Он всегда вернётся к тебе

Рекомендуется к прослушиванию: Garrison Starr – Bones

Вторник 06.54. Резкий щелчок замочной скважины разбудил Луку. Офицер открыл дверь и своим громким голосом создал эхо в помещении: — Лалльман, на выход. К тебе посетитель. Парень подскочил с жёсткого матраса и стал осматриваться по сторонам. Вчера детектив Деко всё же предъявил ему обвинение в нападении на Донована и отправил в одиночный карцер до выяснения всех обстоятельств. Лука тяжело поднялся на ноги и проследовал за офицером в помещение для посетителей. Он уже знал, кого там встретит сегодня. — Доктор Шанц, спасибо, что пришли. Его психиатр явно был взволнован. — Ты в порядке? Лука опешил от того, как легко доктор Шанц отбросил в сторону официальный тон. Парень ожидал от мужчины чего угодно: гнева, осуждения, выговора, но никак не искреннего волнения и приятного ему переживания со стороны малознакомого человека. Он сел на стул напротив и натянуто улыбнулся доктору Шанцу. — Да, – а потом повторил. – Да, я в порядке. Мужчина подался немного вперёд. — Лука, мы пропустили с тобой всего один сеанс. Всего один! А тебя угораздило попасть в участок, да ещё и по обвинению в нападении на человека! Что происходит? Парень в ответ пожал плечами. — Донован происходит. Он похитил Элиотта, и я сорвался. Доктор Шанц занервничал. — Сорвался? Ты не можешь позволять себе такого, пока находишься на лечении в Шато–де–Гарш, ты понимаешь это? Волнение психиатра передалось и Луке. — Я знаю. Чёрт подери, знаю! Но этот ублюдок… Он что–то сделал с Элиоттом! Клянусь, Донован всё подстроил. Он знал, что я попадусь на крючок, и разыграл всё как по нотам. Я сам виноват. Но не мог поступить иначе. Лука больше всего боялся увидеть разочарование в глазах человека, сидящего напротив. Доктор Шанц был его единственным вариантом на освобождение из тюрьмы. И Луке было очень страшно. Что, если он обманулся, в очередной раз доверившись не тому психиатру? И доктору Шанцу на самом деле плевать на его дальнейшую судьбу с высокой колокольни? Вдруг мужчина пришёл к нему сегодня только лишь ради того, чтобы прикрыть свою задницу перед руководством лечебницы, не более. Что тогда? Лалльман проронил тихое: — Простите, – и уткнулся глазами в пол. Но правда была в том, что доктору Шанцу было не плевать: — Лука, посмотри на меня. Психиатр для себя отметил, что слёз в синих глазах не было. Лишь вселенская тоска и усталость, так не свойственная молодым людям возраста Луки. — Детектив сказал мне, что Элиотт жив и здоров. Мы вместе с мсье Деко пытаемся понять, что происходит. Лука в отрицании покачал головой. — Это сложно. Вы не поймёте. Однако, доктор Шанц не отступал. — А ты попробуй. Доверься мне! Возможно, ты не раз слышал эти слова от других людей, и потом очень сильно сожалел об этом. Но сейчас критическая ситуация, Лука. Я не смогу помочь тебе выбраться из тюрьмы, если не буду знать всей правды. Дело ведь не только в Элиотте, так? Есть что–то ещё? — Кто–то, – поправил его Лука, тяжело вздохнув, и, уткнувшись локтями в поверхность стола, обхватил голову ладонями, раздумывая. С чего ему начать? Так тяжело! Будто читая его мысли, психиатр подтолкнул парня в правильном направлении: — Начни с самого начала, хорошо? Лука кивнул, а потом провалился в самые болезненные для него воспоминания. Моменты из жизни, которые он хотел бы никогда не вспоминать. День 1. Он тяжело просыпается и с испугом обнаруживает, что находится в незнакомой для него комнате. Тревога просачивается в каждую клеточку тела, и Лука подскакивает с кровати. Где он? Его перевели в другую палату? Внезапный, приятный