Everyone needs AU

      В большом белокаменном павильоне в самом центре Елисейских полей этой ночью не ждали посетителей. Два рослых охранника даже не успели шелохнуться: сон сморил неожиданно, и они безвольно упали на плиточную дорожку. Через несколько секунд мимо прошмыгнула тень. Легкое движение — камеры вышли из строя и так и не запечатлели наглеца, который обманом проник в священное для многих людей место.       Бражник двигался уверенно, будто знал тут каждый уголок. Он с трудом отворил большие дубовые двери и прокрался в павильон. Царила гробовая тишина, но и немудрено: обитательница вряд ли могла устроить тут вечеринку. Мужчина плотно прикрыл створки и вернул себе прежний облик.       — Проследи, чтобы меня не побеспокоили, Нурру, — не глядя, приказал Габриэль Агрест.       — Может, не стоит? Утром вы опять…       — Я недостаточно ясно выразился?! — повысил голос Габриэль. — Делай, что велено!       — Как пожелаете, хозяин, — тихо пролепетал Нурру и послушно улетел.       Квами скрылся, а Габриэль снял очки и устало потер лицо. Голубое неоновое освещение было немилосердно к глазам, но он сам пожелал принять этот обличье. Габриэль вернул очки на место, тихо вздохнул и направился к небольшому пьедесталу, задрапированному тканью и украшенному живыми цветами. Там, в открытом стеклянном саркофаге, находился источник всех горестей Агреста и одновременно единственное, что еще удерживало его в этом мире. Габриэль поднялся по низким мраморным ступеням, а затем осторожно присел на край возвышения. Он коротко посмотрел на саркофаг, но тут же отвел взгляд.        — Здравствуй, Маринетт. Прости, что поздно, — тихо сказал Габриэль, хоть и понимал, что ответа не будет.       Подумать только: пять лет прошло…       В тот злополучный день заветные стремления Габриэля обратились в прах. Тандем Нуара и ЛедиБаг разрушил все его планы, связал по рукам и ногам и раскрыл его личность. Габриэль уже приготовился к мести, но Леди неожиданно спросила, зачем известному и уважаемому человеку творить зло. И он заговорил, хоть и понимал, что исповедь мало поможет.       Герои слушали, как громом пораженные, Леди лишь изредка прижимала ладошку ко рту. Когда слова иссякли, она отвела напарника в сторонку пошептаться, и переговаривались они примерно полчаса. В конце концов Нуар потрясенно посмотрел на Леди, но послушно ушел. Героиня забрала Камень Мотылька, развязала Габриэля и спустилась с ним в холл. Нуар вернулся вместе со стариком, который представился Великим хранителем. Хранитель тоже выглядел озадаченным, но сказал только одно: «Чтобы желание исполнилось, мирозданию нужно нечто равноценное». ЛедиБаг ответила, что уже все решила, а затем увела Габриэля в кабинет.       Разговор с первой минуты потек в неожиданном направлении. Героиня Парижа без обиняков предложила… себя в качестве жертвы. Габриэль нутром чувствовал подвох и рискнул поинтересовался: зачем? И получил скомканное признание в любви. Сказать, что он был шокирован, значило сильно приуменьшить. А ЛедиБаг несла откровенную чушь, путалась в словах и отчаянно смущалась, а когда взяла себя в руки, начала оправдываться: она действует не из эгоистичных побуждений. Просто не может оставаться в стороне, когда страдает дорогой человек.       От шока в Габриэле неожиданно проснулся здравый смысл, и он отчитал ЛедиБаг. Та осталась непробиваема, как скала. Леди снова заверила, что просто поможет и ничего не хочет взамен. Потом, правда, сильно смутилась, потупила взгляд и поправилась: если Агрест не против, то за жизнь его любимой женщины она все-таки возьмет кое-что. Сущую безделицу. Поцелуй.       