывал Мори обо всём произошедшем на миссии (о своём маленьком «путешествии» он решил умолчать), пока писал отчёт в своём кабинете, пока ехал домой, пока открывал бутылку дорогого вина и пока пил его и курил сигареты, в нём будто сжималась пружина. Его это бесило. Очень. Потому что подсознательно он знал, что должен сделать, чтобы пружина разжалась и перестала мучить его. В четвёртом часу утра, на третьей бутылке вина и второй пачке сигарет Чуя не выдержал, достал телефон и вызвал такси на адрес общежития Вооружённого Детективного Агенства. Уже через двадцать минут он обнаружил себя, стоящим перед дверью комнаты-квартиры Дазая Осаму с третьей недопитой бутылкой вина в одной руке и сжатым кулаком на уровне сердца в другой. Пока он ехал, значительно протрезвел, и ему это не нравилось. Он сделал большой глоток из бутылки, подождал, пока оно даст в голову, и постучал. Постучал как можно тише, потому что не хотел оказаться окружённым чёртовыми детективами. Потом постучал второй раз, а потом третий. С каждым стуком Чуя терял терпение и стучал громче, совершенно забывая про спящих детективов. Дверь открыл заспанный Дазай. Он сонно хлопал глазами и удивлённо смотрел на Чую. — Коротышка, ты что тут делаешь? — Накахару обдало сонным дыханием, и он поморщился. — Убери пистолет, — Чуя оттолкнул Дазая и зашёл в квартиру. Ещё позавчера он, зайдя сюда, мог подумать, что вот на это Дазай променял свой пентхаус в центре города, но сейчас он даже рад маленькой кухоньке и татами. Осаму усмехнулся и поставил пистолет на предохранитель. Всё таки эта подставка для шляп знала его как облупленного. Он запер на замок дверь, прошёл на кухню и включил там маленький светильник. Потом посмотрел на пьющего Чую и силой отобрал у него бутылку. — Боюсь, ты выпил достаточно, раз припёрся сюда, — Дазай не обратил внимание на возмущённые вздохи и поставил бутылку на стол. Сначала хотел запрятать её повыше, но потом подумал, что нет смысла. Хоть Чуя и низкий, но владеет гравитацией. — Так что ты... — Осаму с полуулыбкой на лице развернулся к Чуе, но запнулся на половине предложения. Потому что чёртов Накахара смотрел на него как на чёртово божество. — ...тут делаешь, — закончил он предложение на выдохе. Чуя разглядывал его и всё никак не мог понять: почему он? Да, он высокий, красивый, у него острый ум, он может добиться мирового господства и богатства, если захочет. Но. Этот придурок никогда не вёл себя по отношению к Накахаре так, чтобы он в него влюбился. Но он всё-таки сделал это. Влюбился. И когда сегодня он собственными глазами увидел мёртвое тело Дазая, услышал тот мерзкий запах разлагающейся плоти и крови, осознавая, что это его, его запах, он был благодарен Богу, Сатане, Вселенной и даже Арахабаки за то, что Ода Сакуноске мёртв. Накахара очнулся от размышлений только тогда, когда почувствовал широкую ладонь на своей скуле. — Чуя, не плачь, — Дазай говорил тихим и мягким голосом. Накахара тихо всхлипнул. Он слишком много плачет сегодня. Чуя сфокусировал свой взгляд на Осаму, а тот почти задохнулся от того, насколько эти глаза живые. — Я сегодня сражался с эспером, с девушкой, — тихо заговорил Чуя, облизав мокрые и солёные губы, — и она показала мне, показала... Губы Накахары затряслись, а после он осознал, что дрожит весь. Дазай схватился за его плечи, пытаясь унять дрожь. — Она показала мне тебя, если бы Ода Сакуноске остался в живых, — у Осаму перехватилось дыхание, — если бы ты остался в мафии. Они стояли и смотрели друг на друга с две минуты: Чуя пытался хоть немного успокоится и перестать наконец плакать, а Дазай пытался восстановить дыхание и унять участившийся пульс. У обоих получалось так себе. — И что же такого случилось, что заставило тебя плакать? — Осаму сглотнул и подавил желание вытереть вспотевшие ладони. — Ты умер, — эти слова прозвучали как гром. Долгожданный гром, которого