голос слева заставляет парня резко обернуться и посмотреть на его обладателя. — Привет. Я – Жорис. А ты, должно быть, Лука? Но Лалльман не торопится отвечать незнакомцу. Лишь хмурит лоб так, что выше переносицы появляется портящая его идеальное лицо складка. — Молчун, значит? Лука снова не отвечает, осматривая незнакомца и замечая на нём однотонную одежду неприятного серого цвета. Осознание накрывает его слишком быстро. Синие глаза округляются от шока и неверия ещё больше, когда он переводит взгляд и видит на себе точно такую же одежду. Заметив реакцию, Жорис со смешком в голосе подтверждает догадки до смерти напуганного парня: — Ты сообразительный. А вот врачи здесь просто идиоты! Хорошо ещё, что смирительные рубашки на нас не надев… Эй, ты в порядке? Но Луке не хватает кислорода. Он начинает задыхаться от паники и сухих рыданий. Жорис вскакивает с кровати и выбегает в коридор с громким криком: — Карл, сюда! Новенькому плохо! Больше Лука ничего не помнит, потому что его накрывает резко подступившаяся темнота. День 3. Санитар всплеснул руками и вылетел в коридор с угрозами: — Я иду к доктору, Лука! Против зонда ещё никто не выстоял. Как только Карл скрылся за дверью, Лука подскочил с кровати и приготовился бежать из этого богом забытого заведения. Он лучше умрёт, но не дастся таким мерзким санитарам, как Карл, в руки! Но порог переступить парень не успел, столкнувшись со своими соседом по палате в дверном проёме. — Далеко собрался, красавчик? – спросил Жорис с улыбкой на лице, обхватывая Луку покрепче. Лалльман с силой толкнул удерживающего его парня в грудь, пытаясь вырваться. Тщетно. Злые слёзы покатились из глаз, но даже сквозь них Лука заметил идущего к их палате Карла в сопровождении врача и двух санитаров. Жорис проследил за взглядом Луки, присвистнул, а потом выдал: — Да ты звезда, новичок! Умудрился привлечь внимание главного врача! Раскроешь секрет своего неземного притяжения? Тем временем Карл, яростно размахивая руками, начал кричать на весь коридор о том, что Лука отказывается принимать пищу вот уже как третий день подряд. Жорис поменялся в лице, за считанные секунды согнав лёгкую ухмылку серьёзным выражением лица, и впихнул Луку внутрь комнаты. А потом и вовсе удивил Лалльмана, схватив стул и подперев им ручку двери, не давая тем самым никому извне войти в их палату. Угрожающе надвигаясь на Луку, Жорис ухватил его за плечи, принуждая взглянуть на себя, и рявкнул: — Ты хоть понимаешь, что ты творишь? Лука мог вырваться, врезать зарвавшемуся парню промеж ног или же попросту послать куда подальше, но он так устал за эти дни! Обречённость и осознание того, что он больше никому не нужен в этой жизни, выпили из него все соки, оставив пустую физическую оболочку в одиночку сопротивляться суровым реалиям жизни. Напряжение добило его, слишком резко сделав ноги ватными, и Лука зарыдал, плавно оседая на пол. Но Жорис не дал ему упасть. Прислонив Лалльмана к стене, он сказал твёрдым голосом: — Лука! Никакой реакции. — ЛУКА, СМОТРИ НА МЕНЯ! Крик напугал парня и заставил поднять на брюнета полные слёз глаза. — Послушай меня. Всё плохо, да? Твои мир рушится, и он больше не такой радужный, каким был раньше. Но это ещё не конец, слышишь? Ты живой! Вот здесь, чувствуешь? – Жорис обхватил ладонь Луки своей и приложил обе к груди притихшего парня. – Чувствуешь? Это твоё сердце. Оно крепкое и сильное. И со всем справится. Дверь ходила ходуном под кулаками Карла. Лука всхлипнул и сильнее обхватил ладонь Жориса своей. От последнего это действие не укрылось. — Они через пару секунд выбьют дверь и войдут, Лука. А