Переменная.

***

Я сижу с лицом смирения, пока Кирнан колдует над моей малопривлекательной мурзилкой. Мы вот уже который час безвылазно сидим в ее комнате, тратя все это драгоценное время на то, чтобы подготовиться к клубному кутежу, против которого я, прошу заметить, была категорически против. Ну почти против. Кир в ответ на мои страдальческие вздохи мычит что-то невразумительное, слишком занятая работой. - Все! Ну ка повернись! Во-о-о-т это я понима-а-аю! – одобрительно тянет подруга, закончив наконец со своими гримерными махинации. - На, посмотри, какую красоту я из тебя сделала. – сует мне в руки квадратное зеркало. Стискиваю агрегат в отчего-то дрожащих пальцах и подношу к лицу. - Вау…! – Все, на большее я не способна. Выдав сию незамысловатую реплику, разглядываю девушку перед собой. Гладкие, черные, прямые как у деревянной куклы волосы, которые Кирнан так старательно выпрямляла, большие выразительные глаза серого, благодаря линзам цвета в обрамлении накладных и от того очень длинных ресниц, широкие стрелки, одна из которых перетекает в замысловатый узор от виска до середины скулы и красные губы, напоминающие мне два пельменя, покрашенные в алый. Не скажу что мне очень уж нравится такая я, но зато теперь меня никто не узнает с точностью 99.99%. От этой мысли улыбаюсь, и красотка в зеркале повторяет мое движение. Боги, спасибо что создали тонну косметики. Кир, видя, что я вполне довольна образом настойчиво тащит меня навстречу приключениям. Когда мы наконец добираемся до мистического бара, о котором мне прожужжали все уши застываю в удивлении. Яркая неоновая вывеска и шум музыки завлекают, поэтому нетерпеливо топчусь за спиной подруги, которая показывает наши с ней документы охране. У меня они сегодня липовые, и да, на сегодняшний вечер мое имя - Марсо Грен. Через какое-то время нас пускают и подруга сразу же, умело ориентируясь в задымленном помещении тащит меня к барной стойке. Пока она мило щебечет с барменом, оглядываюсь. Мягкий приглушенный свет, клубы табачного дыма, однотипная музыка фоном и люди, много людей... Они снуют в этом опьяняющем тумане, как тени, тихие, никого не тревожащие. Кто-то один, кто-то в компаниях. Со всех сторон слышны смех и разговоры. Похоже, это место для людей, которые просто хотят отдохнуть или, если судить по тому небритому мужчине в военной форме, напиться вусмерть по разным личным причинам. От размышлений меня отрывает толчок в бок. Кирнан, улыбаясь во все тридцать два зуба протягивает мне сомнительного синего цвета коктейль в прозрачном продолговатом стакане. - На, выпей для разогрева. – - Что это? – шепчу, не в состоянии перекричать музыку. - Попробуй, узнаешь. – явно забавляется моей нерешительностью подруга, прочитав вопрос по губам. Делаю осторожный глоток и прислушиваюсь к ощущениям. Ну, не так уж и противно, как я себе представляла. Скорее всего в этом напитке низкое содержание алкоголя, отчего он имеет мягкое и сладкое послевкусие. Залпом допиваю стакан, бухаю его на идеально гладкую столешницу. - Еще! – сипло прошу у ухмыляющегося бармена. После 3 стакана музыка перестает бить по ушам, табачный дым больше не мешает дышать, и все вокруг становится до жути смешным. А бармен по кличке Гусь, наливает мне в очередной стакан янтарную жидкость под аккомпанементы глупых и громких смешков Кир. Доверчиво отхлебываю из подвинутого стакана и морщусь. Янтарная жидкость оказалась оглушительно обжигающей. Такое ощущение, что моя глотка полыхнула ярким пламенем и сгорела за несколько секунд. Слышу надрывный смех Кирнан и Гуся через странную тугую пленку в ушах, словно поглощающую все звуки. Внезапно отчетливо в нос ударяет резкий противный запах спиртного, а мой затуманенный взор пытается сконцентрироваться на окружающей обстановке. POV Автор Алиса внезапно пытается сопротивляться влиянию алкоголя, но уже слишком поздно. Из-за большого количества выпитого, тот, кажется, смешивается с кровью и с удвоенной силой начинает течь по венам. Девушка болезненно реагирует на собственное тело, которое внезапно начинает штормить. Пытается справиться с наваждением, встает и сдавленно материться