Лекарство-наркотик

" Живёт на свете демон, Он не такой как все: В руках его надежда, А пепел на земле. В нём каменное сердце И горькая душа. К любви закрыта дверца — Открыть её нельзя! Приходит ужас — демон в сновидениях: Коварны враг и гордый зверь. Душа моя, как никогда, волнениях, И мысли глупые закрыли к миру дверь. Я заперт в клетке собственных иллюзий, В неволе у кошмарных злобных снов. Но выдуманный демон не укусит — Ведь я сейчас за каменой стеной." Помещение пропиталось запахом металла, мокрой известью и потом. Некогда белые стены отображали болезненные крики, не давая выбраться им за пределы нескольких квадратов. Хотя открытая дверь так и манила к себе. Так сладостно шептала о скрываемом за ней мире. Так манаще. Так сладко. Так недостижимо. Так ужасно. Голубая рубашка давно создала себе новую палитру из красного цвета. Легкая ткань прилипла к грудным мышцам, обжигая и без того горячий эпителий. Но это теплота от крови быстро проходит, оставляя после себя небольшое пятно холода. В данный момент это не помогало. Совсем даже не ощущалось. Звук работающего напильника утих, оставляя после себя эхо. Этот шум несколько секунд стоял в ушах. Это орудие стоматолога еще оставило после себя ощущение боли. Результат работы Рейхауса точно порадовал. Клычки теперь хорошо выделялись, напоминая верхнюю челюсть вампира. Рядом зубы мудрости тоже преобразились, подражая клыкам. Красота! Расплывшись в довольной улыбке, по привычке обнажив свои зубы, любовался своей работой. Но вот кровь немного портила вид. Впервые в жизни. - Wo ist das Wasser hier? (Где же тут вода?) Расхаживая по палате, рассматривал еще стоящие шкафы в поисках какой-нибудь жидкости, так и не догодавшись, что под стулом находится небольшой резервуар с водой, от которого отходит тонкий шланг, валяющийся где-то среди других инструментов. Тело Совка била дрожь. В прямом и в переносном смысле. Вся верхняя челюсть ныла, а нервы распространяли эту боль по височной и скуловой долях головного мозга. Руки до побеления костяшек сжимались в кулаки, впиваясь ногтями-которых нет- в грубоватую кожу ладоней. Слизистая оболочка глаза стала влажнее нормы. Но он не дал этой влаги волю. Это позорно. Стыдно. Просто непозволительно. К сожалению, зрачку не удается уловить силуэт боковым зрением. Немец скрылся с его поля зрения. Он копался в шкафах, перебирая баночки и склянки, кидая все напол, создавая новый шум из битого стекла и ударов пластмассовых упаковок таблеток. Ни чего жидкого не нашлось, кроме хлорофилла. Но это тоже не то. - Na, was gibt es da nicht? Ärgert. (Да чтож тут ни чего нет? Бесит) Немного нагнувшись, открывает приличных размеров тумбочку и замирает на месте, обращая все свое внимание на интерне. Молодой человек прятался в этой тумбочке. Совсем как ребенок в шкафу. Забавно. Парень тут же подскакивает на месте, ударясь головой об поверхность, и вжимается во внутренний угол. Мурашки тут же начинают бегать по коже, окутывая с головы до ног. Немец смотрит пристально, как-будто в душу, пугая еще больше и сажая семена страха и беспокойства. Которые быстро стали прорастать. - Wow, hier saß so viel zeit und keiner merkte es (Вау, просидел здесь столько времени и никто не заметил). Что это у тебя в ухе? Парнишка, кажется, от этого голоса еще больше задрожал. Рот открывался и закрывался, как у рыбы. Голосовые связки как-будто удалили, а без них не получается издать какой-либо звук. Рейхауса это разозлило еще больше. Просто хватает парняв за ворот рубашки и заставляет вылезти из своего укрытия, грубо бросая в сторону Союза. Без каких-либо заминок, вынимает свой нож и, садясь на поясницу молодого тела, безцельно бьет. Лезвие без препятствий пронзает нежную плоть, вызывая крики и кровотечение. Музыка для ушей. Лезвие протыкает широчайшую спины прямо около кресцовых позванков. Нерв, который в результате был задет и разрезан, вызывает анемию задних конечностей. Как вколотый