Габриэль остался недоволен. Разум требовал послать героиню к чертям: проигрывать, так с достоинством. Но внутренние демоны уже очнулись и подначивали его. Что такое поцелуй рядом с исполнением заветной мечты? Все складывается идеально, а плата за счастье ничтожна. И Габриэль поддался соблазну. Он торопливо выпалил: «Я согласен», а затем притянул к себе девушку и жадно поцеловал.       Если бы он хоть немного владел собой, то многое бы заметил и, возможно, поступил иначе. Поцелуй был будто «в первый и последний раз», однако вся прелесть и тяжесть минуты прошла мимо Габриэля. Когда все закончилось, мужчина даже не посмотрел на ЛедиБаг, которая грустно улыбалась ему, и поглубже затолкал угрызения совести: он уже предвкушал плоды сделки…       — Прости, что не пришел раньше, — Габриэль с трудом вынырнул из воспоминаний. — Вчера была годовщина. Пять лет со дня, когда ты уснула. Говорят, твои почитатели устроили здесь давку. Некоторых даже увезли в госпиталь.       Он по-прежнему не понимал, почему на Маринетт направили столько внимания. Что может один человек против целого мира? Точнее, наоборот: целый мир может все, ополчившись на одного.       — Знаю, ты скажешь, я струсил. Но я не хотел появляться на глазах у толпы. Это так непросто…       Задуматься бы о последствиях прежде, чем согласиться на авантюру, но возможность вернуть жену ослепила его. Счастье с живой и здоровой Эмили омрачила навеки уснувшая ЛедиБаг, она же Маринетт Дюпен-Чен. Великий хранитель взял с троих героев обещание не открывать, что они владели волшебными Талисманами, и забрал все Камни, в том числе брошь Павлина и Гримуар. И предоставил Агрестам самим решать судьбу Маринетт. И мироздание будто прокляло известного модельера.       О случившемся узнал весь город. Но не полную правду, только часть. Горожане знали, что девушка любила женатого мужчину и пожертвовала собой, но не догадывались, что это народная героиня, а мужчина — злодей, который столько лет терроризировал Париж.       Жизнь Габриэля превратилась если не в ад, то во что-то сродни. Он с трудом примирился с родителями Дюпен-Чен — не без помощи Адриана, но потом столкнулся с волной всенародной ненависти. На модельера ополчились все общественные организации, начиная от радикальных феминисток и заканчивая церковью. Он отражал нападки, но желающие линчевать его множились с каждым днем. Наконец даже премьер-министр предложил умаслить недовольную толпу. «Если вы этого не сделаете, нас просто разорвут на части», — сказал он, и Габриэль согласился. Он и так почти дошел до ручки из-за упреков жены и сына.       Толпа раздула событие до небес. Она не удовлетворилась публичным покаянием, во время которого Габриэль чувствовал себя так, будто шел на Голгофу. На деньги Агреста в центре Елисейский полей соорудили большой мраморный павильон, а внутри установили саркофаг из богемского стекла, где теперь и покоилась Маринетт. Габриэль контролировал все детали, начиная от архитектурного проекта и заканчивая платьем, в котором положили Дюпен-Чен. Чтобы сдерживать зевак, которые жаждали взглянуть на новую Спящую Красавицу, он нанял круглосуточную охрану.       Казалось, со временем буря должна была утихнуть, но нет. Какая-то импульсивная девушка забралась на крышу павильона и хотела покончить жизнь самоубийством. Якобы тоже из-за несчастной любви. Охрана вовремя остановила ее, и происшествие было исчерпано. Но через несколько месяцев газеты сообщили, что несостоявшаяся самоубийца и один из ее спасителей-полицейских поженились и теперь совершенно счастливы. Автор статьи пошутил, что это, возможно, благотворное влияние спящей Маринетт, и многие, неожиданно, приняли слова всерьез.       