Тяжёлый ледяной блюз

= XX =

к северо-западу от Мэнорбира Скайфог (Мир Уортингтона) Периферия 28 августа 3017 года       Первый конвой увёз в крепость трофейные «феникс-хок» и «вольверайн»; их разгрузили в ремзоне Мэнорбира. Элайза отправила лэнсы Бизоса и Утпата сопровождать его; обратно с мехоэвакуаторами отправился лэнс Фиорелли. Хотя гарнизон пиратов и был уничтожен, дропшипы Уортингтона отделяли лишь считанные часы пути; следовало подстраховаться. Солнце уже уходило за горизонт, когда мехоэвакуаторы вернулись за повреждёнными «уоспами».       Григория Перовича похоронили на невысоком пригорке неподалёку от места его последнего боя. Осколки 80-миллиметрового снаряда, брони и стекла панорамного экрана обратили его живот и грудь в кровавое месиво, но лицо, защищённое нейрошлемом, осталось нетронутым.       -- Пойдём, – Элайза склонилась и тронула Зейнаб за плечо.       Невысокая темнокожая астроказийка медленно встала с колен; лицо её было опухшим от слёз. Длинные волосы, заплетённые во множество тонких косичек, в беспорядке рассыпались по плечам. Сколько ей было, лет двадцать? Похоже на то, если не меньше; девчонка совсем, хоть и успела стать матерью. Да и повоевать. Элайза не знала, что ей сказать. «Всё будет хорошо»? Может, и будет. Или не будет. Но человек, рядом с которым она провела три года, которого любила и который любил её, так и останется мёртв.       Двое солдат вырыли могилу. Элайза не знала, какой веры придерживался Григорий, да и придерживался ли вообще, но вознесла заупокойную молитву, которую знала. Потом автоматчики трижды выстрелили в воздух. Дерево на Скайфоге не росло, сколотить крест было не из чего. И в головах только что насыпанного холмика как маленький обелиск поставили нейрошлем. Лысый Крис Экк принёс из кабины «локаста» фляжку с коньяком и столбик надетых одна на другую блестящих металлических стопок; пили не чокаясь. Зейнаб отошла, села на землю, обхватив колени руками; Элайза, подумав, устроилась рядом.       -- Ты куришь? – спросила она.       Зейнаб помотала головой, но сигарету взяла. В кабине меха она, как и Элайза, сидела раздетая до трусов, да так и наружу выбралась; нагота была последним, о чём она могла думать, если думала об этом вообще. Элайза поднесла ей зажигалку; девушка закурила, закашлялась с непривычки. Посмотрела на неё блестящими от слёз глазами.       -- У тебя кроме него никого больше нет? – спросила Элайза.       -- Отец… но я к нему не вернусь.       -- Ты тоже в разладе с семьёй?       -- Я… нет. Просто… замуж меня уже не выдать, с ребёнком и в девятнадцать лет. А жить у отца… он меня примет, но он ведь немолод уже. И сыновей у него нет. Только племянники, которые точат ножи на него и друг на друга. Если… у них что-то получится, меня в лучшем случае разлучат с дочкой и продадут в чей-то гарем. Отец потому и учил меня управлять бэттлмехом, чтоб я могла убраться из Йезера… вообще с Астрокази.       -- Твой мех…       -- Он не мой, он отрядный. Мех Гриши… тот да. Наверное, теперь мой.       -- Когда «феникс-хок» починят, его будешь пилотировать ты.       -- Я… – девушка бросила тлеющую сигарету. – Я буду, конечно. Не уверена, что вообще хочу… – она помолчала. – Но здесь у меня тоже немного путей. Мехвоином или техпомом… и лучше четыреста в месяц, чем полтораста.       Четыреста си-биллов в месяц было обычной зарплатой мехвоина-новобранца. Полностью обученный техник получал две сотни, помощник техника – сто пятьдесят. С ростом квалификации росла и зарплата. Элайза кивнула.       -- Мне приходилось крутиться, чтоб заработать на жизнь, – сказала она. – По-разному. Больше я так не хочу. Пойдём, посидишь у меня в кабине.        «Уоспы» грузили при свете фар. Звёзды едва проступали сквозь затянувшую небо дымку, но разгоревшийся диск Полосатого делал ночь светлой. Зейнаб задремала на откидном сиденье позади кресла пилота, вполоборота привалясь к стенке кабины. Пошевелилась и пробормотала во сне что-то неразборчивое, когда «мародёр» поднимался на ноги. Шли в темноте медленно, внимательно глядя под ноги мехов и под колёса машин.       С вечера у Элайзы начал ныть живот, как бывало всегда перед месячными; прежде, чем выступить в путь, она подложила прокладку в трусы. Вовремя, как оказалось. Межзвёздные путешествия, и гиперпрыжки, и миры со своими условиями – гравитацией, составами атмосфер, температурным режимом – обычно сбивали ей цикл. Уже первый перелёт, с Данианшира на Балават, должен был повлиять, а потом с холодного и тяжёлого Балавата попасть на жаркий и влажный Скайфог с его парниковым эффектом. Что месячные притупляют реакцию и нарушают концентрацию внимания – важные для мехвоина качества – ей слыхивать доводилось, но о себе Элайза хорошо знала, что это не так. И воевать против Уортингтона в полную силу они ей не помешают.       