Иней на ресницах

Миша привалился к забору и закрыл глаза. Усталость навалилась тяжёлой волной, заставляя повесить руки плетьми вдоль тела, и парень, сдаваясь, съехал вниз по забору, усаживаясь на стылую землю. Каждое движение отзывалось болью во всём теле. Да уж, Миша явно оказался не готов к самостоятельной жизни, да ещё и на отшибе от всего мира. Холод прочно поселился в его душе, белые волосы будто были посеребрены инеем, а светлые, почти прозрачные серые глаза смотрели неуверенно и как-то забито, будто бы маленький брошенный в зверинец волчонок огрызался из-за угла на прохожих. Миша долго сидел на стылой траве, следя утомлённым взглядом за проплывающими мимо облаками, за солнцем, медленно и лениво ползущим к горизонту, за хмурой вороной, не умолкающей на ветке древнего вяза. Ноги затекли от однообразной позы, руки окоченели до самых чувствительных локтей, а глаза начали слезиться от долгого немигания. Тишина, нарушаемая мерным треском кузнечиков, давила на сознание. Миша постепенно проваливался в полудрёму, и в голове мимо его сонного сознания проплывали белые снега, голоса, зовущие его куда-то, странные существа, похожие на помесь людей и медведей, что ходили по вечным льдам Арктики, величественные, жуткие в своей всемогущей неприкосновенности, опасные. Их было всего четверо, диких, необузданных, уродливых тварей с окровавленными ртами и белыми, как у самого Миши, глазами, они скалили жуткие пасти и грозились убить на своём пути всех, и Миша был единственным, кто стоял на их ледяном пути. Они всегда приходили к юноше во сне с тех пор, как родители выставили его из дома без средств к существованию, и каждый раз Миша пытался пошевелиться, оторвать от земли ноги, но, глянув вниз, с ужасом осознавал, что те вмёрзли в землю и лёд, точно живое существо, ползёт по ним вверх, грозясь добраться до самой глотки раньше четверых уродливых тварей. Когда щиколотки оказывались погребены подо льдом, твари, злобно скалясь, начинали подходить всё ближе, взметая на каждом шагу ледяные искры, как дикие быки роют землю, бросаясь на красную тряпку. Миша вздрагивал от ужаса, начиная орать так, будто от этого зависела его жизнь, и просыпался в холодном поту и с криком на губах… - …эй, парень, ты чего орёшь?! – Миша с трудом разлепил глаза и уставился на парня, что навис над ним и, нахмурившись, тряс за плечо. – Очнулся, наконец, сосед, - со смешком облегченно выдохнул он. – Ты чего на траве дрыхнешь, заболеешь ведь! – он встал и протянул Мише руку, за которую тот благодарно ухватился, вставая следом и пытаясь рассеянно улыбнуться. Остатки кошмара всё ещё витали в воздухе, и парень только сейчас заметил, что его спаситель выше его самого на голову и выглядит точно как его самая бесстыдная ночная фантазия. Ворона, презрительно каркнув что-то вроде: «Без шансов, лопух!», слетела с насиженной ветки и, громко хлопая крыльями, улетела вдаль. Миша, собравшись с духом, улыбнулся уже более уверенно и, переведя взгляд на стоящего напротив парня, пробормотал смущённо: - Кошмары… да ещё тут вот устал, прямо тут и заснул… обычно такой фигни не случается… Я Миша, а ты? – спросил он, приподняв брови и протягивая руку. - Кеша, - ухмыльнулся парень, ответив на рукопожатие, и задержал руку на несколько секунд, тут же нахмурившись. – Ты чего такой ледяной? Ну хотя и понятно – на земле холодной спать! На вот, - он стянул с себя чёрную кожанку и, не слушая возражений, накинул её на плечи вконец смущённому Мише. - Мда, - протянул неопределённо женский голос из-за Мишиной спины. Он оглянулся и увидел девушку с роскошной огненно-рыжей шевелюрой, критически осматривающей маленький огородик, который не давал Мише сдохнуть от голода летом. Что он будет делать зимой, Миша понятия не имел, потому что никто не хотел брать его на работу, что было, надо сказать, его личным проклятием. Иначе он не мог это назвать. Рыжая девушка вновь привлекла его внимание, и Миша подумал, что, наверное, этот великолепный парень приехал с ней, а значит она его девушка, а значит, старая глупая ворона была права, и у него действительно нет шансов. В конце концов, кто он вообще такой? Жалкий одинокий неудачник, у