сквозь зубы, когда не удается принять верно вертикальное положение. Первой здравой мыслью, пробившейся через пьяный бред становиться желание выйти на свежий воздух. Внезапно становиться душно, жарко. Тело быстро покрывается испариной, а узкое черное платье сковывает и без того неуверенные движения. Ее мутит, поэтому обхватывает себя руками и неровной походкой направляется к выходу, морщась при каждом шаге и проклиная Кирнан за то, что та заставила нацепить эти паршивые каблуки… Слишком зацикленная на своем нетрезвом состоянии, Ал пропускает момент, когда перед ней возникает посторонний, абсолютно не знакомый мужчина. Поднимает мутный взгляд выше. Губы чужака медленно двигаются, а потом растягиваются в масляной улыбке, которая не сулит ничего хорошего. Мужчина нависает над девушкой, потные руки давно свободно гуляют по телу мало что соображающей, а потому несопротивляющейся Эшфорд. И только лишь когда в лицо ей ударяет отвратительный запах спиртного из-за имевшего неосторожность наклониться слишком близко наглеца, Алиса дергается, выныривает откуда-то из глубин своего помутненного сознания и одним, пусть и ослабленным алкоголем, но все же сильным ударом выбивает из мудака весь воздух, а после охаживает коленом по перекошенному от злости и боли лицу. Неудавшийся Ромео со стоном валится на расписной кафель, а Алису снова хватают за руку и бесцеремонно выволакивают из заведения. Лишь потом, сфокусировавшись, она признает в своем спасителе Уорингтона. - Вы в порядке? – с какой-то нездоровой заботой интересуется он. Ну конечно, он ведь ее не узнал! Алиса, потихоньку начавшая соображать, делает несколько неуверенных шагов в сторону жилого корпуса, когда ее снова окликают. - Может помочь чем-нибудь? – Начинает идти быстрее, пока не скрывается от брошенного в спину безнадежного: «Эй!» Пока Ал по памяти пытается добраться до своей комнаты проходит немало времени и когда это, наконец, случается она в ступоре стоит несколько минут, пытаясь понять, а главное вспомнить последние свои действия. От анализирования начинает болеть голова, да и анализировать, собственно, нечего. Пришла, напилась в сракотан, обломила планы подвыпившего насильника, ушла. Дэйли мишэн комплитэд, так сказать. Башка начинает нещадно болеть и Эшфорд кряхтя сбрасывает с себя ненавистное платье для того, чтобы поскорее забраться под прохладный душ. Журчание и температура воды приносят некоторое облегчение. Спустя несколько минут бесцельного торчания под водой Алиса вдруг принимается с остервенением тереть тело мочалкой, словно пытаясь смыть с себя потные настойчивые прикосновения, принесшие столько неудобств в баре. Воспаленное сознание снова и снова рисует незаконченный акт насилия перед глазами, и Ал с ненавистью на хмуром лице бьет кулачком по кафелю. Плитка не трескается, а вот костяшки начинают ныть. Алиса тяжело вздыхает и выключает воду. После этого обтирается жесткой таканью, накидывает пижаму, такую же серую, как и вся остальная одежда и отправляется в спальню, где, прежде чем лечь спать делает себе ежедневный укол сывороткой. Все манипуляции она выполняет на автомате, не желая о чем-либо еще сегодня размышлять и после этого быстро проваливается в спасительную темноту. POV Алиса Часы разрывались от заведенного на 2 ночи будильника. Выключив зря сотрясающий воздух предмет, быстро встаю и топаю в душ. Причесываясь, оглядываю свое тело. Результат на лицо. Тренировок на ринге не было всего неделю, и все отметины зажили практически без следа. Налюбовавшись своей в кое-то веки чистой кожей собираю волосы в низких хвост и без сожаления напяливаю серую форму, с которой уже через пару часов расстанусь окончательно. Рядом с комнатой меня уже ждет Манон, но даже ее уткнувшийся в планшет вид не может испортить моей радости по поводу отбытия из Бюро. Поэтому сдержанно киваю ей и мы вместе направляемся в наш последний совместный маршрут по зданию. Первая точка назначения Центр Здоровья, где меня сносит мощнейшим чувством дежавю. Снова мнущие меня медики, которые в этот раз еще и обкалывают меня под завязку разными прививками, как я поняла, от различной