все ждали несколько месяцев жаркого лета, и вот он наконец прозвучал. Оба вздрогнули. Чуя, кажется, затрясся и заплакал ещё сильнее, не проронив при этом ни звука, а Дазай пытался понять, что чувствует. Если бы ему такое сказали ещё лет пять назад, то он бы прыгал от счастья, что хоть где-то ему удалось свести счёты с этой проклятой жизнью. Но практически держа в руках Чую, у которого, кажется, тихая истерика, он не был уверен, что рад таким новостям. Тем более, учитывая то, что там Одасаку жив, а он нет. — Ну же, — тихо сказал Дазай, сильно прижимая к себе бывшего напарника, — ну же, Чуя, успокойся. Накахара наконец проронил звук. Это был тихий вой вперемешку со всхлипами. — Я тут, Чуя, я здесь, я жив , слышишь? — Осаму не помнит, когда он в последний раз плакал и на что это похоже, но кажется сейчас он вспомнит. Потому что он не может выдержать такого Накахару, у которого, кажется, начинается паническая атака. У него и раньше они бывали пару раз, но не такие сильные. Чую откровенно трясло, он выл хуже побитой собаки и, кажется, не слышал ничего из того, что ему говорили. Ночная кофта Дазая стремительно намокала, а вой Накахары стремительно планировал разбудить всех в общежитии. И Дазай не придумал ничего лучше, чем поцеловать его. За секунду всё прекратилось: Чуя перестал трястись и выть, только тихо текли слёзы, а открытые и удивлённые глаза били его ресницами по щекам. Чуя выдохнул в его приоткрытые губы, а потом обхватил всеми конечностями и ответил. И Дазай сейчас вспомнил то чувство, которое испытывал по отношению к пятнадцатилетнему предводителю агнцев, чувство, из-за которого он раз чуть не вырезал себе сердце. Потому что оно билось как сумасшедшее, как живое. И если сумасшедшим Дазай быть привык, то живым никак нет. Но это было тогда, когда ему было пятнадцать, когда на него давил Мори, когда он не видел смысла в жизни. Но сейчас ему двадцать два, он стоит посреди своей маленькой слабоосвещённой квартирки с исполнителем Портовой Мафии на руках, который льнёт к нему как забывший и вспомнивший ласку кот. А кошек Осаму любил. Чуя отстранился от Дазая и посмотрел на него, чуть щуря глаза. Сейчас на него обрушилось всё его состояние: глаза болели и щипали, в теле была слабость, а голова болела так, будто по ней несколько раз били битой. И то, после биты болит не так. Чуя проверял. Дазай посмотрел на заплаканное лицо Накахары и мягко улыбнулся. Он бы даже хотел провести рукой по его рыжим вихрям, убирая падающие на лицо прядки, но его руки были немного заняты. И не то что бы он против. Осаму сдвинулся с места, чуть при этом не упав, потому что Накахара вцепился в него как потерпевший. — Тише, тише, — Дазай погладил его вдоль позвоночника, — я просто отнесу тебя на футон. Чуя хотел было сказать, что их разговор ещё не закончен, но потом понял, что у него совершенно нет сил его заканчивать. Его истерика выжала из него все соки. Осаму уложил Чую на постель, аккуратно снял с него кожанку, ботинки с носками и штаны, оставив его в футболке и боксерах, и укрыл одеялом. Глаза Накахары мигом стали слипаться, но Дазай потряс его за плечо. — Погоди, не спи, я принесу тебе воды, — организм Чуи решил, что немного влаги не помешает, потому что он сейчас истратил её очень много, и решил оставить Накахару в лёгкой полудрёме. Когда Дазай вернулся, в его руке была литровая бутылка негазированной воды и небольшой тазик под мышкой. Тазик он поставил рядом с головой Чуи, а потом приподнял его и отдал уже открытую бутылку. Тот сделал несколько жадных глотков, а потом опустился головой на подушку и мгновенно вырубился. У него был долгий и тяжёлый день. Осаму по-доброму усмехнулся, закрыл бутылку и поставил её рядом с тазиком. С утра эти две вещи будут очень полезны. А пока им обоим нужно поспать. С утра Чуя проснулся с ужасной головной болью. Он знал, что не умеет пить, но всё