которого даже друзей нет… теперь. - Я Лиза, - девушка пощёлкала пальцами перед носом у Миши. – Сестра этого придурка… - Эй! - …но все зовут меня Лисёнком. Вообще-то, Кеша хотел тебе сказать, что он теперь живёт здесь, потому что вооон та заброшенная рухлядь – это старый дедушкин дом, а Кеша пытается доказать родакам, что способен жить самостоятельно. А ты тут… чего торчишь? – рыжая вопросительно изогнула бровь, и Кеша, на которого Миша взглянул в этот самый момент, отзеркалил её движение. Сестра. И правда, дико похожи. Как он сразу не заметил? - …не зависай, ок? - А? Ага… прости… Я просто… А что, ты и правда собираешься променять спокойную городскую жизнь на это вот всё добровольно? – с любопытством спросил Миша, чрезвычайно удивлённый безрассудством этого горячего парня. - Ну и что! – насупился тот. – Ты же вон согласился! - Нет, - спокойно ответил Миша. – Вовсе нет. Была бы моя воля, я бы с радостью жил со своей семьёй, но… я не имею такой возможности, поэтому… извини, но, по-моему, глупо отказываться от своей семьи добровольно. - А знаешь что? – вновь подала голос Лиза, заставляя Мишу оторвать взгляд от Кеши и посмотреть на неё. – Мне кажется, что здесь мой идиот обретёт что-то получше родительского промывания мозгов… - Да пошла ты к чёрту! – бросил Кеша, нахмурившись и сложив руки на груди. - И, Миша? Ты не мог бы пустить этого балбеса к себе на одну ночь? – Лиза умоляюще сложила брови и мило улыбнулась. – А то уже темно, а там сам видишь что с домом, ладно? - Ладно, - кивнул Миша, сглотнув. – Ладно. Хорошо. А… а ты, я так понимаю, не остаёшься здесь? – теперь уже Миша умоляюще улыбнулся, чем вызвал у девушки хитрую ухмылку – «И правда, Лисёнок». - Ну конечно нет! Мне-то тут что делать? Я же не собираюсь никому ничего доказывать, как Кеша. Так что… удачи тебе, придурок… во всем! – рыжая хихикнула, чмокнула брата в щёку и побежала прочь из деревни. – Там такси ждёт меня! – крикнула она уже издалека, и через минуту её бодрые шаги смолкли вдалеке. Солнце заползло за горизонт, отделяя Мишу от той жизни, которая окружала его ранее, ведь, хоть солнца больше не было на небе, оно осталось совсем рядом – тонкой задорной улыбкой, лёгким подмигиванием. Миша и сам не понял, когда «попал», он только осознал внезапно, что ничего уже не сможет воспринимать и чувствовать так, как раньше, и это вводило его в панику. - Опять завис? – усмехнулся Кеша, и Миша только сейчас понял, что почти беззастенчиво пялится на его шею. Нежный румянец залил бледное лицо, и Миша поспешил в дом, показывая его своему гостю. - Так… ты можешь лечь на диване, можешь на моей кровати, мне всё равно, - неловко улыбнулся Миша, разводя руками. Кеша улыбнулся мягко и похлопал парня по плечу, не замечая, как дёрнулся от прикосновения Миша. - Ну что ты, дорогуша, я не собираюсь отнимать твою кроватку, - он сбросил рюкзак около дивана и плюхнулся на него, прикрыв глаза. – Чёртовы родители. Миша вздохнул так горько, что Иннокентий аж брови поднял. - Выставили из дома, - тревожно пояснил Миша на удивлённый взгляд. – Совершенно без денег, сказали – через час чтобы тебя тут не было, и больше не появляйся, - он уныло натянул улыбку, но та не хотела сидеть на лице ровно, кривя его в боязливую маску. Миша потёр ладони друг о друга, будто ему было холодно, и опустошённо посмотрел куда-то сквозь стену. – Я их понимаю… в какой-то степени. Они, может, и правы. С их точки зрения, конечно, они такие верующие, знаешь? Почти фанатики. - Что надо было такого натворить, чтобы собственные родители тебя вот так… выставили? – ошарашенно выдохнул Кеша. – Ты же, наверное, ну… не убил никого, да? Ты-то точно не мог бы… Тогда что? Миша ухмыльнулся, и горькая саркастичность растянула его лицо в недобрую, убитую улыбку. - Я ничего не делал, в том-то и дело… Но я не соответствую их представлениям о добром христианине, поэтому они избавились от меня… Отец сказал, что, выгоняя меня, они вырезают из их семьи злобную чёртову опухоль, и она пойдёт на поправку… А я всегда был болезнью, позором и той дрянью, без которой и мир, и их дом будет куда лучше… Вот и всё… Кеша поднял руку, но Миша ушёл от прикосновения, глянув