адреналин. Жаль, что это чувство ему уже не поможет. Так плавно. Так соблазнительно. Этого мало. Нож меняет свой маршрут. Теперь кончик уткнулся в хрящ позвоночника. Рукой помог раздвинуть мышцу, приложив усилия, чтобы открыть себе хоть какой-то вид на кости. Надавливает на рукоять, заставляя лезвие войти еще глубже, прямо под позвонки. Вот позвоночная пластина. Ее намного легче прорвать, чем хрящи. Наклонив нож в сторону, резким движение дёрнул лезвие вверх, рассоединив два кресцовых позванка, как разрезал веревку. Смерть была мучительной, но быстрой. Дальше не интересно играть. Высунув нож, небольшой фонтанчик крови брызнул на пару секунд и быстро исчез. Немного наклонившись, берет ухо и просто срезает его с головы, как какую-то маленькую и тонкую веточку. Легко и свободно. Поднявшись, подходил обратно к "пациенту", появляясь в его поле зрения. -И так, что же это такое? Вертя ухо перед врачем, рассматривал три серебряных колечка и одно золотое. Союз тут же обращает на это внимание. И только сейчас в самое "подходящее" время нужно вспомнить правила медиков. И первое- это нельзя иметь татуировки, яркий цвет волос и пирсинг. Как этого интерна только допустили до практики? Рейх бросил взгляд на врача. По лице расползлаз хитрая ухмылка. Впрочем, как всегда. -Ну, что молчишь? Говори. Он издевается. Он знает, что оппонент не может что-либо сказать. Лишь какое-то не члено-раздельное мычание. Но, черт, это так приятно издеваться над другими. Это просто прекрасное чувство. Это качественное вино. Такой приторный сладостный вкус. Так приятно обжигает горло, согревая все внутри. Так пьянит разум. Благодать. -Я сказал: говори! Удар пришелся по прессу Союза. При чем обоим было больно. У врача как-будто внутренности перевернуло, у немца чуть не сломалась кисть. Он неприятно шипит, треся рукой в воздухе. Как-будто это поможет. -Ого, неплохо, неплохо. Теперь я знаю, куда lidern не стоит. Ценный урок. Его взгляд снова перемещается на ухо в руке. Как жаль черные перчатки. На них столько крови. Они так усердно скрывают под латексом руки монстра. Машины для убийств. Психа. Убийцы. Шизофреника. Нациста. И еще много прозвищ этому "нечто". Пальцы открывают один из серебряных колечек. Вертя в руке этот непонятный предмет, находит застёжку. Кажется, он быстро разобрался в современных вещичках. Снова эти искры в глазах. Снова эта ухмылка. Теперь видеться будет не только во сне, а за каждым углом, в каждой тени, за каждой стеной. Боже, это Ад! Хоп. Крик. Пульсирующая боль разнеслась на пол головы. Теперь это колечко имело новое место на ухе Совка. Но не надолго -Nein. Horror. Снова боль. Он просто отрывает колечко, разрывая ухо. Как еще не задел жизненноважные ушные нервы? -И так, Совок, твое Transformation (преображение) окончено. Ремни падают вдоль кресла. Тело поднимают, заставляя встать. Наконец то рот можно закрыть и сплюнуть комок крови, облизать пересохшие губы. Рейхаус не медлит. Снова покрепче ухватывает и уводит из палаты, как плюшевую игрушку. -Что тут еще интересного? О, знаю. Шаг ускорился. Совок старается терпеть. Стараеься не поддаться этому психу. Старается держаться на краю. Ему нельзя сходить с ума. Нельзя идти на поводу немца. Нельзя дать себя сломить. Если ему суждено умереть, то лучше умрет в муках, чем со сломанным сознанием. "Ну же, давай, прыгай в эту пропасть. Этот канат не для тебя" "Иди дальше. Иди до конца. Он близко. Ты сможешь" Какая ирония. Кажется, первая стадия к шизофрении уже началась. Все как в сопливых диснеевских мультфильмах: на плечах сидят ангел и демон, советуя тебе, что делать. Что за бред? Какие еще ангелы и демоны? Какие советы? Ужас. Демон уж точно не занимает место на плече. Вот он, рядом шагает, превращая свое окружение во что-то прекрасное. Для него. Для кого еще реки крови, горы трупов, крики и стоны страданий будут казаться чем-то прекрасным? Только для настоящего демона. Но так ли это? Им