Чикагской заразы. Процедура полного обследования занимает от силы час, в течение которого я успеваю в полной мере «насладиться» всеми прелестями этой жизни. Когда мой личный ад, наконец-то соизволяет закончиться, пулей вылетаю из белого стерильного помещения и снова следую за Манон по бесконечным коридорам. Далее меня приводят в Центр Красоты. Процедура омовения даже приносит толику удовольствия. Меня мажут маслами, кремами, мучают волосы, подравнивая кончики и делают маски. Даже руки приводят в порядок, отчего кожа на них становится мягче и нежнее. Что я имею благодаря всем этим махинациям: мое тело лишилось практически всех волос, кроме бровей и тех, что на голове, оно же стало пахнуть хвоей и лесом, кожа лица и рук стала мягкой и нежной, а мои бедные патлы привели в полне себе божеский вид. Косметические пытки закончились и меня отправили переодеваться за тонкую белую ширму, предварительно вручив комплект одежды в цветах Дружелюбия, куда в течении нескольких часов мне предстояло отправиться. С удивлением мну и разглядываю непривычно яркую для меня одежду. Мое двухдневное одеяние представляет из себя ярко-желтый пиджак, приятного мандаринового цвета широкие штаны и футболку цвета сепии. Ткань очень мягкая, струящаяся, не стесняющая движений. Быстро переодеваюсь, не переставая, однако, чувствовать себя крайне непривычно. Оно и не удивительно! Всю свою сознательную жизнь я видела вокруг только серый и все его пятьдесят оттенков. А тут желтый… Последними зашнуровываю коричневые ботинки и, воровато оглядываясь, привязываю к голени именной клинок, с которым я теперь так просто расставаться не собираюсь. Когда все приготовления закончены, Манон направляет меня на инструктаж, который сама же и проводит в очередной белой, но на этот раз маленькой комнатушке. - Итак, сегодня день, когда произойдет твое внедрение в эксперимент. Цель миссии АА-536 заключается в итоговой возможности излечить всех поврежденных и с их помощью воздвигнуть новую цивилизацию на пепелище старой, избавив мир от человеческих пороков. На данный момент – это вся информации. Здесь лежат необходимые на первое время вещи. – кивает на холщовую охрового цвета сумку. – Тут вода, леска, сухпаек, плед и блокнот с ручкой. Это мера для более быстрой акклиматизации, посоветованая психологами. – тут же отвечает на мой немой вопрос женщина. – В конце каждого дня делай отчетность или письменный рапорт. Записи должны быть исключительно в одном из шрифтов на выбор. Рекомендуется, однако, выбирать из шрифтов, сделанных специально для каналов связи с Бюро. Ну что ж… За Великий Прогресс, Нацию и светлое будущее! – провозгласив сей девиз встает, поправляя серый костюм и показывает следовать за ней. Пока выходим из лабиринта лестниц и переходов Бюро думаю. Кажется, шум, который создают в моей голове шестеренки анализируя всю свежеполученную информацию, уже должен разбудить весь город, но вокруг по-прежнему тихо. Только стук каблуков Манон отдается эхом в моей черепной коробке. «Цок, цок, цок, цок…». Когда я наконец выхожу из здания меня первым делом обдает холодным ночным дыханием пустыни. Шумно втягиваю свежий воздух, позволяя тому пробраться в мои легкие и голову, даря головокружительную иллюзию свободы. На взлетной площадке меня уже ждет джет с одним единственным не знакомым мне пилотом. Манон, что-то быстро говорит моему сопровождающему, очевидно отдавая последние распоряжения. Я просто стою и размеренно втягиваю в разгоряченные легкие морозный свежий воздух. Холод пробирается под мою тонкую одежду, но не замечаю этого, горя нетерпением и желанием, не сколько приступить к операции, сколько просто свалить отсюда, из места, где меня конкретно так поломали и изуродовали. Наконец Манон отходит, и я резво забираюсь в открывшийся джет, пока пилот проверяет что-то сбоку от корабля. Джет грузно взмывает в воздух и, постепенно набирая скорость уносится в манящую даль. Первое время сидим молча. Молодой человек проверяет координаты, задает кораблю курс, ставит на автопилот и наконец поворачивается ко мне. - Привет. – негромко произносит он и, судя по блеснувшим в предрассветных