на него как-то испуганно. - Не надо, ладно? Извини… - он обессиленно вздохнул, повесив голову. – Со мной столько всякого дерьма произошло… Я… как бы сказать… ну, прикосновений боюсь. Точнее не боюсь, но дёргаюсь… неуютно как-то. Ты же не обидишься? – тревожно глянул он на Кешу. Тот подавил желание убить того, кто так целенаправленно и умело разрушал уверенность и благодушие этого прекрасного существа. - Конечно, нет. Всё в порядке, - он ободряюще улыбнулся. – Если захочешь… когда-нибудь… можешь поговорить со мной об этом, ладно? - Ладно, - слишком быстро отозвался Миша. – Ладно, но… вряд ли, это всё слишком уж плохо, - Миша вздохнул и решительно поднялся с дивана, завершая разговор. – Ты, наверное, голодный? Можем приготовить что-нибудь? - Отлично! – воскликнул Кеша, подрываясь с дивана. У него чесались руки обнять это несчастное хрупкое создание, уберечь его ото всех в своих объятиях, но он уважал личное пространство, к тому же Миша ясно дал понять своё отношение к такого рода вещам. Но ведь мечтать никто не запрещал, правда? *** Январь запорошил всё кругом белым ковром, и парни устали раскапывать снежные завалы два раза в день. Хорошо ещё, что Миша предусмотрительно заставил Кешу съездить с ним в город, чтобы запастись всем необходимым на тот случай, если дороги занесёт, а то бы сидели сейчас и грызли одну картошку. Кеша, конечно, ныл и как мог уговаривал блондина никуда не ездить, но непреклонность Миши порой граничила с упёртостью, и Кеша понял почти сразу, что с ним проще всего согласиться. Последние два дня метель свирепствовала и неистово лупила плетьми льдинок и снега по крышам домов, заваливая двери и окна, закупоривая выходы, замуровывая наглухо, и этой бесовской свистопляске не было видно конца. У Миши печка была не в порядке, а об отоплении можно было и не мечтать. Наверное, этим-то Кеша и уговорил вечно мёрзнущего блондина переселиться к нему на время холодов, да, собственно, того и уговаривать-то особенно не пришлось – поотнекивался пару дней для вежливости, а потом со смущённой улыбкой появился у Кеши на пороге с чемоданом. Кеша, кажется, начал понимать, как работает сложный и интересный механизм под названием «Михаил», и улыбался про себя, когда его метод воздействия начал работать. Холода взяли своё, и метельный буран был не единственным, что грозило парням в ледяном заточении – температура на улице приводила теплолюбивого Мишу в панику. Но, слава богу, отопление Кеша сделать успел ещё осенью, и теперь оно спасало жизнь обоим. - Можно вопрос? – легко улыбнулся Кеша за завтраком. Миша недоумённо глянул на него и осторожно кивнул. – Ты почему согласился переселиться сюда? Они уже давно перестали говорить о том, что переселился Миша только на зиму, и границы его проживания у Кеши в их сознании постепенно растягивались до необозримых. - Ну… - нерешительно протянул Миша, грея руки о горячий стакан чая. – Я, видишь ли, тот дом… ну, вот в котором я жил… я его ненавижу просто. Там всё такое белое, холодное, мёрзлое. А у тебя тепло, - улыбнулся он довольно и откинул голову назад, когда Кеша начал мягко массировать его затылок. – И я не только про температуру. - Голова не болит уже? – спросил брюнет тихо, задумчиво размышляя над словами Миши. - Не-а. Прошло всё, - спокойно улыбнулся тот, глубоко вздыхая. – Спасибо тебе. - Да не за что, - отозвался Кеша, мыслями находясь совсем не здесь и отвечая почти машинально. Будто в прострации опустившись в кресло, Кеша задумался. Миша вёл себя странно… для Миши. Поведение, свойственное обычным подросткам, было совершенно чуждо ему. Даже замкнутые социофобы были приручаемы по сравнению с ним, и Кеша искренне недоумевал, что такого, сам не заметив того, он сделал с Мишей, что тот вдруг впустил его в свой маленький, разломанный жестокостью семьи мирок, дал шанс помочь восстановить его, внести туда частичку своей души. Миша медленно разворачивался, как прекрасный цветок, открывал себя, осторожно, продумывая каждый шаг и всегда оставляя путь к отступлению. Миша не боялся его прикосновений уже давно, и это было странным ощущением – прикасаться к нему, понимая, что только ты можешь это делать… Кеша нашёл