потом заставят тебя делать то, чего тебе не хочется. Заберут у тебя последнее – способность самостоятельно принимать решения. Окончательно сломают. Разрушат. Растопчут, как таракана. Ты для них никто. Всего лишь больной на голову пациент. Один из многих здесь. Из тех, кто не способен за себя постоять. Они правы? Жорис встряхнул Лалльмана. — Они правы, Лука? И наконец услышал слабое: — Нет. Брюнет посмотрел на него, прищурившись. — Зонд – очень мерзкая штука. Поверь мне на слово. Не думаю, что он тебе нужен. Кивни, если тоже так считаешь. И Лука кивнул в ответ, соглашаясь. — Хорошо. Вот как мы поступим. Я открою дверь и поговорю с ними, а ты будешь вести себя тихо, как мышь, понятно? Постараюсь помочь тебе, но если ты облажаешься, то уже через пару минут будешь давиться едой, которую тебе насильно запихнут в глотку, и проклинать всё на свете. Убедившись, что Лука его услышал и понял, Жорис отошёл от дрожащего парня и, убрав стул, открыл дверь. Внутрь ворвался Карл, красный, как варёный рак, и злой, как тысяча чертей, с криком: — Да ты! ТЫ! Знаешь, кто ты, Гримо? — Явно не тот, кто поможет тебе с недотрахом, Карл. И без того разъярённый санитар поперхнулся слюной и взвизгнул: — Да что ты себе позволяешь? Жорис с насмешкой посмотрел на него: — Пока ещё не вздрючил твою так и напрашивающуюся задницу. А в остальном, всё себе позволяю. Отойди, сладкий, взрослым дядям надо поговорить. Брюнет вывел в коридор главного врача и долго с ним беседовал, пока Карл сгорал от праведного гнева, а Лука пытался прийти в себя. Когда Гримо вернулся в палату, главный врач попросил всех санитаров удалиться, оставляя парней одних в комнате. Захлопнув за ними дверь, Жорис радостно пропел: — Будешь мне должен, Лулу. Лалльман изменился в лице от своего нового прозвища. — И нечего морщить свой симпатичный носик. Я тебя спас! И теперь имею полное право называть тебя так, как моей душе будет угодно, сладенький. — Уж лучше Лулу, чем сладенький, – буркнул Лука, отлипая от стены, в которую почти врос за всё то время, которое Жорис провёл в коридоре с главным врачом. — Как скажешь, – согласился Жорис. А потом посмотрел на Лалльмана глазами, полными искрящихся смешинок, и добавил: — Ты бы поел, Лулу. А то одни глаза. Видел себя в зеркале вообще? Брр… Страшное зрелище. Парень закатил глаза в ответ и подошёл к подносу, мечтая лишь о том, чтобы Жорис уже заткнулся наконец. День 5. Отбой объявили давно, но Лука никак не мог уснуть. Жорис тоже ворочался на соседней кровати в жалких попытках провалиться в сон. Лука всё же решился и нарушил тишину комнаты вопросом: — Жорис, почему ты мне помог тогда? Спокойный, тихий голос ему ответил: — Ты мне кое–кого напомнил. — Кого? Любопытство было не чуждо Лалльману. Он скорее услышал, чем увидел усмешку Гримо. — Моего младшего брата. Такой же бестолковый, как и ты. Лука улыбнулся, радуясь, что этого не видно в темноте. — Ну а ты? Почему вдруг решил устроить голодовку? Парень задумался. Можно ли было рассказать Жорису обо всём, что накопилось внутри? — Не хочешь разговаривать об этом? — Не сегодня. — Ладно. — Ладно. И через пару секунд: — Я не понял, ты мне что, не доверяешь, Лулу? – наигранно возмутился Жорис. Парень закатил глаза, бросив: — Спокойной ночи, комик. — Спокойной ночи, сладенький. И в Гримо полетела подушка. День 8. Лука сидел на кровати и пытался вникнуть в суть, изложенную на потрёпанных и ветхих страницах. Его первый сеанс с психиатром был вчера, и там ему посоветовали побольше читать. По словам мсье Анри именно это занятие должно было помочь Луке снизить уровень стресса, а ещё побороть