сумерках глазам, наблюдает за моей реакцией. Просто киваю, не собираясь завязывать разговор. - Ты меня, наверное, не помнишь. Я Лауриц. Ты была в нашем отряде при зачистке год назад. Можешь не отвечать. Я знаю, что у тебя проблемы с голосом. – останавливает он меня, видя, что я раскрыла рот. - Я просто хотел пожелать тебе удачи. Раз тебя отправляют за Стену, то происходит что-то очень серьезное. Я прав? – Снова киваю, но на этот раз шепчу «Спасибо!». Остаток полета сидим молча. Чтобы убить время, всецело отдаюсь созерцаниям местных и таких родных видов под мысленное прокручивание плана, выданного мне Манон. Кажется, это станет моей новой мантрой. Внезапно подмечаю, что судя по моим часам мы уже должны подлетать, но на много километров вперед раскинулась все та же пустыня и нет абсолютно никакого намека на город или что-то его напоминающее. Ерзаю на месте. Я не имею права задавать вопросы, которые не касаются меня или моей… кхм… профессии. Даже если рядом сидит Лауриц, который в данный момент является лучшим пилотом подразделения и ведет джет для того чтобы доставить меня в место, где начнется первый этап миссии АА-536. Но вопрос, который я так и не решилась задать разрешился сам собой. В какой-то момент ожила панель управления, и механический женский голос глухо проскрипел: «До цели 300 метров». Я огляделась. Чушь, вокруг на сколько хватает глаз простирается сонная пустыня. «До цели 100 метров.» Распахиваю глаза так, что выступают слезы, стараюсь не моргать. Пусто. Терпение, девочка… В эту секунду прямо перед нами происходит нечто, чего словами я точно не могу объяснить. Словно какая-то материя, пространство перед кораблем сворачивается, рассеивается и образует весьма широкую брешь в измерении. Наш джет пронзает яркими голубыми лучами, раздается механический голос: «Лауриц Вегелл, уровень 11, код операции 223-KPS. Доступ разрешен.» Выворачиваю шею чуть ли не до хруста для того, чтобы увидеть, как материя за кораблем снова разворачивается, являя взору бесконечный пейзаж пустыни. Парень тихонько посмеивается. - Ты себе сейчас шею свернешь, что я начальству говорить буду? – Не отвечаю, потому что все еще пребываю в шоке от произошедшего. Однако не успеваю в полной мере восхититься своеобразным порталом в другой мир, потому что этот самый «другой мир» резко предстает перед глазами. Я провела в Чикаго исполинскую часть своего свободного от тренировок времени, но еще никогда мне не доводилось видеть город снаружи, а тем более сверху. Поэтому когда Лауриц, разгоняясь закладывает головокружительный вираж, я буквально тону в водовороте собственных эмоций: неописуемый восторг вкупе с необъянимым предвкушающим волнением заставляет мои сжатые ладошки вспотеть. Красочности, раскинувшейся внизу картине, добавляет вышедшее, наконец, из-за горизонта яркое, вселяющее необъяснимую надежду солнце. И все вмиг преображается… Полуразрушенные местами дома, высокие башни, широкие улицы, круглосуточно носящиеся туда-сюда поезда… Все это тонет в теплых солнечных лучах, начиная неистово сверкать, сбрасывая сонное оцепенение. Вдоволь налюбовавшись открывшимся видом, замечаю, что не смотря на раннее утро на улицах начинают появляться люди, а джет недостаточно маленький и быстрый, чтобы не привлекать внимание. - Не волнуйся, джет автоматически включил режим невидимости еще на границе. – отвечает Лауриц, предвосхищая мой вопрос. - Режим невидимости обеспечивают зеркальные панели, из которых сделана обшивка корабля. Они отражают и транслируют ту среду, в которой находится джет, в данном случае – небо, и делают нас невидимыми для невооруженного глаза, а граница – это то место, где ты себе пыталась шею свернуть. - миролюбиво продолжает пояснять Вегелл. Что ж, вполне доходчиво. Отворачиваюсь, переваривая всю полученную информацию. Сейчас 5 утра, следовательно уже через два часа я, как ни в чем не бывало отправлюсь на завтрак с Дружелюбными, а судя по стремительно приближающемуся зеленому клочку земли, где расположилась самая солнечная и добрая в этом бренном мире фракция, это произойдет совсем скоро. Когда через 10-15 минут мы, наконец, пролетаем над