ему работу, потому что у парня это получалось из рук вон плохо. Он совершенно не знал себе цену (спасибо родителям), но зато он знал несколько языков, и Кеша легко нашёл ему вакансию переводчика каких-то левых книжек. Это было как раз тем, чего Мише не хватало – работа была нужна, но контактировать с людьми он категорически не хотел, это взывало у него панику. Кеша старался не думать о том, что было бы с Мишей, если бы он остался один, и ему пришлось бы найти работу, подразумевающую прямое общение с людьми. И это вводило в панику уже Кешу. Свои чувства к Мише он старался не выпускать наружу, насколько это было вообще возможно. Однажды Кеша проснулся и просто осознал, что Миша – именно тот самый пресловутый «его человек», и разве важно, что вовсе не «его»? Это не имело значения, и, пока Миша был счастлив и спокоен, ничего вообще не имело значения. Это стало жизненной целью Кеши – сделать всё, чтобы Миша был абсолютно, свободно счастлив, и, если это подразумевало бы отсутствие Кеши рядом с ним, он бы пошёл и на это, потому что ничего больше не имело для него значения, кроме Миши и его счастья. Кеша подразумевал, что Лиза – его личный психолог, и та была не против, но даже она оказалась не готова выслушивать любовные дифирамбы брата часами. Она вообще не понимала его терзаний – пошёл бы и признался, делов-то, - но Кеша был на тысячу процентов убеждён в невзаимности своих чувств, и рушить хрупкое доверие Миши, основанное, конечно же, на дружбе, он не собирался, по крайней мере, в ближайшие сто лет. Кроме того, Миша говорил, что в семье у него одни религиозные фанатики, так что маловероятно, что он сам считает такие вещи хотя бы нормальными и не сочтёт Кешу обыкновенным похотливым придурком. И всё-таки кое в чём Лиза смогла убедить Кешу – банальный, но проверенный ход, который сработает точно и прояснит всё, что нужно – сыграть на ревности. Конечно, Кеша считал такое неправильным, и даже подлым, но Лиза была убедительна, и считала, что чувства Кеши взаимны, боже, ты вообще знаешь, скольких людей я свела в своей жизни, послушай тех, у кого есть в этом опыт, и не ной бога ради, ладно? Что ж, если это и было подлым, Кеша не стал отказываться от возможности получить всё без риска потерять дружбу. Собрав всю свою волю в кулак, он поднялся и позвал Мишу, который куда-то умотал. Тот появился почти сразу, скатываясь по лестнице со второго этажа. - Чего тебе? – улыбнулся он легко, подсаживаясь к Кеше на диван. - Слушай, - медленно начал тот, внимательно следя за реакцией Миши и не упуская ни одной маленькой детали. – Я тут познакомился с одной девчонкой в интернете, оценишь? – он постарался ухмыльнуться, но Миша не смотрел на него. Даже на расстоянии он почувствовал, как тот мгновенно напрягся и будто бы замкнулся в себе, становясь таким же отчуждённым, как в день их первой встречи. Кеша мысленно проклял сестру – надо же было такое посоветовать! - Я… извини, я в красоте мало что понимаю, но… в любом случае удачи тебе… - ровно выговорил Миша, но Кеша кожей ощутил, с каким трудом ему давались эти слова. – Ты извини, мне работать надо. Кеша остался сидеть в одиночестве. На верху хлопнула дверь в комнату Миши. Кеша подорвался с дивана, лихорадочно набирая номер сестры. Та ответила не сразу, но, стоило ей сказать «привет», как на неё со скоростью пулемётной очереди вылились события последних минут. Минуту в трубке молчали, и Кеша почти вживую представил ошарашенно лицо Лизы. А потом та захихикала тоненько, именно так, как Кеша ненавидел больше всего. - Что и требовалось доказать! – довольно промурлыкала она. – А теперь последний этап… Пока всё идёт лучше некуда, дорогой мой, так что не струсь теперь, понял? – строго добавила она. - Ладно, - бросил Кеша в трубку. – И что ты предлагаешь? - Иди и признайся ему, - просто ответила сестра. - Чего? – вытаращился Кеша, нервно ухмыльнувшись. – Ты спятила, лисица? Какое, к чёрту, «иди и признайся»? Охренела что ли? Ты мне такого не говорила вчера, когда предложила… - Эй, стой-стой-стой! – возмущённо перебила его Лиза. – Если ты этого не сделаешь, он продолжит страдать, а ты, помнится, распинался в том, что всё сделаешь, чтобы