беспричинные приступы панических атак и регулярные бессонницы. Однако, Лука больше злился, чем находил успокоение в книгах. Ещё и Жорис неимоверно бесил своим до боли проницательным взглядом. Не выдержав, Лука отшвырнул книгу в сторону и гневно спросил: — Ну что? Обычно, на красивом лице брюнета в такие моменты возникала ухмылка, но Гримо остался подозрительно серьёзен. А через парочку секунд, проведённых в раздумьях, парень вообще ошарашил Лалльмана вопросом: — Ты гей, Лука? Парень съёжился, подтянул под себя ноги и исподлобья уставился на чертовски догадливого соседа. — С чего ты взял? Лука не видел смысла отрицать свою ориентацию. Но в этом месте он застрял надолго, и, если Жорис является ярым гомофобом, это доставит им обоим много проблем. Поэтому этот вопрос нужно было уладить раз и навсегда. — Ты во сне шептал имя. Элиотт, кажется? От имени, которое Лука долгое время боялся произносить вслух, всё похолодело внутри. Он слишком долго запрещал себе думать об Элиотте. Лука никак не мог разобраться в своих чувствах по отношению к Демори. Наверное, Лалльман должен был ненавидеть его. Злиться. Проклинать. Но вместо этого парень испытывал все эти чувства исключительно по отношению к себе. — Мы не будем говорить о нём. Всё, что тебе нужно знать, так это то, что я – гей. И если у тебя с этим проблемы, то одному из нас лучше сменить палату. Жорис тряхнул головой и неуверенно протянул: — Тебе некомфортно из–за того, что я осведомлён о твоей ориентации? Лука сверкнул глазами в его сторону. — Нет. — Вот и славно. Ему показалось, или Жорис действительно выдохнул с облегчением? День 13. Лука влетел в комнату и громко хлопнул дверью, гневно выкрикнув: — Как же я их всех ненавижу! Жорис не шелохнулся, лёжа на своей кровати и глядя в потолок. Лука зло посмотрел на Гримо. Отсутствие реакции со стороны всегда болтливого соседа дико раздражала. Лалльман уже собрался съязвить в своей излюбленной манере, но подавился словами, услышав тихое: — Ты не представляешь, насколько сильно их всех ненавижу я. По коже Луки пробежались мурашки о того, насколько голос Гримо был холодным и безжизненным. Как будто на Жориса напали дементоры и высосали из него всю радость за секунду до прихода Луки. Тем временем Жорис продолжил: — Иногда мне хочется взять биту и раскрошить их никчёмные, бесполезные и пустые черепушки, которые не обременены даже подобием мозга. Я знаю, что у них в головах, Лука. Самые мерзкие, подлые и коварные мысли, которые рождаются из недр их прогнивших душонок. Парень опешил и с осторожностью спросил: — Жорис, что–то случилось? — Много чего случилось, Лулу. Слишком мрачные настроения соседа заставил Луку нервно сглотнуть и выдать тупую шутку: — У тебя такой голос, будто ты убил человека. Пожалуйста, прекрати. Гримо медленно повернул голову в сторону Лалльмана, посмотрел на него пустым взглядом и тихо спросил: — А что, если это правда, Лука? И я убил человека. Стал бы ты и дальше жить со мной в одной палате? Внезапно парень осознал, что ни разу не задумывался на тему того, почему Жориса поместили в Шато–де–Гарш. Неужели его сосед был больным на всю голову? И всё это время он спал по соседству с убийцей, который мог влёгкую придушить его подушкой во сне или перерезать горло позаимствованным из столовой ножом. Вопрос Жориса заставил парня вздрогнуть на месте: — Тебе страшно? Я так и думал. Лука обхватил себя руками и приготовился бежать из палаты в случае неадекватного поведения со стороны Гримо. — Вот и они так думают. Что я – убийца, – горько прошептал последнее слово брюнет. Что–то явно не сходилось! Образы