К павильону начали стекаться тысячи паломников, в основном, девушки и женщины. Внутрь посетительниц не пускали, и они просто прикасались к холодному мрамору мысленно умоляя Маринетт помочь в любовных делах. Власти много раз обращались за помощью к церкви и полиции и пытались это пресечь, только тщетно. Молва о девушке, которая пожертвовала собой ради безответной любви, уже вышла за пределы страны. Стражам закона осталось только организовывать процесс. В павильоне удвоили охрану и определили часы, когда можно было войти и увидеть спящую…       — Ты, наверное, не хочешь, чтобы я приходил, — Габриэль оперся локтями на колени и нервно сцепил пальцы. — Я бы не побеспокоил тебя, но… Мне просто больше некуда податься.       Он не покривил душой. Габриэль не был в безопасности даже дома. Нет, злопыхатели не покушались на его жизнь. Однако он чувствовал себя так, будто стоял на краю пропасти и не получил бы руку помощи. Семья ополчилась на него, и первым был Адриан. Сын обвинил его во всех смертных грехах, начиная от домашнего ареста и заканчивая злодеяниями в качестве Бражника. Габриэль понимал: истинная причина другая. Адриан не простил, что он влюбил в себя Леди Удачу, пусть даже и невольно. А еще так и не принял то, что возлюбленная оказалась не волшебной принцессой из сказки, а всего-навсего одноклассницей.       Эмили не терпела такого давления, поскольку все время пролежала в коме. Но вскоре и она не выдержала. Габриэль бесконечно клялся в любви, умолял потерпеть, даже в сердцах пообещал, что они бросят дом и уедут из Франции. Но любимая настроилась решительно. Ситуацию усугубили две вещи: сначала Габриэль признался жене, каким способом оживил ее. Эмили выслушала, а потом неожиданно разозлилась, и во время скандала Габриэль узнал о себе много нового.       Возможно, со временем она простила бы и то, что он совершал преступления, и что угрожал жизни сына, и даже треклятый поцелуй с ЛедиБаг. Но неожиданно подлила масла в огонь Натали Санкёр. Ассистентка вступилась за него так проникновенно и пламенно, что Эмили, недолго думая, обвинила мужа еще и в измене. И, несмотря на оправдания, забрала вещи, бросила, что подает на развод, и ушла.       Габриэль остался один и долго приходил в себя. Словно зажатый между молотом и наковальней, он ждал последнего удара судьбы, хотя худшее было позади. Модный дом держался на плаву и приносил доход — пусть и поменьше прежнего, а разъяренные толпы уже не осаждали особняк. Габриэль наконец-то смог выбраться из дома и направился прямо в павильон.       Он сам не знал, зачем, но чутье подсказывало, что так надо. При виде огромного скопления людей на Елисейских полях Габриэль подрастерял храбрость. Но в его голове созрел план, как попасть внутрь. Пришло приехать прямо в дом к Великому хранителю. Габриэль два часа упрашивал мастера Фу дать ему Камень Мотылька, а на вопрос, зачем, ответил: «Чтобы окончательно не свихнуться». Магия Талисмана в самом деле притупляла эмоции и чувства владельца, но Габриэль использовал ее, чтобы свободно передвигаться по Парижу.       Великий хранитель долго сверлил бывшего Бражника взглядом, будто пытался заглянуть в душу, и мужчина уже почти отчаялся. Но потом старик неожиданно оттаял и отдал Талисман. Габриэль пообещал, что никому не причинит вреда и вернет Камень по первому же требованию. Он с трудом дождался ночи, перевоплотился и тайком ускользнул из дома. Немного магии внушения, и вот он уже перед спящей Маринетт и едва сдерживает эмоции…       Агрест плохо помнил, что случилось в тот вечер. Нурру лишь сказал, что хозяин никогда еще так не изливал душу. Габриэль поверил, поскольку тяжелый валун на душе будто немного сдвинулся. И в голову пришла совершенно безумная идея: а что, если прийти еще раз?..       — Знаешь, я долго обдумывал наше… затруднение. Я полный идиот, — Габриэль грустно улыбнулся и невидящим взглядом уставился в мраморный пол. — Мне бы не надеяться на магию. Да, я не вернул бы Эмили, но… Адриан был бы со мной, и ты… ты тоже…       После разрыва с Эмили внутри что-то надломилось. Прежде Габриэль славился непоколебимой верой и упрямством, но теперь уже не боролся. Если бы не Нурру и ночные посещения Маринетт, он бы перерезал вены и не оставил даже предсмертной записки.       — Не представляю, как ты решилась. Великий хранитель сказал, что твоя жертва была от чистого сердца, иначе бы магия не сработала.       Габриэль не понимал, как Маринетт влюбилась в него. Точнее, понимал отчасти: миллионы поклонников, и женщин, и мужчин, наперебой сыпали словами поддержки, громкими признаниями в любви и не очень искренними клятвами, которыми он был сыт по горло. Маринетт же любила тихо, на расстоянии и открыла чувства только в крайнем случае.       — Знаешь, я…       Габриэль запнулся, затем понуро опустил голову, не в силах продолжить. Разум требовал успокоиться и не ронять лицо перед Маринетт, а внутренний голос упрямо твердил, что он хочет сказать совсем другое.       — Мне жаль, — Габриэль выпрямился и взъерошил рукой волосы. — Ты хотела, чтобы я был счастлив. Чтобы мы все были счастливы. Ты сделала щедрый подарок, о котором я даже мечтать не мог, но твои усилия пошли прахом.       Он повернулся и посмотрел на Маринетт. Девушка мирно спала, сложив руки на животе. Ее лицо было спокойным.       — Знаю, ты хотела, чтобы я боролся. Чтобы я был сильным. Но я устал. Ты просто не представляешь, как!       В горле собрался ком, а эмоции рвались наружу. Габриэль чувствовал: еще немного, и начнется истерика, и уже не мог остановиться.       — Они давят на меня! Лезут, куда не просят! Изображают святош и праведных судей, хотя куда более гнусны и лживы, чем я! Я знаю, о чем говорю! Я знаю их всех как облупленных! Все низменные желания и пороки! Слепые человекоподобные мрази, которые быстренько слепили сенсацию, даже не понимая, из чего! Они сделали из твоей жертвы религию, тебя — живой богиней, а меня — твоим личным дьяволом!       Голос дрожал, то повышаясь, то понижаясь. Эмоции душили, и Габриэль судорожно глотал воздух ртом, а сердце едва ли не выпрыгивало из груди из-за бешеного ритма. И лишь когда по щеке скатилась одинокая слезинка, он понял, что нужно остановиться. Криком и причитаниями горю не поможешь.       — Прости, — Габриэль вытер слезу тыльной стороной ладони. — Я не должен был срываться.       Он немного поколебался, а затем бережно сжал девичью ладошку.       — Я не хотел, чтобы так получилось. Я просто хотел все вернуть.       Ладонь была такой теплой, что хотелось приподнять ее и прижать к лицу. Габриэль так и поступил. Ощущение нежных пальцев на щеке вызвало волну трепета, а эмоции вновь хлынули наружу.       — Я не оправдал надежд, — с трудом признал Габриэль. — Ты не представляешь, как я хочу отмотать время назад. Тогда я бы исправил ошибку! Я бы сделал все по-другому. Хотя бы ради Адриана! Тогда ты… ты не пожертвовала бы собой… понапрасну.       Габриэль не верил, что сказал это вслух. Да, жертва Маринетт оказалась пустой. Из-за его собственных амбиций и глупости.       — Прости. Не надо было соглашаться. Не надо было втягивать тебя.       Сколько раз уже Габриэль говорил? Сотни? Тысячи? Сотни тысяч? Да за некоторые вещи так просто не извинишься. Словом легко убить, но воскресить труднее.       — Я хотел тебе помочь. Несколько раз говорил с Великим хранителем. Он сказал, что это необратимо. Только с помощью нового желания и новой жертвы.       