Дружелюбием, я снова изворачиваюсь в мягком кресле, чтобы рассмотреть уже знакомые мне деревянные домики с соломенными крышами, блестящие на солнце оранжереи, зеленеющие сады-огороды и самую крупную постройку, в которой укрылась общая столовая. Даже немного жаль, что уже завтра я вынуждена буду покинуть это место… Джет летит дальше по направлению к лесу, где в соответствии с инструкцией Лауриц должен меня высадить. Сквозь плотную, пестрящую всеми оттенками зеленого листву безуспешно пытается проникнуть солнечный свет. Вскоре пилот находит неприметную лужайку, затерявшуюся аккурат посередине леса, а пока мы снижаемся у меня возникают мысли на счет того, что лужайка эта здесь неспроста. Корабль послушно зависает в пяти метрах над землей, и парень переводит на меня серьезный взгляд. Киваю ему, с силой впивась пальцами в гладкий ремешок холщовой сумки. Он поднимает руку, ладонь которой облегает черная перчатка без трех пальцев. Из-за спины Вегелл повелеваясь движению руки вылетает маленький беспрестанно вращающийся черный диск. В Бюро его принято называть дрон-разведчик. Это устройство, водрузившись над моей головой, принимается окутывать меня оранжевой пахучей жидкостью, которая при застывании образует не лопающуюся пленку. Далее Лауриц откидывает крышку джета и я с нечитаемой мурзилкой выплываю наружу, где дрон транспортирует меня вниз, на землю. Когда мои ноги касаются твердой почвы, дрон быстренько ретируется, забирая с собой защитную пленку, а джет бесшумно взревев двигателями уносится в обратном направлении. Итак. Я одна. В лесу. Внезапно понимаю, что все это время стояла, как в землю вросшая, а пальцы грозились отвалиться из-за того, как сильно я сжимала ремень сумки. Все, все, спокойно. Первый шаг сделан. Я в Чикаго, по-настоящему, не в виртуальности, а об этом стоит помнить, если я, например, решу пройти сквозь какого-нибудь человека. От этой мысли нервно улыбаюсь, но тем не менее разворачиваюсь и твердо шагаю навстречу своей цели. Я никогда не была в настоящем лесу… Где в нос бьет запах сырой земли, свежести и чего-то невообразимого, что можно назвать чистой энергией… Под моими тяжелыми ботинками хрустят веточки, шуршат листья и подминается земля, от нечаянных ударов по выпирающим корням деревьев раздается глухой звук, над головой снуют беспокойные птицы, а ниточки солнечных лучей, попадая на открытые части тела пронзают теплом. Судя по часам, я иду по лесу около часа и только сейчас он начинает заметно редеть, подсказывая, что земли Дружелюбных уже близко. Первым что я вижу, когда по истечении 15 минут выхожу на опушку, оказывается большой синий и пока еще пустой грузовик, куда сонно копошащиеся фигуры людей в ярких одеждах загружают инвентарь для сбора урожая. Дожидаюсь, когда грузовик с утробным тарахтением исчезает из виду и быстрым шагом пересекаю открытую местность, стремясь скрыться за ближайшей постройкой, напоминающей амбар. После этого обхожу его по кругу и с самым миролюбивым, на которое только способна, лицом вливаюсь в яркую толпу, стягивающуюся к столовой. Дружелюбные встают рано, оттого в столовой уже полным-полно народу, а воздух гудит от разговоров и громогласного смеха. Изо всех сил улыбаясь, занимаю свое законное место в очереди на раздачу еды между высоким парнем в тошнотворно-бирюзовом балахоне и пухленькой девушкой с россыпью родинок на лице. Дружелюбные в большинстве своем лютые экстраверты, а потому сидеть здесь отдельно просто не представляется возможности. В связи с чем плюю на свое безмерно раздутое эго социопата и примащиваюсь за самым большим и шумным столом. А затем, стараясь не привлекать к своей персоне излишнего внимания, с видом человека чрезвычайно всем довольного приступаю к трапезе. За счет отлично развитой структуры земледелия в Дружелюбии всегда царят покой и гармония. Еще бы! После восхитительного фруктового салата, блинчиков с медом и ромашкового чая воевать уж точно не захочется, но пересиливаю себя и с бодрым видом иду на выход, для того чтобы отправиться в школу. Чтобы добраться до этого бесхитростного места мне нужно всего лишь доехать до другого конца фракции, а