постоянно весёлого Жориса и безжалостного убийцы в его же лице никак не укладывались в единое представление в голове парня. Либо Гримо решил разыграть его, либо Лука чего–то не знает о своём соседе. И дело тут не только в том, что они слишком мало времени провели в лечебнице вместе. У каждого из них были свои скелеты в шкафу. И, может, пришло время достать их и показать друг другу? Лука решил рискнуть, приблизившись к кровати Жориса и сев на неё, не спрашивая разрешения у хозяина. Гримо на это усмехнулся и сказал: — А ты осмелел, Лулу. — Всегда таким был, знаешь ли. — С напрочь отбитым инстинктом самосохранения? — С нескончаемой верой в людей, наверное. Жорис приподнялся на кровати и внимательно посмотрел на Лалльмана, спросив: — Даже в Элиотта? Лука прикусил нижнюю губу и опустил голову. — Жорис, я… — Знаю. У меня тоже есть секреты, которые я ни с кем бы не хотел обсуждать. Но это неправильно, Лука. Лалльман посмотрел на Гримо, приподняв бровь в немом вопросе. — Я хочу научиться доверять людям. Тем самым людям, понимаешь? — Те самые люди могут сделать тебе больнее всего. И после этого они перестанут быть тебе теми самыми. — Без доверия нельзя построить отношения, Лука! Доверие – это фундамент, залог прочности любых взаимодействий. Ты не сможешь вечно прятаться, отгораживаться или же абстрагироваться. Однажды, одиночество сожрёт тебя с потрохами и не подавится, ничего не оставив тебе взамен. Лука начинал закипать. Именно вопрос доверия разлучил их с Элиоттом. Когда он вспоминал его, на душе начинали скрестить не кошки, а саблезубые тигры. — Что ты хочешь мне доказать, Жорис? – устало спросил Лука. — Не доказать. Жорис как–то резко поднялся с кровати, приняв сидячее положение. В его карих глазах загорелась идея. — Хочу попробовать довериться тебе. — Почему именно мне? – искренне удивился Лука. — Потому что у тебя тоже есть тайны. Есть маленький, но шанс, что ты поймёшь меня. Однажды ты решишься кому–то открыться. И тогда я буду рядом. Мы станем хранителями тайн друг друга. И это станет залогом наших крепких дружеских отношений. — Звучит слишком пафосно, не находишь? – хмыкнул Лука. — Ну и пусть. Рано или поздно, ты к этому привыкнешь, – убедительности Жорису было не занимать. Уютная тишина окутала обоих, а потом Лука почувствовал слишком сильные эмоции, услышав: — Я действительно убийца, Лулу. То, как просто и легко Жорис произнёс это, напугало парня больше всего. — Не говори ничего, не надо! Просто выслушай, прошу! Лалльман кивнул в ответ, приготовившись внимательно слушать всё, что ему скажет Гримо. — Семнадцать лет назад у меня была крепкая, счастливая семья. Папа с мамой, я и мой младший брат Томеральд. Папа сильно заболел, когда мне было восемь. А спустя год умер от рака. Что–то с поджелудочной. Томми тогда было всего три года, и он почти не помнит отца, а я да. Папа был замечательным человеком. Думаю, нашей семье просто не повезло. Лука видел, как щемящая душу тоска отразилась в глазах Жориса. Не было сомнений в том, что Гримо очень скучал по отцу. — Мама долгое время была одна. Я остался за старшего в семье. Присматривал за Томми, старался хорошо учиться, чтобы поступить в университет и не быть обузой для матери. И всё вроде бы складывалось хорошо для нас: я окончил лицей с отличием, поступил в Сорбонну на архитектурный. Да–да, не удивляйся! Я – дипломированный архитектор. Жорис улыбнулся светлой улыбкой, вспоминая. — Многие тратят драгоценное время на то, чтобы разобраться в себе и понять, кем им быть по жизни. А я всегда знал, кем буду я. Архитектура стала для меня той самой