Габриэль хотел пожертвовать собой ради Маринетт. Он был одинок и не держался за этот мир. Но внутренний голос шептал, что Маринетт не обрадовалась бы, а Габриэль не хотел бы ее огорчать. Неизвестность пугала. Умереть — это одно, а вот навечно уснуть и лежать не живым и не похороненным, но совершенно беспомощным… Агрест даже не хотел это представлять.       — Прости. Уже очень поздно. Мне пора уходить, — Габриэль спохватился, что совсем потерял счет времени. — Я обязательно навещу тебя снова.       Он бережно вернул девичью руку на место и нежно сжал на прощание. И в голову снова пришла безумная идея, которую он так усиленно заталкивал на дно сознания.       — Знаешь, я однажды подумал кое-что глупое. Я потерпел неудачу, так, может… вернуть тебе его? Поцелуй. Он не оживит тебя, но мне будет спокойнее. Когда проснешься, подаришь его человеку, который заслуживает твоей любви. То есть если проснешься…       Габриэль понимал, что со стороны это выглядело глупо, вот только сердце подсказывало, что нужно. Вдруг упадет камень с души? Или вдруг… случится чудо? Габриэль придвинулся и вгляделся в умиротворенное лицо Маринетт. Разум твердил, что он самый настоящий дурак, но мужчина не внял уверениям. Габриэль поднялся, затем оперся коленом о постамент, склонился над Маринетт и робко прижался к ее губам своими.       Поцелуй вызвал странный электрический разряд прямо в сердце. Габриэль запаниковал, отстранился: а вдруг?... Но чуда не произошло. Маринетт осталась неподвижна.       Обида захлестнула, словно бушующая волна, и он погрузился в водоворот отчаянья. Он сел и, неожиданно для себя, снял очки и прислонился лбом к скрещенным девичьим рукам.       — Прости меня, Маринетт, — зашептал Габриэль. Он не сдерживал поток слез. — Я бессилен.       Он убеждал себя, что сделал правильно, но легче не стало. Судьбы не изменить, как бы сильно не хотелось…       Безрадостные мысли прервал странный шорох, а потом… его руку сжали? Габриэль резко вскинул голову и едва не заработал инфаркт. Маринетт заерзала и резко распахнула глаза.       Первое, что пришло на ум Габриэлю: «Вот и не верь после этого в сказки!» Маринетт растерянно хлопала глазами и явно не понимала, где находится, но потом перевела взгляд на мужчину.       — Вы? — тихо спросила она.       Габриэль судорожно сглотнул. Он не знал, что ответить.       — Где я? — настойчиво продолжала Маринетт. — Почему я здесь? И почему вы здесь?       Вопросы множились, как снежный ком, но Габриэль не ответил. Какая-то часть его твердила, что это сон. И если сейчас он заговорит, то очнется…       Ладонь с силой сдавили. Габриэль зажмурился, мысленно сосчитал до трех и вновь распахнул глаза. Картина не изменилась.       — Почему вы молчите?! — в голосе Маринетт промелькнула нотка истерики.       — Я… — Габриэль спохватился, прочистил горло и продолжил: — Я просто… удивлен. Поражен. Ты проснулась!       Последняя фраза прозвучала чуть громче, чем нужно. Однако это не умолило подступающей радости. Проснулась! Спустя столько лет!       — Да, вроде бы, — согласилась Маринетт. — Проснулась.       Она зашевелилась, вот только не смогла подняться. Габриэль спешно убрал очки и помог Маринетт сесть, а потом подхватил девушку на руки. Модельер спустился по ступеням, уселся на них вместе с Маринетт и крепко прижал ее к себе, будто самое дорогое сокровище. Господи, неужели беды наконец закончились?! Неужели прежняя спокойная жизнь вернется?! Ладно, пусть не совсем прежняя, но в тишине и без людской ненависти…       — Дышать, — неожиданно взмолилась Маринетт, и по судорожным вздохам Габриэль понял, что перегнул палку.       — Да. Да, конечно! — он торопливо ослабил хватку. — Прости, пожалуйста.       — Не страшно, — девушка восстановила дыхание. — Зато теперь я не пожалуюсь, что у папы слишком сильные объятья, и…       Маринетт замолчала, будто вспомнила о чем-то важном.       — Как долго я вообще сплю? Что с моими родителями? Что происходит в мире? Почему я в таком странном месте?       Объяснения Габриэль боялся, но понимал, что Маринетт все узнает. Вопрос только, насколько достоверную информацию она получит. Он хотел мягко перевести тему, однако полный мольбы взгляд Маринетт не оставил пути к отступлению. Габриэль тяжело вздохнул, мысленно придал себе уверенности и начал рассказ.       Он старался подбирать слова, однако Маринетт все равно заволновалась. Она то сетовала на людскую глупость, то ворчала из-за твердолобости Адриана, а когда услышала, что Габриэль развелся с любимой, и вовсе всплакнула.       — Не так я это представляла, — Маринетт вытерла слезы ладошкой.       Агрест лишь потупился. Было невероятно стыдно рассказывать Маринетт о неудачах, но уж лучше он, чем другие…       От нежного прикосновения к лицу он встрепенулся.       — Слезинка, — Маринетт бережно вытерла пальцем соленую каплю.       Он опешил, но не отстранился.       — Мне жаль, что ваша мечта не сбылась, — Маринетт грустно улыбнулась, мягко проводя пальчиками по щеке. — Я хотела, чтобы всем было хорошо.       Девушка смутилась, а затем вдруг потянулась и осторожно убрала упавшие на лоб пряди волос. Она так по-доброму смотрела, что Габриэль ощутил очередной болезненный укол в сердце. Не заслужил он всего этого. Ни доброты, ни нежности, ни любви.       — Я сам виноват, — ответил Габриэль и невольно сомлел от ласковых прикосновений. — Нужно было подумать головой, прежде чем соглашаться.       Он уже и забыл, когда в последний раз чувствовал подобное. Хотелось сжать Маринетт в объятьях и больше не отпускать. Она казалась феей из волшебной сказки, которая является в минуту полного отчаяния и разом решает проблемы. Возможно, люди наконец-то оставят его в покое, когда увидят ожившую героиню.       — А как я проснулась? — неожиданно поинтересовалась Маринетт, невольно вырывая из раздумий. — В смысле, я помню, как заснула, а вот…       — Как в сказке, — ответил Габриэль, поймал непонимающий взгляд и с тяжелым вздохом признался: — Я тебя поцеловал.       Было неловко, но он не мог посмотреть на Маринетт. И только когда пальцы мягко взяли его за подбородок и плавно потянули вверх, Габриэль не противился.       — Вы подумали, что ответный поцелуй сработает? — спросила она, не скрывая дрожь в голосе. — Правда?       — Я просто хотел вернуть твой подарок, — Габриэль решил, что хуже не будет. — Я его не заслуживаю и не воспользовался им правильно.       Он не ожидал, что Маринетт вдруг заерзает на его коленях, а потом обнимет двумя руками за шею.       — Спасибо, — девушка опустила голову на его плечо. — Иначе я бы проспала до скончания времен.       — Если бы не я, ты бы вообще не заснула! — не удержался Габриэль.       Он не понимал, почему Маринетт так странно воспринимала происходящее. Девушка пять лет спала в треклятом гробу, хотя могла учиться, любить, исполнить свою мечту… Неужели Маринетт не осознавала его роль в этой драме?! Не так она глупа.       Какое-то время царила тишина. Габриэль испугался, что ненароком обидел Маринетт, однако она не высказывала недовольство. Девушка подняла голову и торопливо прижалась своей щекой к его.       — Знаю, я покажусь глупой, — она обняла Габриэля чуть крепче. — Но я не жалею. Может, я правда слишком влюбчивая, но… Согласитесь, вы бы не ответили на мое чувство. Возможно, я выбрала самый дурацкий способ, чтобы помочь, но это было мое желание.       Маринетт путалась и запиналась, а Габриэль удивленно распахнул глаза и не мог пошевелиться.       — Понимаю, вы многое вытерпели. Честно говоря, я не представляю, как вам удалось. Но теперь трудности кончились. Я здесь, живая и здоровая, и я больше не позволю досаждать вам. В суд подам, за нарушение гражданских прав и свобод!       — Маринетт, не нужно, — наконец заговорил он, однако девушка не остановилась. Она взяла лицо Габриэля в ладони и ободряюще улыбнулась.       — Обещаю, вы больше не будете один. Конечно, я не могу быть вашей возлюбленной. Но вы можете рассчитывать на мою поддержку.       Сердце Габриэля забилось с бешеной скоростью. Он чувствовал кожей, насколько истончилась грань между ними: Маринетт всячески сохраняла достоинство и не старалась не пользоваться его положением, а Габриэль убеждал себя, что ее слова не несут двойного смысла. Со стороны складывалось удобно: он — одинокий отчаявшийся мужчина, она — влюбленная девушка. Счастье буквально в шаге, но Габриэль чувствовал, что не готов его сделать. Он не хотел обманывать Маринетт, равно как и боялся признать, какое огромное место она занимает в его жизни.       — Не надо, — Габриэль обхватил ее ладони и бережно отвел. — Я рад, правда рад, что небезразличен тебе. Но не думаю, что мои чувства уместны.       Улыбка сползла с губ Маринетт, а ее глаза грустно блеснули. Габриэлю стало совестно. Он отпустил одну ладошку, а другую, не удержавшись, поднес к губам и запечатлел на внутренней стороне поцелуй.       — Не волнуйся, — он улыбался почти через силу. — Я уже привык к одиночеству.       Маринетт удивленно заморгала, затем как-то странно посмотрела, а потом вдруг прижала ладонь к его груди. Габриэлю не требовалось читать мысли, чтобы понять: она чувствует, как сильно бьется его сердце.       — А мне кажется, что одиночество вам не так уж нравится, — Маринетт придвинулась и замерла буквально в нескольких сантиметрах от его губ.       Габриэль судорожно сглотнул. Что сделать? Обнять? Поцеловать? В качестве кого? Пусть Маринетт и влюблена, но он-то — нет. Он лишь благодарен за жертву. Но чтобы любить… Нет, это за гранью разумного!       Габриэль боялся не столько натиска Маринетт, сколько слишком быстро сдаться на милость победительницы. Потом он уже не расстанется ни с теплом объятий, ни с нежностью губ…       — Ты заслуживаешь лучшего, — честно признал Габриэль. — А я вовсе не такой, каким был.       — Вы изменились, не так ли? — спросила Маринетт, а после кивка продолжила: — Значит, будет еще интереснее вас узнать. Думаю, мы бы подружились. И… как я уже сказала, я не могу занять место вашей жены. Да, в общем, и не хочу… Если только в мечтах…       Она смутилась, чуть отодвинулась, а после вновь обняла его за шею. Но Габриэль ответил. Он крепко прижимал Маринетт к себе. Если высшие силы наградили его любовью замечательной девушки, значит, он еще сохранил крохи удачи. Может, правда попробовать? Он ответит не сразу, конечно. Но вдруг? Если Маринетт разочаруется, они разойдутся. А если сложится наоборот, то Габриэль наконец-то обретет долгожданный островок любви и спокойствия…       Они покинут павильон, едва забрезжит рассвет. Габриэлю понесет Маринетт на руках: она слишком ослабла, чтобы идти. Он не сразу решится войти в пекарню. Сначала их встретят недоуменно, а затем будут радостные крики и слезы. Маринетт так и не отпустит его, и Габриэль поднимется на второй этаж в гостиную. Дюпен-Чен расскажет родителям, что это Габриэль вернул ее к жизни, что она так благодарна, и еще тысячу всяких глупостей. Он все это время будет крепко обнимать девушку, а потом почувствует невероятную усталость. И уронит голову на девичье плечо, впервые за долгое время забываясь спокойным сном.       Его накроют пледом, а затем осторожно снимут очки и взъерошат волосы. Но Габриэль и не подумает проснуться. Он все еще будет обнимать Маринетт, а большего и не потребуется…