там вместе с такой же, как и я сама, яркой толпой, дождаться автобуса, от одного вида которого сердце совершает неприятный кульбит. В транспорте я удобно размещаюсь около окошка, благо моральные устои фракции позволяют мне это, и на время ухожу в свои мысли, выныривая лишь для того, чтобы окинуть взглядом новоприбывших пассажиров, среди которых прибавилась пара Искренних и Отреченных или, как их здесь называли местные, Стиффов. Грозясь развалиться на каждой кочке, автобус наконец прибыл к школе, серому, неприметному четырехэтажному зданию, на портике которого были изображены символы всех пяти фракций. Мой взгляд ревностно мазнул по символу Бесстрашия. Каких-нибудь пару часов и тест покажет, насколько хорошо я подготовилась к тесту, к которому нельзя подготовиться. Из-за вышеупомянутого теста уроки урезаны вдвое, а значит мне предстоит всего лишь посетить Историю Фракций, математику и ботанику, обязательную для всех Дружелюбных. Пока иду по коридорам нечаянно отмечаю для себя на сколько же они отличаются от коридоров в зданиях Бюро и то, что одиноко бредущий дружелюбный вызывает немые вопросы у всех встречных. Тьфу ты, гребаный менталитет Дружелюбия! Ладно, просто не обращать внимания и переть вперед с дружелюбной мурзилкой… На часах 7:45, а значит самое время выглянуть в окно, что, собственно, и делаю, едва не сбив с ног какую-то отреченную, спешащую в идентичном направлении. Молча переглядываюсь с ней, отметив для себя большие оливковые глаза на узком вытянутом лице и перевожу внимание на только что прибывший поезд, из которого с беззвучным криком выпрыгивают бесстрашные. Шумно втягиваю воздух через нос. Спокойно, еще сутки и я присоединюсь к этой беснующейся черной, но все-таки разномастной толпе… На Истории Фракций мое лицо время от времени принимает до жути тупое выражение лица. Эти идиоты напридумывали какую-то хуету, которая даже отдаленно не напоминает правду о возникновении Чикаго, как последнего выжившего города, запихнули в учебники и с умными лицами теперь втолковывают детям эту информацию на уроках. А все в классе сидят с такими понимающими и знающими лицами, что противно становиться. Что за херня тут творится? Интересно, Дэвид в курсе в каком счастливом неведении живут эти люди или все так и задумано? На математику я иду с бОльшим интересом, хотя бы потому что мои познания в предмете обрываются примерно на уровне 10 класса. Но на этом, оказавшемся до жути скучном и сложном уроке я осиливаю только одну строчку из длиннющего примера, а всю оставшуюся часть я бессовестно дремлю, облокотившись на парту, подмечая такое же поведение у почти всех Дружелюбных. Ну хоть в чем-то мы похожи. Зато ботаника, вопреки всем ожиданиям оказывается чуть ли не самым нужным и полезным с моей точки зрения предметом, на котором я с удовольствием конспектирую каждое слово учителя в желто-красных одеждах. На этом уроки заканчиваются, и все ученики моего возраста стекаются в большой зал, где группками усаживаются за деревянными столами, в ожидании своей очереди. Замечаю, что почти у всех присутствующих в зале лица белее, чем стены в Бюро, а ноги при ходьбе подкашиваются у каждого третьего. Пока усаживаюсь рядом со своими гипотетическими сородичами думаю о том, что будет, если произошла ошибка и мое имя не занесли в систему. Но сомнения пропадают, когда вызывают первые пять человек: - Эббот, Эстан, Эшфорд, на выход! – зычно орет мужчина в черно-белом костюме, уткнувшись в длиннющий кусок бумаги. Тихо фыркаю, находя в нем внезапное сходство с Манон. Если бы она была частью Эксперимента, она бы была Искренней, а Дэвид Эрудитом, а Кирнан… Ухожу в свои мысли, снова действуя на автомате и не замечаю как подхожу к гладкой светлой двери, которая отъезжает в сторону являя мне маленькую квадратную комнатку с уже знакомым креслом и обвивающими его проводами. Захожу внутрь, стараясь сделать максимально напуганный и непонимающий вид. В комнатке меня встречает застывший как изваяние у компьютера эрудит. Если бы он не заговорил, я бы даже не заметила его присутствия. - Присаживайся. – вежливо и холодно произносит мужчина, стуча по клавиатуре пальцами. А я практически ничего не слышу, ведь в голове всплывают обрывки давних событий…