отдушиной. Призванием. Страстью, понимаешь? Лука понимал. Странно, но он никогда не задумывался о том, кем бы хотел стать в будущем. Хотя о каком будущем идёт речь, если он здесь, в Шато–де–Гарш? От мрачных мыслей Лалльмана отвлёк Жорис, продолжая: — А потом всё изменилось. Мама привела в дом нового мужчину, в которого влюбилась без памяти. Я не стал мешать ей строить своё счастье. Старался быть правильным, понимающим сыном. Знал бы я тогда… Жорис до побелевших костяшек сжал кулаки. — Около года всё было хорошо. Чарльз, так звали ублюдка, вёл себя как примерный семьянин. Помог мне найти собственную квартиру и переехать в неё, исправно делал вместе с Томми домашние задания и брал на себя почти всю домашнюю работу. А потом сделал маме предложение, и они поженились. Скромная церемония в кругу друзей и близких. О, Чарльз долгое время создавал иллюзию идеального мужа и образцового отчима. Последнее предложение Гримо произнёс голосом, полным желчи и отвращения. — Спустя пару месяцев с даты их свадьбы я обратил внимание на то, что Томми слишком часто стал оставаться у меня с ночёвкой. Мне понадобилось, наверное, около недели, чтобы разговорить его и выяснить, что дома не всё так спокойно. Хуже всего было то, что в глазах брата я увидел откровенный страх. Однако тогда принял его за переживания по поводу частых ссор между мамой и Чарльзом. Всё–таки Томми успел привязаться к нему. Да и я тоже. Жорис поморщился и выплюнул: — Господи, каким же я был идиотом тогда! Наступила тишина, а потом: — Сначала пропала мама. Её до сих пор не нашли, Лука. Томми был убит горем. Я тоже. Мы потратили несколько недель на поиски. Я почти ночевал в участке. Видя, как всё это отражается на брате, мне пришлось уйти с работы, стараясь сделать всё, чтобы найти маму. Чарльза даже не стали рассматривать в качестве подозреваемого. А знаешь, почему? Потому что он полицейский. В день, когда мама пропала, этот подонок патрулировал район. Безоговорочное алиби. Но это всё он! Я знаю! Ублюдок сам признался в этом. Лука испытал полнейший шок. Он никогда бы не подумал, что за этим вечно весёлым и любящим сарказм парнем кроется такая мрачная и страшная история. — День, который я не забуду никогда, начался, как обычно, с поисков. В квартиру я вернулся уставшим и голодным. На готовку сил не хватило, и я решил заказать пиццу. А потом услышал шум в соседней комнате. Когда я зашёл в неё, то обнаружил там Томми, плачущего навзрыд. Я никогда до этого не видел брата таким отчаявшимся. Даже когда мама пропала, он старался держаться и «быть мужчиной». Жорис опустил голову вниз, спрятав от Луки заблестевшие глаза. — Я обнял его и попытался успокоить, пообещав, что мы обязательно найдём маму, но Томми не переставал плакать. Он сжал меня в своих объятиях, будто пытался найти во мне защиту, а потом сказал то, что заставило всё внутри похолодеть от ужаса. Томми стал умолять меня никогда больше не оставлять его с Чарльзом наедине, иначе случится непоправимое. И вот тогда–то я и заподозрил неладное. Я еле уложил Томми спать в тот вечер. Первые капли слёз сорвались с ресниц Жориса. — Не помню, как добрался до дома матери, но этот ублюдок был там. И тогда я увидел его совершенно в новом свете: развалившийся на диване король, которому было абсолютно плевать на то, что любимая женщина пропала бесследно. Я с порога задал ему вопрос о том, почему Томми боится оставаться с ним наедине, и никак не ожидал, что выродок вывалит на меня всю правду за раз. Жорис поднял голову и посмотрел на испуганного Луку. — Он домогался Томми! Этот извращенец пытался изнасиловать моего младшего брата, а я не