он был спокоен и счастлив. Так вот и давай, вперёд, балбес! - Но ему это не надо! – почти выкрикнул Кеша, и Лиза поразилась отчаянию, которое прозвучало в его голосе. - Эй, послушаешь меня, хорошо? – мягко спросила она. – Я попросила тебя поверить моему опыту неслучайно. Я знаю, о чём говорю, и я никогда не подводила тебя раньше, поэтому… доверься мне сейчас, ладно? Просто сделай так, как я прошу, и всё… Ладно, солнце? Кеша с минуту не отвечал ей, будто бы решаясь, а потом выдохнул резко: - Ладно, уломала, Лисёнок. Но если это всё пойдёт к чертям, я тебя придушу, поняла? - Обещаю, что не буду сопротивляться, - он почувствовал в её голосе улыбку, и сам улыбнулся. – Удачи, родной, всё хорошо, помнишь? - Конечно, ладно. Хорошо. Пока. Он положил трубку. Дрожь проходила сквозь его тело, и, хотя он и был почти спокоен на первый взгляд, сердце его колотилось неимоверно быстро. На секунду его посетила малодушная мысль всё бросить к чертям и оставить, как есть, но он отмёл её, как недостойную. Путь до комнаты Миши показался ему вечностью, и он успел надумать целую кучу всего, чего только можно. Дверная ручка обожгла холодным металлом, и Кеша впервые понял, что она очень тяжело опускается и также тяжело сопротивляется пружина на двери. В комнате горел только камин. Миша сидел на полу, откинув голову на стену и зажмурившись. Маленький собранный комок – колени поджаты к груди, руки напряжены. На щеках – потёки от слёз… Кеша хотел бы никогда их не видеть на вечно бледных щеках. Белые волосы будто выцвели мигом, хотя он и понимал, что ему это только кажется. Кеша опустился на пол рядом, касаясь боком. - Нет никакой девчонки, - сказал он тихо, вызвав нервный смешок Миши. – Какие уж тут девчонки. - Тогда зачем? – хриплым шёпотом спросил блондин, сжимая руки ещё крепче. – Какого хрена ты тогда делаешь? - Проверял кое-что… - Кеша опустил голову, осторожно взглянув на Мишу. – Лиза посоветовала… Проверка на ревность. - Чего?! – огрызнулся Миша, прожигая Кешу шокированным взглядом. – Какая ещё к чёрту проверка, идиот?! - Прости… - Кеша и не понял сразу, какую он совершил ошибку. Видимо, Лиза забыла, что к каждому человеку должен быть индивидуальный подход, и, если кто-то после этой её дурацкой проверки бросается в объятья своей любви под шелест розовых лепестков и звуки свадебного марша, то Мишу это может просто сломать. – Чёрт, я такой придурок, - он потёр виски, собираясь с мыслями. Раскисать сейчас он просто не имел права. – Я просто… понимаешь… - Нет, - отрезал Миша. – Я не понимаю. Я что… что-то плохое тебе сделал, что ты мне тут проверки устраиваешь? – выглядел он при этом как побитый щенок, и Кеша готов был волосы на себе рвать. Господи боже, ну что за идиот! - Ты… нет, ты кроме хорошего ничего не делаешь, Миш. Просто… - «иди и признайся». – Просто я… - «иди и признайся!». – Я… люблю тебя… вот. Метель взвыла отчаянно за окном, и швырнула в окно льдистые искры. Часы на стене мерно шагали и будто бы замедляли свой бег. Внизу упала на пол книга. Пыль, как большая птица, взмахнув крыльями, метнулась к потолку. Минуты. - Прости… - убито выдохнул Кеша. – Я… - Правда? – оцепенело прошептал Миша. - Да, - выдохнул Кеша, понимая, что уже не будет хуже. И тут его прорвало, он говорил и говорил, не смея поднять глаза на Мишу и остановить поток слов. – Я… не знаю, почему ты, просто ты… как мятный космос на крыльях бабочки, знаешь? Я когда понял всё, то даже не удивился сильно, ты всегда был каким-то особенным для меня, но я только потом понял, почему. Я же знаю, вижу, что ты раскрываешься, и я… не хотел это рушить. Твоё доверие – это безумно много, это почти весь мир, знаешь… Тебе же обязательно нужен кто-то… свой, понимаешь? Ты один замёрзнешь просто! Тебе нужно тепло, и я был очень рад, когда ты перебрался ко мне, потому что я был уверен, что могу тебя согревать, дать тебе тепло, которое тебе нужно, а потом… - Кеша замолчал на секунду и вскинул на Мишу отчаянный взгляд. – У тебя глаза, как окна во вселенную с безумно красивыми галактиками, триадами и созвездиями… В них смотришь – и всё, как будто проваливаешься. У тебя душа как целый мир – и там даже солнце есть, но