пришлось спуститься на цокольный этаж. Они не идут в палату. Они идут совсем в другое место. Из-за алюминиевых дверей уже доносятся крики. Рука в перчатке толкает одну из дверцу, оставляя на серой поверхности кровавый смазанный след пальцев. Вот он, тот самый момент сказок: приоткрываешь дверь, а за ней прекрасный мир, который принимает тебя и приглашает в свои зеленые объятия. Глупости. За этой дверью открывается только еще извращеренный способ убийства и мести. Возможно мести. На стуле сидит один из охраны, находясь под большим давлением тока. Шокотерапия. Да, эта та самая вещь, которую все пациенты только мечтают посадить на свое место кого-то другого. Как и сейчас. Пациенты баловались с током, переключая его то на единицу, то на четверку. Тело неестественно выворачивается. Как-будто бес вселился в невинное тело какого-то левого чела. И творя разную хуйню (прошу прощения), мучает тело как только может: ломая руки, ноги, ребра, позвоночник, разрывает внутренние органы. Спина прогибается, зарабатывая искривление. В комнате гуляет запах горелой плоти и гари. Вот теперь смотреть было действительно страшно. Пар так и покрывал все тело, для своей свободы прогрызая путь, сжигая чувствительный эпителий. Появляются ожоги и волдыри. Глазные яблоки давно спеклись, вытикая из своих арбит, смешиваясь с кровью. Ток выталкивает даже зубы. Совок закрывает глаза. Тело уже было мертво, но пациентов, видимо, это не заботит. Он должен признать, что такого еще не видел. Да черт возьми! Даже в лекциях не упоминалось о способностях электрического стула. Слизистую носа просто режет от запаха горелой плоти. Немец же только с наслаждением вдыхает этот аромат. Как-будто и не гарью ваняет вовсе, а просто домашним пирогом, родом только что из духовки. Такой приятный. Такой ожидаемый. Такой... родной? Да, скорее всего. Один из пациенто втыкает в тело какую-то металлическую трубку, получая разряд тока, от которого его чуть ли не в стену откинуло. И тот сразу вырубился. Или сдох. Кто ж будет проверять? Сейчас было важно отбить лакомовый кусочек жаренной плоти. Стрелка оказывается на нуле, ток перестает готовить тело, а пациенты, как стервятники, накидываются, разрывая плоть и забирая себе кусочек, поедая. Мясо. Настоящее мясо. Человеческое. Но кого это волнует? -Ну, Совочек, не желаешь занять его место?~ -Пошел к черту, придурок! Лучше зарежь меня к чертям собачим! Самоотверженно. Но трусливо. Теперь появилось чувство трусости. Он готов умереть от чего угодно, но только не от шокотерапии. Слишком мучительно. Слишком страшно. Слишком эгоистично. Но вызывает только истерический смех. Видимо, у такого смеха есть несколько подвидов. Этот подвид называется смешной. -Ну ты насмешил. Думаешь, я убью тебя так скоро? Ошибаешься. Ты умрешь, но не в ближайшие несколько месяцев. Персональный ад на земле. Точнее, в психиатрической больнице. Как же душа сейчас болит. Он не умрет, ему приходится смотреть на смерти своих коллег, он лишился своего сына. Что может быть еще хуже? Компания этого урода. Как Рейхаус за такой короткий срок так привязался к Краснову? Почему хочет видеть его страдания? Почему хочет его сломать, а не убить сразу? Как много вопросов. И времени. Немец грубо толкает психиатра к стене, а сам подходит к стулу. Растолкав больных, рукой уже залез в дыру в груди. Видимо, опробовать плоть хотят все психи. Людоеды. Краснов закрывает глаза и отворачивает голову. Невозможно смотреть на такое. Аж тошнить начинает. Все выворачивает наизнанку. Непроизвольно в голове начинают проявляться картинки. Ненароком Союз представляет себя на месте этого охранника. Как его обездвиженное тело насквозь пронзает ток, сжигая внутренние органы, прогрызая себе путь на поверхность кожи. Как руки психов разрывают обмякшую от "жарки" плоть, отрывая себе кусок, а после и вырывая внутренние органы. Никого не заботят реки крови. Стоп! Он мотает головой, отгоняя эти