равно выпил три бутылки вина. Идиот. После того как он выблевал всё содержимое его желудка и выпил воды, он осмотрелся. Накахара не долго вспоминал, где он и что тут делает. Воспоминания ударили по похмельному мозгу и заставили всё лицо Чуи залиться красным. А потом легонько хлопнуть себя по лбу, чтобы голова ещё сильнее не разболелась. Какой же он идиот. Но не смотря на весь тот стыд, что Чуя испытывал, он чувствовал некую лёгкость. Пружина, что сдавливала его всю вторую половину вчерашнего дня, наконец-то выпрямилась. И которая сдавливала его последние четыре года, кажется, тоже. Дазая дома не оказалось, а на часах было уже три часа дня. Накахара благополучно проспал работу, за что потом получит нагоняй от Мори. Главное объявится до вечера, или хотя бы до завтрашнего утра, а то его начнут искать. И ему очень не хотелось, чтобы его нашли в квартире бывшего напарника. На холодильнике он нашёл розовый стикер, который гласил: «Если ты захочешь есть, а ты захочешь, то еда в холодильнике. Это, конечно, не ресторанный лобстер, но съедобно. Буду вечером, подожди меня ;)» Чуя непроизвольно закатил глаза. Серьёзно? Ресторанный лобстер? «Подожди меня»? Розовый стикер в конце-то концов? Что вообще происходит? Чуя достал из холодильника еле-еле приготовленное карри и разогрел его. Выглядело съедобно. Хотя, представляя их вечерний разговор, хотелось, чтобы оно было отправленное крысиным ядом. Хотя таким, если и надо было кого травить, то только Достоевского. Весь оставшийся день Чуя провёл за уборкой. Он всё удивлялся, как можно жить в таком беспорядке, но сейчас был благодарен за него. Так он не отвлекался на мысли о предстоящем разговоре и побеге. Хотя это был даже не побег. Технически, его тут никто не держит. Он может просто уйти. Но совесть и желание расставить всё на свои места раз и на всегда, не позволяли ему удрать, поджав хвост. Так что Накахаре оставалось только ждать вечера. Дазай сегодня вывел Куникиду большее количество раз, чем за весь этот месяц, а потом смылся с работы раньше на час. Как только он вышел на улицу, за дверь здания, где располагалось ВДА, милая улыбочка стёрлась с его лица. Ему нужно было навестить старого друга. Ода Сакуноске точно не стал бы осуждать его за любовь. Но что если эту любовь он осознал только после его смерти? Осаму чувствовал себя виноватым. То есть, Ода должен был пожертвовать собой, своей жизнью, чтобы он стал хорошим человеком, чтобы увидел всю прелесть людей и мира, чтобы увидел любовь Накахары Чуи. — Мне так жаль, Одасаку, — лицо Дазая исказила гримаса боли, — мне так жаль, что я не понял всего этого раньше. Осаму стёр с лица единственную слёзную дорожку. Потом проморгался, ещё раз взглянул на надгробие друга и развернулся, быстрым шагом идя прочь с кладбища. Если Одасаку нужно было отдать жизнь за то, чтобы Дазай Осаму начал жить полной жизнью, то тот не может его подвести. Не в этот раз. Чуя вздрогнул, когда услышал поворачивающийся в замочной скважине ключ. Он лежал на футоне в позе звезды, в одной футболке и боксерах, как Дазай и оставил его вчера. С его места прекрасна была видна входная дверь, которая пугала его. Но с приходом Дазая, Чуя стал полностью уверен, что ему хочется разговора, который предстоит. Хочется поговорить, всё разрешить и даже остаться, если разрешат. Дазай смотрел на него из дверного проёма, в его спину бил свет заходящего солнца, а сам он выглядел как самое настоящее божество, даже в своём безвкусном бежевом пальто и с пакетом еды из доставки. Лицо Осаму озарила мягкая улыбка, и в этот момент Чуя понял, что ни за что не даст случится тому, чтобы он покончил с собой. Он сделает всё, что в его силах, чтобы этого не произошло. Потому что это его, их реальность, и они могут управлять ей, как хотят. И Накахара собирается воспользоваться этим, чтобы Дазай Осаму остался в живых. Чуя улыбнулся ему в ответ.