как будто за дымкой туч и сияет на вечных льдах… Я просто… не знаю, как это описать… это как попасть в книгу – об эльфах, драконах и лесах. У тебя тело эльфа, ты знаешь? Ты самое прекрасное создание на этой отвратительной грязной планете, и у тебя душа заморожена льдом, но он чистый и прозрачный, понимаешь… Тебя надо поместить куда-нибудь, где есть такие же прекрасные существа, потому что люди… они вообще недостойны тебя, ну, они тебе слишком много всего плохого сделали, хоть ты и не говоришь, что, но… Ты же прикосновений боишься, да? Я бы своими руками убил того, кто посмел причинить тебе зло, но ты ведь не дашь, ты слишком добрый… Ты ко всем добрый, ты же как солнце… И я просто хочу, чтобы ты был счастлив. Если это значит, что я должен быть далеко от тебя, то… я всё сделаю для того, чтобы ты был счастлив… ладно? – он поднял глаза на Мишу и увидел, что у того по щекам текут слёзы, а во взгляде такая взрывная смесь боли и света, что нельзя смотреть в эти чистые глаза. - Если ты хочешь… чтобы я был счастлив, то… пожалуйста, будь рядом, будь… со мной… пожалуйста… - Миша зажмурился и опустил голову, обняв колени руками. Кеше показалось, что его внутренности перевернули и разодрали на куски, а сердце запустили со скоростью света болтаться куда-то между горлом и пятками. Аорты сжались, и дыхание остановилось на несколько вечных мгновений, и он видел перед собой только дрожащие руки, по-прежнему сжатые до побеления костяшек, бьющуюся бешено жилку на шее и слышал поверхностное неровное дыхание. - Хорошо, я… я буду рядом… пока это тебе нужно, - он благодарно прикоснулся к гладкой коже на шее, проводя ладонью выше, чувствуя, как сбивается ритм чужого пульса под его рукой. Осторожно повернув к себе голову Миши, он замер взглядом на его глазах. – Какие же у тебя глаза… - Мать говорила, что пустые и бесцветные, - шёпотом отозвался Миша. Кеша нежно усмехнулся, проводя большим пальцем по шёлковой скуле к губам. - Нет, - также шёпотом возразил он. – Там целый мир… - Там только твоё отражение, - серьёзно проговорил Миша, опуская глаза. - А твои щёки как размах крыльев колибри… на которые падает рассветный румянец… Миша улыбнулся спокойно и тепло, поднимая блестящий взгляд на Кешу. - Я тоже, - смущённо сказал он. - Что тоже? – неверяще застыл Кеша. - Тоже люблю тебя, - пробормотал Миша едва слышно. – Но… - он тут же нахмурился. – Я могу рассказать тебе? – осторожно спросил он, и Кеша понял, о чём он. - Конечно, - с готовностью отозвался он. – Ты всегда можешь… - Всё не так просто… ты, и правда, многого не знаешь, - печально сказал он. - Эй, ну ты чего? – Кеша ласково взял его лицо в ладони, заставляя посмотреть себе в глаза, и улыбнулся ободряюще. – Что ты такого страшного сделал? - Ничего, понимаешь? – и он решительно взглянул в глаза напротив. – У меня были однажды отношения с парнем, но… я не хотел торопить события и отказывал ему… во всём. Мы даже не целовались! – он покраснел, но всё равно продолжил, будто боялся стушеваться и замять разговор. – Однажды ему надоело ждать… Тут нечего особенно рассказывать, но… он был под наркотой и это было… отвратительно и жутко… я только потом понял, что ещё и больно… - он умолк, а Кеша выглядел таким потрясённым и ожесточённым одновременно, что Мише даже стало страшно, так что он замолчал, но уже через секунду продолжил. – У меня никогда не было друзей, кроме тебя, никогда – кроме тебя, снова, - я не был влюблён серьёзно, а моя семья никогда не была мне настоящей семьёй. Я тогда сразу… ну, как только смог, конечно… сбежал домой. Мать испугалась, когда увидела меня, думала избили… Я всё ей рассказал, она была всегда добрее отца ко мне, думал, поймёт, пожалеет, может… Она сказала, чтобы через час меня в их доме больше не было… Дала пять тысяч на первое время и… Я надеялся, что отец не придёт, пока я дома, боялся дико, но он пришёл – мать позвонила ему. Видишь шрам? – Миша показал на тот шрам, который всегда не давал Кеше покоя: он проходил прямо по ключице, в опасной близости от сонной артерии. – Отец был в бешенстве… швырнул в меня вазой, попал в стену, но рикошетом осколок задел. Мне кажется, он был бы рад, если бы я