***

- Присаживайся. – говорит мужчина в другом углу комнаты. Он повернут спиной, но девочка отчетливо слышит каждое слово и, дрожа как осиновый лист, медленно подходит к массивному креслу, опутанному проводами. Кое-как забирается в него и от нервов принимается болтать маленькими ножками, которые сплошь покрыты страшными синяками. Меж тем Дэвид подходит вплотную, в руках у него небольшой узкий сосуд с сомнительного синего цвета жидкостью. - Что это? – лепечет девочка, болезненно щурясь, словно готовясь получить удар. - Ммм… Так, слушай. Эта жидкость погрузит тебя в симуляцию, с помощью которой в Чикаго определяют склонности человека к той или иной фракции. Раз тебя введут в Эксперимент, ты должна знать, к чему готовиться. Пей. – Маленькая Алиса послушно опрокидывает в себя колбу и морщась откидывается на спинку кресла. Когда симуляция заканчивается, а Ал подскакивает на кресле от пробуждения первым делом видит хмурого Дэвида. - Какой у меня результат? – шепчет она, опустив глаза в пол. - Дивергент. Алиса, я говорил тебе, что в Чикаго дивергенты считаются опасными и при раскрытии их сразу убивают? - девочка мотает головой, безжалостно растягивая пальчиками края серой кофты. - Теперь ты знаешь. Тебе нужно научиться управлять симуляцией. Менять и подстраивать ее под себя. Так чтобы ты сама решала, какой ты хочешь результат. Еще раз. Попытайся пройти этот тест, как, скажем, Отреченная. А потом как Эрудит, Дружелюбная, Искренняя, Бесстрашная… - Девочка поднимает большие синие глаза и кивает, приготавливаясь к повтору симуляции.

***

- Пей. – выдергивает меня из воспоминания холодный голос эрудита. Принимаю из его рук колбу со знакомой синей жидкостью и залпом выпиваю, готовая встретиться с симуляцией, как со старым другом… Когда открываю глаза в них ударяет солнце. Вокруг меня лес. На много километров вокруг. Я это знаю, как и то, что я крепко привязана к толстому дереву. Спокойно оглядываюсь, для приличия пытаясь пошевелить руками, хотя заранее знаю, что затея бесполезная. Что ж, сценарий не меняется, поэтому терпеливо жду, когда передо мной возникнут две чаши: одна с ножом, другая с бутылкой, в которой плещется вода. Без сомнений тянусь к ножу. Ноги у меня свободны, поэтому пихаю чашу и мыском ловлю упавшее оружие, подтягиваю ногу к себе, подбрасываю нож и ловлю его зубами за острие, плевать что порезалась, это не реальность, здесь все не по-настоящему. «Сплевываю» нож себе в ладонь и с остервенением принимаюсь резать веревки, поскольку запах гари уже невозможно игнорировать. Быстро освобождаюсь и отскакиваю от занявшегося пламенем дерева. Бегу прочь, не оглядываясь, но почти сразу же слышу полный мольбы и ужаса крик. Оборачиваюсь, вижу около дерева одетую в желтое платье девушку. Она привязана, как и я минуту назад, поэтому спасать ее я не стану, а вот шанс на освобождение дам. Размахиваюсь и метаю ставший ненужным кинжал. Лезвие входит в дерево рядом с руками девушки, но я уже улепетываю от огня в противоположную сторону, где, как я помню, находится спасительная река. Последний рывок и… Картинка меняется. Мысленно прикидываю, что встала на путь Бесстрашия выбрав нож и избавилась от отречения, не став спасать девушку. А задатки Эрудита погибли, не успев и появиться, так как я разу отвергла бутылку с водой. Теперь Искренность и Дружелюбие. Оглядываюсь, понимаю, что я на ставшей знакомой площади. Тут полно народу и ветрено. Внезапно мне под ноги прилетает газета, которую я тут же поднимаю и разворачиваю. На первой полосе фото молодого мужчины, лицо которого испещрено уродливыми шрамами, а губы перекосились в ужасной маниакальной улыбке. Подпись меж тем гласит: «Разыскивается за жестокое убийство 12 девушек! Особо опасен!». Ухмыляюсь, потому что сейчас начнется концерт. И раз, и два, и … В меня кто-то врезается. Мужчина с бородой и в солнечных очках, которые, однако, не могут скрыть его испещренной шрамами кожи. Он быстро извиняется и, низко опустив голову, скрывается в толпе. Смотрю ему вслед считая секунды до следующего