фантазии. Еще больше загоняет себя в тупик, позволяя шизофрении себя догнать. Нельзя этого допустить. Нужно мыслить здраво. Пока его демон отвлекся на трапезу, нужно бежать. Поднимаясь медленно на ноги, чтобы не привлечь к себе внимание. Получилось. Вдоль стены идет мелкими шажками к двери. Жаль, что руки скованы. Еще каких-то пять-шесть шагов и он убежит. Сбежит через пожарный выход. Добежать до полицейского участка. Все рассказать. А после и спасти своего сына. Вот кажется, что счастливый конец близко, на расстоянии вытянутой руки. Но как же все ломается звуком битого стекла. В помещение заваливается еще один больной, пришедший на запах горелой плоти. И Совок оказывается на его пути. У психа загорелись глаза. Еще живой и целый кусок расхаживает по больнице в то время, когда всех "здоровых" уже перебили. Руки тянутся к этому сокровищу. Но в миг их уже нет. Кисти падают на пол, пачкая еще больше своей кровью. Больной просто стоит в ступоре. Не кричит от боли. Не мнется на месте. Ни чего. - Hände weg! Das ist meins! (Руки прочь! Это- мое!) Вот теперь кажется, что злости фашиста нет предела. Какая-то дрянь хотела присвоить его сокровище себе. Его собственность. И жестоко поплатилась за это ампутированными ладонями. Ногой пинает "сородича", что слышится хруст реберной кости. Тот лишь молча падает на пол, все так же без отрыва смотря на свои руки. Даже сломанное ребро его не привело в чувство. А вот немец наоборот зол. Он переводит взгляд на Совка, тут же хватая за шею, пачкая ее в крови, и прижимая к стене. -Хотел entfliehen (сбежать)? Ай, ай, ай, не хорошо, очень не хорошо. Das muss bestraft werden~. (Такое надо наказывать~) Рейхаус качает головой. Ни чем хорошим это не кончится. А что может быть хорошим с этим психом? Медленно лезвием ножа проводит по щеке, не царапая кожу, но оставляя тонкую кровавую нить , вниз по скуле прямо к шее. Проводил так медленно, неотрывно, нежно, как-будто пальцем, боясь оставить хоть еле заметную царапину. Кончик отводит ворот в сторону, открывая вид на выпирающую кость ключицы. Что за извращение? -Не смей меня трогать! Совок дергается, коленом додумавшись ударить немца куда-то в бедро. Как жаль, что не попал чуть выше. Нож тут же съезжает вниз, раздирая кожу и рубашку, но в крови уже присутствует адреналин, не позволяющий почувствовать острую боль в районе груди. Сам нацист сгинается чуть ли не пополам, хватаясь за место удара, где тут же образуется яркий синяк. Вот Союз собирается дернуться вперед к двери, повторить попытку побега. Но немец оказался быстрее. Наваливается сверху, заставляя под давлением упасть на пол, и прижимает его, больно ударившись незащищенным корпусом о кафель. - Oh du Geschöpf! (Ах ты тварь!) Удар кулаком пришелся между лопаток, заставив спину изогнуться по инерции. Из горла вырывается крик. Но расслабиться ему не дают. Снова ощущается боль, но уже в районе бока. Рефлекторно сжимается, пытаясь утихомирить боль. - Du wirst nicht mit einfachen Schlägen davonkommen! ~( Простыми ударами ты не отделаешься!~) Его грубо вздергивают на ноги. Такое чувство, что это уже входит в привычку. Как тряпочкую куклу швыряют, бьют, режут. Разрывают швы, вытаскивают вату, а потом набивают всякой дрянью, какую только захотят. Совок еще держится. Кто сказал, что он добровольно станет "куклой" для избалованного ребенка? Верно, никто. -Мне здесь наскучило. Идем. Честное слово, прямо как в магазине. Туда не хочу, то возьму, это не нравится, то надоело. Рейх разворачиваясь, снова волоча за собой свою жертву, в которую впился своими когтями, не собираясь ни с кем делиться. Это его кусок мяса, это его ценность. Его и никто не смеет к нему прикоснуться, пока сам не захочет отдать. Собственник. Союзу это надоело. Всего за несколько минут рядом с этом психом он уже знает о нем все. И это ему не нравится. Он хочет вернуть все назад. Хочет, чтобы это был сон и он просто уснул в кабинете. А его