знал! Лука, я ничего не знал! Чарльз рассказал мне, что мама застукала его в тот самый момент, когда он почти сделал этот с Томми, и пригрозила заявить на него в полицию, но так «удобно» пропала на следующий день. Не без его помощи, конечно. Его глаза блестели от возбуждения, когда этот монстр пообещал мне, что прикуёт меня наручниками к батарее и сделает это с Томми прямо у меня на глазах. Лука уже знал, чем закончится жуткая история Жориса, и единственное чувство, которое поселилось в его сердце, было яростью. Слепой яростью по отношению к Чарльзу. — А дальше всё произошло слишком быстро. Я выхватил пистолет из кобуры, которую он зря в тот день снял с себя и так опрометчиво оставил в кресле, и сделал пять выстрелов, чтобы выродок больше никогда не притронулся к Томми. — Господи, Жорис! — Лука, я ни о чём не жалею. Если бы у меня был шанс вернуться в прошлое и что–то поменять, то я бы выстрелил не пять раз, а десять. — Но так нельзя! Ведь есть полиция, она… — Нет, Лука, – перебил его брюнет. – В том то и дело. Они бы ничего не сделали! Может быть, у нас был бы шанс, если бы он не работал в участке, но с поддержкой коллег и безграничном доступом ко всем внутренним системам – без вариантов. Я это сразу понял. Ещё в тот момент, когда Чарльз признался, что мама пропала не без его помощи, понимаешь? За все те недели поисков его даже не включили в число подозреваемых! Гримо посмотрел на притихшего Лалльмана и продолжил: — Я сразу сдался полиции. Началось следствие. Томми дал показания. Наш дядя нашёл мне неплохого адвоката, который увязал всё вместе: исчезновение мамы, домогательства, моё состояние аффекта, и сократил грозящий мне тюремный срок до минимума. Три года в колонии строгого режима. Это поставило бы жирный крест на всей моей карьере, но я был готов понести наказание. Ради Томми. — Но, как ты оказался здесь? – Лука недоумевал. — Это всё Андрэ, мой адвокат. Он нашёл лазейку в законе, предложив судье признать меня невменяемым и поместить на лечение сюда. Пребывание в тюрьме не позволило бы мне и вовсе работать архитектором после освобождения. А так я смогу открыть собственное бюро после окончания моего «лечения» здесь. Я очень благодарен Андрэ! Своё спасибо я выразил в чертежах для его загородного домика, в котором он любит проводить время с семьёй. — У меня нет слов, Жорис! Просто нет, понимаешь? — Ты не обязан ничего говорить! Да и что тут скажешь? Я благодарен тебе за то, что ты выслушал меня. Мне нужно было выговориться. Долгое время это съедало меня изнутри. Ещё и Томми запретили видеться со мной. Андрэ, к сожалению, ничего не смог с этим сделать. Но мой братишка ждёт меня и почти каждый день пишет письма. Я так скучаю по нему, ты не представляешь! Гримо резко замолчал и попытался подобрать правильные слова: — Лука, если ты… Если тебе противно находиться рядом со мно... — Замолчи немедленно! – перебил парня Лалльман. Он встал с кровати и сказал: — Поднимай свою задницу и иди сюда. А потом раскрыл руки, ожидая, пока Жорис обнимет его. — Я сохраню это в тайне, клянусь. Никто не узнает об этом, пока ты жив. — Спасибо, – с облегчением выдохнул Гримо. Лука с лёгким удивлением для себя понял, что это его первые объятия с мужчиной после исчезновения Элиотта. И он не испытывал стыда за это. Жорис спустя минуту выпутался из захвата Луки и произнёс: — Я знаю, что ты не готов пока рассказать свою историю. — Откуда такая уверенность? — Считай это интуицией, – вымученно улыбнулся Жорис. Пересказ собственной печальной истории из жизни здорово вымотал парня. — Но я буду рядом, Лука, когда понадоблюсь. Просто знай это.