Может, я был рожден, чтобы быть гребаным фриком. Ryan Oakes — Cruise Control
I
В семнадцать Поля решил, что втрескался. И за три месяца из славной-послушной принцессы перевоплотился в редкостного… хулигана?.. Да, верно, в хулигана — из новых, невротического типа. Скажем, эдакий гомо-горе-герой нашего времени. Герой сомнительно сопливой натуры и наружности. Он спокоен. В кабинете не психолога — психологини. Она тоже из новых, со своими заморочками. Новое новому не нравится — и говорит про старое: про нравы. У Поли, разумеется, в изрядно затянувшейся постсоветской разрухе нравы самые другие и дурные, отличные от мистического «большинства». Волосы и ногти — крашеные, и ошейник-то напялил на себя, и носит он девчачьи кеды, а с его проколотого уха свисает металлический скелет, а что он надевает за одежду… Ну в общем, полный фарш, поэтому его вот в это кресло в тусклом свете усадили и спрашивают всякое — про школу, одноклассников, родителей. Про Диму Харисова спрашивают: — Ты знал?.. что он хотел повеситься? Поля пятерней забирает назад сахарно-розовую челку. Она рассыпается обратно прядь за прядью — по бокам, чуть прикрывая уши — до их середины. Он запрокидывает голову, как будто хочет рассмеяться. Нехорошо так рассмеяться, злорадно. А потом вздыхает, закидывает ногу на ногу, усаживается поглубже в кресле, сцепляет пальцы, словно на сеанс пришла — она, не он. Взгляд отплакавших глаз — равнодушно-смирившийся. Настроение у Поли ровное. Он лопает пузырь, большой и тоже розовый. Лопает громко, на весь кабинет, переломив сухое тиканье настенных часов. Дергает уголком рта и наконец говорит. А говорит он просто, словно его спросили, знал ли он, что в зиму выпадает снег: — Ага. А вообще, между ними троими — Полей с Димой и Полей с До — был стеб. Пока не превратился в трагедию.II
Прожив пять унылых лет в Англии, Славик обзавелся толпой русских поклонниц: чудеса интернета. Он вообще был единственный парень, цитаты которого разобрали по всем женским пабликам до того, как ему стукнуло шестнадцать: он постил записи для маленьких поклонниц настолько ванильные, что сама ваниль бы поперхнулась. Славик косил под стильного ботаника, снимал закаты, котиков, красивых девочек, изыски здоровой еды, нездоровый кофе и даже книги, которые он в жизни не читал. Ну и еще раз — кофе. Периодически он фоткался на фоне самых избитых достопримечательностей мира. А когда на него нападало вдохновение, он оформлял подолгу все плоскости своей квартиры для снимков в жанре «flatlay». В общем, Славик был принцессой Инстаграма. Он обитал за объективом своего айфона, в комментариях и дробных ниочемных переписках. Иногда со скуки для подтверждения своей неотразимости он рассекал по европейским улочкам на доске. Ветер ерошил его тогда еще некрашеные волосы, и голова была поднята гордо: он был хорош собой, он это знал, особенно когда ему напоминали. А напоминали ему каждый день. Но вот он вернулся на родину, и все вдруг хрустнуло и разломилось, и Славик пизданулся с доски в первый же день на вздувшейся дорожке парка — прямо в лужу, и прозрел, что ни хрена уже не Англия, папка остался при своем, мамка в депрессии, а виды здесь тоскливые… Но больше всего его огорчило, конечно, что треснула его доска с ярким глубокомысленным принтом. Трещина была запечатлена на камеру, сиюминутно обложена драматическими фильтрами — и не менее драматическим матом, когда пропала связь. Пользователь с ником @polyaoff написал своим подписчицам: «Так выглядит боль от разлуки с прежним миром…» — и многоточие, ключевой корень в котором «много», зазмеилось вслед за его фразой, но весомей и оригинальнее от этого она не стала: не срослось.III