Сообщив вахтенному, что на борт «Деринои» пока подниматься не будет, она направила стопы «мародёра» в Мэнорбир-Форт. Наёмники по-прежнему жили там, вместе со своими семьями; в цитадели сейчас разместился второй взвод Уилбура. Остановившись и опустив мех на корточки, Элайза потормошила спящую Зейнаб.       -- Проснись, мы приехали.       Ночь не добавила прохлады, была тёплой и влажной. В траве, пробивающейся из-под контейнера-дома, стрекотали цикады. Вокруг качающегося над входом электрического фонаря вилась белёсая мошкара.       -- Привет, Элли.       От неожиданности, она вздрогнула.       -- Уилбур! Какого..?       -- Встречаю тебя, разумеется.       -- Я пошла, – тихо сказала Зейнаб. Элайза кивнула.       -- Мы можем занять апартаменты Уортингтона. Ты в них ещё не была? – спросил Скотт.       Элайза пожала плечами. Бандитский король должен жить в роскоши, демонстрировать свои успех и богатство; Джоффри Уортингтон тоже придерживался этого правила. Чтобы обставить свою спальню, он наверняка ограбил какого-то богатея на Ново-Трессиде, может быть даже, и не одного. Какого-нибудь градоначальника, чиновную шишку или лендлорда. Но Элайза слишком устала, чтобы таращиться на убранство королевской спальни. Запомнился мягкий ковёр, в который ступни погружались по щиколотку и широкая кровать под балдахином на резных опорах.       -- Капелланцы такое зовут «канцлер с нами», – не удержавшись, съехидничала она.       Взвизгнула совершенно по-детски, когда подошвы оторвались от земли: Скотт подхватил её на руки, закружил, бросил на гору подушек.       -- Почему ты ещё одета?       Ботинки и куртку она свалила у входа, но оставалась в трусах. Склонившийся над нею Уилбур уже был совершенно наг, лишь продолговатый армейский жетон покачивался на неразличимом в ночном полумраке тёмном шнурке на шее.       -- У меня месячные, – сказала она.       -- Что это меняет?       Вместо ответа, Элайза обвила его шею руками, подтянулась и поцеловала. Трусы полетели на пол вместе с прокладкой. Скотт взял её нежно, стараясь не причинить боли, но вскоре и он и она отбросили всякую осторожность. Кровать протестующе заскрипела, когда зверь с двумя спинами начал резвиться на ней.       -- Во Внутренней Сфере мужчина делает женщине предложение, а не наоборот, – сказал Уилбур, когда они, обессиленные и довольные, лежали в объятиях друг друга.       -- Мы не во Внутренней Сфере.       -- Но и не в Магистрате. Так что, Элли? Ты соглашаешься или нет?       -- Я… – «…старше тебя на три года», хотела сказать она. «У меня дочка двенадцати лет и ни кола, ни двора, лишь офицерская зарплата и служебная однушка в Лондинии. Дворянство, от которого никакого толку, потому что семья меня никогда не примет назад после… ошибки юности. Я до сих пор боюсь оставаться с мужчиной дольше, чем на несколько недель. Я…» – …согласна.       Уилбур стиснул её в объятиях.       -- Эй, эй… ты что, хочешь ещё?!       Он рассмеялся, мгновением позже навис над нею, весом своим вжимая в перину и осторожно раздвинул ей бёдра.       -- Ты… ты…       -- Люблю тебя.       -- Да!..       Извернувшись, она укусила его за сосок. Движения Уилбура стали жёстче и резче. Он вновь доводил её до изнеможения, у самого по лицу и груди тоже струился пот.       -- Любимая… – он снова стал нежен, плавно ведя ладонь по её плечу и груди.       Элайза лежала без сил, провалившись в перину.       -- У нашего недруга, кстати, здесь неплохой бар.       -- А и давай! – Элайза слегка оживилась.       Скотт притащил два бокала и бутыль красного.       -- М-мм, сладкое… как я люблю!       -- Я знаю, – самодовольно улыбнулся мужчина.       К вину он принёс и нарезанный на ломти сыр. Элайза села в постели, пачкая простыни выступившей меж ног кровью.       -- О чорт!       -- Да и хрен с ним!.. пусть Уортингтон стирает, если отобьёт свою койку назад.       Женщина рассмеялась.       -- Всё будет хорошо, правда, Уилл? – вдруг посерьёзнев, спросила она.       -- Конечно, любимая, – Скотт обнял её за плечи. – Уж если ты согласилась стать моей женой… мы просто обязаны дожить до свадьбы!