умер тогда… Кеше показалось вдруг, что его мир летит к чертям, а розовые очки с мифами о добре спадают, обнажая неприглядную жестокую действительность. И галактики на его небосклоне скатились за горизонт, оставляя небо чёрным, как тушь, что разлили на лист белой бумаги. Огонь в камине вспыхнул вдруг ярко на секунду, а метель, казалось, обрушила на дом целый сугроб ледяных глыб. - Твари… господи, какие же они твари… - Миша удивлённо посмотрел на него, но Кеша не собирался смягчать свои слова. – Как у них поднялись руки на такое прекрасное создание, как ты? Как поднялся язык такое говорить тебе? Как посмели они делать с тобой… всё это?! – яростно простонал Кеша, притягивая блондина к себе в объятия и окутывая собой, желая защитить ото всего. – Я… я всегда буду рядом, никому не позволю тебе причинить вред, понял? – он бездумно гладил Мишу по спине и только душой чувствовал его дрожь, его слёзы. Ничего не было в порядке, даже если план Лизы и сработал, и теперь у Кеши есть самый лучший парень на свете, но это, чёрт возьми, было не самой большой проблемой! - Кеш, ты меня задушишь… - донеслось из глубин кешиного свитера, и Миша проговорил с облегчением, когда голову удалось освободить: - Всё хорошо, не думай об этом. Это… в прошлом. Я уже давно научился отпускать такое, иначе бы совсем сошёл с ума от того дерьма, которое на меня вылили. Я их не простил, и прощать не собираюсь, но… просто не стоит об этом говорить и думать, пожалуйста, ладно? Я никому это не говорил раньше, и пусть так и дальше будет. Я просто… не хотел начинать наши отношения с недосказанности. Я вообще думал, что тебе это, возможно, будет противно… - Но я не… - Знаю, знаю, - он спокойно улыбнулся. – Просто я не хочу об этом думать. У тебя, знаешь ли, всегда получалось отвлекать меня от этого дерьма, хоть ты и сам не знал об этом. Просто… будь рядом, ладно? Этого хватит, чтобы я не мучился из-за воспоминаний, хотя кошмары… но они это фигня, правда? - Нет! – возмущённо воскликнул Кеша. – Если хочешь, я могу спать с тобой… Приставать не буду! Обещаю! – тут же добавил он, увидев настороженный взгляд напротив. – Я вообще не буду ничего… ну, такого делать, пока ты сам не захочешь. Мне слишком дорог ты сам, чтобы ради этого вот похерить всё к чертям, ладно? - Ладно, - неуверенно улыбнулся Миша и на секунду задумался. – Только если ты и правда не будешь… Ну хорошо, посмотрим, что выйдет, да? - Вот именно… Кеша, вроде бы, хотел ещё что-то сказать, но вдруг осёкся, замер настороженно и несколько секунд смотрел прямо в светлые глаза, куда-то вглубь, в такие тайные глубины чистой изломанной души, о которых никто и не догадывается. Он смотрел и будто звал Мишу за собой – пойдём, ты не один, пойдём внутрь твоей души, в прекрасные тёмные леса со стволами древних вязов, серебрящимися дождевыми искрами на солнце паутинками, с легконогими антилопами и грузными лапами елей, с остроухими, неземными эльфами, с прохладным лунным светом сквозь плотную хмурую листву… Миша застыл, поражённый, и тихо, едва слышно выдыхал через раз. Он не мог бы сейчас описать свои чувства, ведь чувствовал он так много сразу, и одновременно всего одно всепоглощающее, мощное, заливающее лавиной чувство – любовь. Он не очень понимал, что такого интересного разглядел в его глазах Кеша, но внутренности скрутило в жгут, распотрошило и швырнуло обратно, а колени непременно подогнулись бы, стой он сейчас на ногах. На глаза навернулись слёзы, потому что в глазах Кеши он видел отражение своих ощущений – и безмерную благодарность, и единение, и ту нежность, которая не расплёскивает страсть по скоротечно и по частям, а копит, стараясь, так стараясь не торопить, чтобы потом обрушить огненным потопом на измождённые любовной жаждой души. Кеша очнулся и выдохнул так резко, что мишины ресницы затрепетали, скрывая прекрасные глаза под лёгким невесомым пологом, заметая дымкой сияющую в них любовь. Между ними почти не было расстояния, их дыхание переплеталось, объединяясь, Миша едва дышал, неровно, через раз, и Кеша стих вслед за ним, отчаянно ища согласия или отказа, но увидел лишь ожидание. И ещё доверие, от которого бабочки в животе взметнулись