На загнивающем Западе Славик жить еще не научился, а в процветающей России учиться было уже поздно: он все на свете промотал в лентах Фейсбука с Твиттером. И как-то сразу не вошел Вконтакт, когда отец определил его в элитку, хорошую частную школу. Славик посмотрел на местный контингент, впал в задумчивость и депрессульку — и впервые загулял. Не то чтобы сам по себе, не то чтобы прям «загулял»: в основном он валялся в кроватке. А однажды утомился притворяться, что самый больной человек на свете, и сознался мамке в страшном, что дома ему как-то лучше. Мамка тоже была в депрессульке, а еще подшофе, поэтому она спросила: — Выпить хочешь? Славик из вежливости ей сказал: — Ага. Потом они зажили. Было даже сносно: она делала вид, что не пофиг, он делал вид, что ей верит. И все было стабильно, ровно, пока однажды утром в это грустненькое царство лени не позвонил отец и не спросил: — Славик, тебя поперли за прогулы? Славик замер перед холодильником. Подумал, осознал, переварил, взял сок и отозвался отстраненно: — Как там Лондон? Как работа? — Да как… потихоньку. — Как любовница? Отец вздохнул: — Малыш… Славик вырос из малышей лет десять назад — и с тех пор минуло очень много фотографий, но папочка их не заметил. Славик подыграл, что тоже не заметил и пропустил мимо ушей. Он захотел что-то сказать, потом услышал: — А впрочем… делай, что хочешь. Славик тогда ни «was surprised»*, даже если бы прибавил самые хлесткие ругательства на неродном. Он просто замер под холодные серьезные гудки с коробкой апельсиновой «Fine life»** и впервые то ли по-русски, то ли просто по-человечески охуел. *Был удивлен **Прекрасная жизньIV
На следующий год Славик пошел в обычную среднюю. Не ближе к дому, а ближе к Матильде, с которой летом заобщался в интернете. Она сказала, что не даст в обиду, но было поздно: Славик жил в России и был обижен на весь мир. Хорошая новость состояла в том, что терять при таком раскладе было откровенно нечего. Он сказал: «Ага», надел свою лучшую шляпу, протер очки и айфон, осмотрел себя в форме через камеру в зеркале и, получив подтверждение от поклонниц, что выглядит незабываемо, шагнул в первое сентября с таким букетом, что плакали и батин кошелек, и девочки в комментах. Он походил на уроки, посмотрел на цирк и зоопарк в срезе бесплатного образования и удивился, что в элитке больше мудаков. Обжился, обзавелся фрейлинами, узнал от них, как тесно связаны Тик-Ток с ТЦ, и замутил с Матильдой воду по приколу из-за неловкой шутки. В общем, зажил, как типичный потерянный «Z». Потом все оборвалось.V
Это случилось в коридоре, в перемену: нарисовался До. Фрик фриком — и такой, что то ли стремно, то ли ржачно. Он учился в параллели и носил прическу «Изнасиловала ведьма, протащив по лесу вниз башкой». Пуговицы на его рубашке были застегнуты неправильно: первая вошла в петлю второй, а дальше — по наклонной. Носил он разные носки и кеды — по цвету с оформлением. Ну… внушало… непонятно что. Короче, этот недалекий ни к селу ни к Лондону скрипучим голосом спросил: — Че, как дела? Славик стоял, по-царски привалившись к подоконнику. Он поднял взгляд из-под опущенных ресниц, чтобы понять — это ему? Фрик таращился в упор, сверкал безумными глазами. В этих глазах плясала цирковая дьявольщина. Славик все ждал, когда замрут чудны́е брови, но они не замирали, они гнулись, поднимались, играли, намекали, в общем — вступали со Славиком в диалог. Понять, дугой они или вразлет, было нельзя. Фрик пребывал в глубоком восхищении то ли от себя, то ли от этой встречи — и как будто ждал оваций. Славик оценил придурковатые гримасы на улыбчивом лице и даже мысленно не удосужился придумать что-то оригинальнее «Dafuq is that?»