толчка. И… Сейчас. - Простите, вы не видели этого человека? – оборачиваюсь, глядя на пожилую женщину, в глазах которой, кажется, собралась всемирная скорбь. В руках она держит газету, такую же как у меня и настойчиво пихает мне ее в лицо. Кривлю губы в усмешке, делаю шаг назад, грубо сбрасывая с себя ее руки. - Нет, что вам нужно?! – грубо выплевываю ей это. - Я всего лишь хотела спросить, знаете ли вы… - робко лепечет женщина. - Я же ясно выразилась, нет! Оставьте меня в покое! – отвечаю я еще более грубо и, крутанувшись на пятках ухожу в противоположную сторону. Только что я отсеяла Дружелюбие и Искренность. А значит, идеально справилась с поставленной задачей. Резко выныриваю из симуляции и сразу же вперяю взгляд в Эрудита, который по-прежнему барабанит по клавиатуре. - Бесстрашие. Можешь идти. – лениво бросает он, и я, упиваясь собственным триумфом покидаю комнату. Второй этап плана пройден. Можно расслабиться на ближайшие 12 часов. Да, стоит потратить сегодняшний вечер отдыхая в кругу ничего не подозревающих Дружелюбных. Алиса Эшфорд заслужила. Весь оставшийся день я провела в Дружелюбии, где из меня сделали девочку на побегушках без права капитуляции, но вечером все старания воздались мне сполна. Потому что, когда над лесом сгустились сумерки, Дружелюбные разожгли костер. И какой…! Во всяком случае он точно был выше меня (так вот зачем на кухне столько мяса мариновали), а когда его подожгли, жарко, кажется, стало даже в лесу. Тем не менее, вся фракция расположилась вокруг него. Дети, подростки, взрослые, пожилые… Кто на пледах, кто на пуфиках, кто на подушках, а кто-то даже на земле. Все потянулись к костру, выудили тонкие ивовые палочки и принялись насаживать на них зефир, хлеб, мясо, овощи, и вокруг разнеслись удивительно аппетитные запахи, заставившие и меня вытащить из своей холщовой сумки сухпаек, оказавшийся пачкой зефира и кусками хлеба. Когда жевание стихло какой-то мужчина затянул долгую лирическую мелодию, все подхватили, кто-то повскакал со своих мест и принялся кружить в плавном, страстном и таком непонятном для меня танце… Стройный гул голосов убаюкивал, языки пламени, отбрасывавшие причудливые тени гипнотизировали, а мысли уносились куда-то ввысь, вместе с пеплом и звуками песни, в которой влюбленный юноша пытался вернуть свою любовь… Сердце сдавила внезапная печаль. Настолько сильная и нежная, что я начала задыхаться. Печаль эта была о деревянном доме с соломенной крышей, которого у меня никогда не было. О семье, которая никогда не возила меня на ферму и не пела со мной песни у общего костра под чудные запахи плавленного зефира. О друзьях, с которыми я не носилась по зеленым грядкам и лесу, заливисто хохоча, когда получала нагоняй от старших. О фракции, принадлежности к которой я не имела, как и возможности повторять, что «Фракция превыше крови!». И сейчас, сидя у костра, слушая песню, жуя зефир, я как никогда раньше поняла, что если бы не все это: Дэвид, мистическое предназначение, тренировки, боль, контроль… Я бы сбежала из Бюро. Сбежала бы сюда, в место, где так тепло на сердце, где такой свежий воздух и такие замечательные люди. Или я бы выросла здесь, в маленьком деревянном домике с соломенной крышей и огородом, в любящей семье, старшими, младшими братьями и сестрами. Я бы рано вставала, завтракала в большой шумной столовой, а потом бежала бы играть в прятки с другими ребятишками. А в день теста и выбора фракции без колебания бы осталась в этом чудесном месте, где все друг друга любят… Но так не будет… Потому что я нахожусь здесь первый и последний раз, потому что завтра я навсегда получу клеймо предателя в глазах этих людей, потому что завтра я облачусь в черное с дикими криками побегу за поездом, который унесет меня дальше, к третьему этапу плана… Не моего плана… Сжимаю челюсти, так что зубы скрипят, коротко остриженные ногти впиваются в ладонь, взгляд стекленеет и становится тяжелым, усталым. У меня нет права чего-то хотеть. Есть только план. И мне не стоит об этом забывать. Резко поднимаюсь и ухожу, оставляя эту соблазнительную для моего, истосковавшегося по теплу сердца, обстановку.