сын запускает от скуки бумажные самолетики по кабинету. Великобритания как всегда сует документы. Обычные консультации с больными. Обычные приемы. А не вот это вот все. -Пусти меня! Пусти немедленно! Пусти псих! Урод! Тварь! Отпусти! Истерика. Разве это уместно в такой ситуации? Наверное, нет. Но кто будет думать? Мозг кричит: "Бежать! Бежать быстрее! Любыми способами!". И даже не дает подсказку на то, что лучше так не вести себя с такой особой. И это было роковой ошибкой. Рейхаус просто останавливается и бьет его в лицо. Затем коленом в лобок, заставляя упасть на пол и не почувствовать ног. Снова удар ногой в лицо. О чем этот докторишка только думал? Грубо берет за полосы и волочит к пожарному выходу. Это чертовски больно. В кулаке даже остается небольшой клок волос. Теперь горячее тело остужает снег. Маленькие снежинки так невинно и тихо падают на землю, застеляя белоснежным ковром. Так спокойно. Было бы, если б в небольшом сугробе не лежал Краснов. От мороза и сырости пробирает дрожь. Одежда начинает мокнуть, прилипая к телу. Фашист немного нагинается, беря врача за шиворот и так порванной рубашки, и бьет по лицу. Голова Союза снова оказывается на снегу, а некогда ворот рубашки с треском рвется и остается в кровавых руках его демона. Множество кристаликов тонкого льда путаются где-то в его волосах, кажется, делая их только ярче. Щеки понемногу побелели, пытаясь слиться с белоснежной средой. И только алая кровь нарушает эту гармонию цвета, внося свои частички хаоса и беспорядка. Под теплом лед тут же начинает таить, не смея противостоять этому хаосу. Рейхаус смотрит на эту кровь. Из-за холода она быстро остановилась, замирая в виде маленького ручейка. Яркое пятно так выделялось на белом фоне. Так...красиво. Так беспорядочно. Но в тоже время так гармонично. Нет, не то слово. Так успокаивающе. Опускается на колени,не обращая внимания на холод. Пальцами тянется к крови, но останавливается в последний момент. Он разворачивает до этого лежащего на боку Союза, заставляя смотреть на себя. Кровь из носа уже не текла, но размазалось по лицу, окаришая губы и щеки. Немец замер. Оказывает, кровь выглядит на побледневшем лице куда прекраснее, чем на снегу. Перчатка отбрасывается куда-то в сторону. Когтистый палец тянется к пухленьким губам, подушечкой проводит по нижней, еще больше размазав кровь и испачкав свой палец. После поднимает, подносит к своему рту и слизывает кровь. Минуту просто сидит, смотря куда-то сквозь психиатра. Совок смотрит неотрывно, наблюдая за его действиями. Холод затупил чувство боли. Да и это сейчас не важно. Рейхаус резко сменил настроение...и образ в целом. Теперь он выглядит каким-то подавленным, как потерянный ребенок. Потерялся в паутине мыслей, реальности, собственных убеждений. Может, он от кого-то убегает. От того же страшного клоуна, жутко смеющегося и стуча пищящим молотком о ладонь. А может и от кого-то другого. Резкий взгляд заставляя вздрогнуть. Кажется, псих вышел из транса. И снова эта улыбка. -Идем. Снова вздергивают вверх. Грубо и жестко. Грубая ткань рукава плаща с нажимом проводит по лицу, вытирая кровь, совсем не заботясь о комфорте. Снова ухватывает покрепче, жадно. Ведет куда-то в сторону. Кажется, на парковку. Поочереди подходит к подходит к машинам, дергая ручку, ища открытую. Одна все же была открыта. И судя по ручке, взломали замок и хотели угнать. Но уже не их забота. Союза грубо бросает на пассажирское сиденье рядом с водителем. Сам садиться за руль. Рука копается в кармане и достает маленький ключик. От наручников. Отстегивает Совку руки, но тут же узнатывает их за кисти и подводит к ручки двери, прикрепляя руки к ней. Дверь уже заперта. Отрывает рукав от чужой рубашки и завязывает врачу глаза. После лезет под руль к панели с проводами. Несколько минут возьни и раздается рев мотора. Машина трогается с места. А на снегу возле больницы валяется окрававленная черная перчатка