*. *Сленговое «What the fuck is that?» — Это что еще за хня? Славик уткнулся в телефон и заигнорил это пугало. Пугало достало из кармана чупа-чупс, сняло обертку — и попыталось угостить. Очень навязчиво — конфетой по губам. Изумилось, когда Славик дернулся. Сказало добродушно: — Не хочешь пососать? Сладкое там, эндорфины… Для настроения полезно. Фрик, похоже, был поехавшим, и Славик отодвинулся подальше. Поехавший оказался не гордым — и пососал сам. Потом подумал, склонился к уху Славика и сакральным шепотом предложил уже облизанный чупа-чупс: — Точно не хочешь? Славик отодрал взгляд от экрана и вклеил в пространство впереди. Он попытался осознать. Не осознал и отодвинулся еще. — Ты сладкое не любишь, что ли? Ты с ума сошел? А че? Вдруг фрика заметили фрейлины Славика, отвлеклись от телефонов, возмутились: — До, что ты к нему пристал? До пришел в восторг от их внимания, разулыбался во все двадцать восемь и спросил: — А че? — Не трогай Славика. — А че? Они отрезали: — Тебе — не светит. До посмотрел на Славика. А затем он повторил, словно заклинило: — А че? — и лицо у него выглядело восхитительно тупым. Затем он окончательно похоронил себя под ярлыком «деревня», когда воодушевился и полез к игрушке Славика: — А это че, айфон? А настоящий? А дай мне посмотреть. Он же тыщ сто. И кто тебе такое подарил? До спер телефон — бездумно повертеть. Славик хотел вернуть обратно. До открыл в восторге рот и отступил назад, подняв руку повыше, а второй схватил Славика покрепче — за его протянутую, затряс, ответственно затараторил: — До. Будем знакомы, да? Ты так подписан, Поля Off, как будто суицидник. Ты не суицидник? Я читал твои посты — до слез. Я твой фанат. До самой смерти. Чьей-нибудь. Славик посеял «k» в своей фамилии только в одной соцсети, когда придумывал свой «креативный» ник. Он сразу понял, откуда прибыл До: он из Инсты. «Какого хрена?» затерялось в гуле коридора: До не расслышал, не успел. К тому моменту он утратил интерес и поискал в прохожих школьниках — другую жертву. Он выловил ее из массы и спросил: — Хочешь айфон? Отдал айфон — и был таков. Школьник притормозил и ничего не понял. Он учился, может, в классе шестом. Фрик ушел, а Славик подошел, сказал: — Верни. Школьник быстренько сообразил, сглотнул свое «А че произошло», отдал и, вероятно, горько пожалел, что учится среди дебилов, но главному дебилу это было неизвестно, а Славику — почему-то стыдно.VI
Что такое До, Славик узнал сначала по его комментам — под каждым из своих постов. Он вопросительно дернул бровью, а потом вступила Матильда. Она сказала приблизительно такое: на районе эта нечисть, ясное дело, первый фрик, в школе — крайний из дурдома, ну а по жизни — клоун, тот, что пидорас. А если Славику интересно, До на Ютубе вырастил канал, как плесень, совсем отбитый, но просмотры переваливали за миллион. Он ни копеечки не получал и не снимал в Тик-Ток. Матильда подытожила: — В общем, больной. До вел Инсту, сидел Вконтакте. Славик мог свободно поглазеть. И Славик поглазел… Узнал, что До, вообще-то, До Асид. Что означает «До», конечно, догадаться было сложно, а вот Асид — это, похоже, по-английски. Правда, Славик так и не догнал — про кислоту как кислоту или про кислоту как наркоту. И он не ожидал, что хватит одной дозы — то ли серной, то ли диэтиламида лизергиновой. Одной дозы, чтобы утомиться. Он бездумно полистал в Инсте кислотный андеграунд фоток. От движа закружилась голова, от красок — замутило, и ему стало все понятно. Он закатил глаза. — Ага. Ну что сказать, так в жизни Славик Поляков еще не ошибался, поставив «все» рядом с «понятно».