нелепым роем, почти до боли пробивая грудную клетку мельтешащими крыльями. Кеша качнулся вперёд, едва ли осознавая, что с ними происходит, но они были будто бы двумя идеально сочетаемыми химическими элементами – «и правда, химия», - подумал Кеша. Он наклонился ещё чуть-чуть, почти касаясь губами губ напротив, но оставляя между ними единственный миллиметр. Губы у Миши покалывало от тепла чужих губ, он чувствовал их общее дыхание, и доверчиво жался всё ближе, не смея сделать решающее движение. Кеша качнулся к нему, и он почувствовал, что стоит на самом краю Млечного пути, на грани пропасти бездонных волшебных звёзд, стоит так близко к самому краю… Кеша качнулся ближе, ближе… Прыжок. Сердце оглушительно замерло, мир качнулся вправо, влево, покатился кубарем, крутя охваченное любовью сознание из стороны в сторону. Губы Кеши были такими, как Миша представлял сотни, тысячи раз, но вместе с этим безумно, несравненно лучше, идеальнее в миллиард раз. Миша понял, чего не хватало в его мокрых снах – реальности происходящего, и теперь, когда родные губы сцеловывали с его собственных безграничное доверие, он чувствовал, что мир катится вверх, непонятно как оказываясь одновременно и в реальности, и в фантомном раю. Кеша легко погладил ладонью бархатную щёку, тепло под ладонью окрасилось румянцем в цвет утренней зари, и его сердце затрепетало, как пойманная в силки птица. Миша всем своим существом подался вперёд, отчаянно выпрашивая ещё ласки, признаваясь в своей безмерной любви вновь и вновь – касаниями, поцелуями, шелестом затихающего негой дыхания… Когда Кеша оторвался от его губ, Миша вновь ощутил его лёгкое, едва заметное покалывание там, где его губы и пальцы касались его лица. Он пребывал в оцепенении, и едва ли чувствовал даже смущение, наслаждаясь теплом, исходящим от тела Кеши. Кеша с восторгом смотрел в светлые ласковые глаза, замирал от восхищения и никак не мог поверить в то, что это неземное, совершенно прекрасное создание принадлежит ему, доверяет ему своё тело и свою чистую, избитую жестокой судьбой душу. Миша был таким беззащитным, таким хрупким, так смущённо доверялся его рукам, что он боялся спугнуть его неосторожным касанием. Метель за окном наконец утихла, отступая под натиском нежного снегопада, и снег лёгкими пушинками гладил окна, будто прося прощения за недавнюю бурю. - Кеш… а ты правда меня любишь, да?.. – шёпотом пробормотал Миша, застенчиво смотря на парня и улыбаясь так неуверенно, что у того защемило сердце. Боже, как же он ненавидел тех тварей, что убили в его любимом человеке доверие и лёгкость, подвесив к его чуткой, ранимой душе такой неподъёмный груз! - Конечно, солнце моё… - чуть хриплым от волнения голосом ответил он. – Конечно я люблю тебя, больше жизни… Ты только оставайся со мной, и со временем увидишь… - Знаешь, - смущённо улыбнулся Миша. – Я просто… не то, чтобы я тебе не верил, но я так отвык доверять словам людей, что… мне нужно немного времени, хорошо? Кеша тепло ему улыбнулся и нежно провёл кончиками пальцев по шее с синеватой щемящей сердце жилкой. - Столько, сколько тебе нужно, родной. У нас с тобой в руках всё время мира, не бойся ничего, расслабься… - он быстро прикоснулся к мягким, чуть подрагивающим губам ещё раз. - Я… постараюсь, а ты будь рядом, только всегда будь рядом, пожалуйста… - Мишу слегка вело от близости надёжного тела, умиротворение спускалось на него, как снежное покрывало за окном, убаюкивая его, уставшего от сегодняшних потрясений, укрывая плотным пологом. Камин догорал, и Кеша, глядя на его спокойное лицо, впервые за всё то время, что они были знакомы, видел на его лице такое спокойствие, будто Миша чувствовал себя наконец-то в безопасности. Всё было в порядке, теперь уже точно. И, если нужно было подождать ещё, чтобы Миша подпустил Кешу к себе ещё ближе, до самого конца, до предела, то он был готов ждать чёртову вечность, и всё остальное шло к чертям. Снег перестал, и луна, окружённая сказочным ореолом бледного света, застенчиво отбрасывала на затухший камин светлые тихие блики, освещала неземным светом тонкие черты родного лица. У Кеши появился дом – и он был здесь, рядом с его любовью.