***
Робин немного нервно поправляет красную юбку и горчичный свитер, расправляет плечи и откидывает колечки рыжеватых волос назад. Её медные волосы — это причудливый сплав отцовских русых и маминых каштановых. Она глубоко вздыхает и стучит в дверь единственного места, где ей могут помочь — Бликер-стрит, где живёт странный маг и хирург в отставке. Ведь если хочешь узнать больше о родной матери — лучше обратиться к её наставнику и почти-отцу. — Привет, Стивен, — робко улыбается девушка. Мужчина улыбается и смотрит на неё усталыми, грустными голубыми глазами. В его движениях сквозит утомленность, затертая временем боль и притупленные ощущения. Он пропускает её. — Как Питер? — хриплый от долгого молчания голос. — С папой все хорошо, спасибо. Стивен… Я могу пройти в… — ей тяжело даётся это слово. Очень тяжело. Всего четыре буквы, но так сложно их сказать. — В мамину комнату? Он на мгновение стекленеет глазами и голубые очи смотрят куда-то в стену, мимо Робин. Она хочет помахать перед его лицом, но он очнулся быстрее. — Да, да, конечно. Только ключ найду. На поиски ключа уходит минут семь. Робин прислонилась к косяку запертой двери и устало прикрыла глаза. Она чувствовала, будто… их с матерью отделяет невидимая стена времени, длинной в пятнадцать лет. И словами не выразить, как она скучает по ней. Как хочет, чтобы у неё она была. «Представляю, каково папе», — подумала Робин. Она уже хотела бросить эту затею, но что-то не останавливало ей и говорило идти дальше, какой-то внутренний голос. А что если… Это мама? Или её характер, её упорство так проявляется? — Проходи, — щёлкнула задвижка, скрипнула дверь и на Робин дохнуло пылью и чем-то сладким, какими-то духами. Очевидно, в комнату не заходили после маминой смерти и поэтому здесь все так же как и было при ней. Робин с улыбкой на пухлых губах провела по пыльным комиксам, по пыльным книгам и статуэткам. На тумбочке стоят её духи. Робин оглянулась — Стивен ушёл. И сунула духи в рюкзак. А на столе лежат записки. «Люблю тебя», «Ты делаешь мою жизнь лучше», «Моё солнышко» — они были написаны несомненно папиным почерком. Девушка улыбнулась, проводя пальцем по запискам. На них ответы, написанные другим, более мелким и острым почерком — «И я тебя», «Мой паучок», «Не бросай меня». На стене Робин заметила небольшой серебряный ключ. Незамедлительно схватила его, а на ключе — записка. «Кое кому любопытному от кое-кого очень любящего тебя» и приписка «Подоконник». Что-то подсказывало Робин, что это для неё. Может, это написала мама, так как почерки совпадают. Около стола, на подоконнике действительно было небольшое отверстие. Девушка поддела его пальцами и, о чудо, подоконник открылся, уходя наверх. А внизу — шкатулка и конверт. Робин тут же схватила дрожащими пальцами конверт, разрывая его, чувствуя этот знакомый и родной сладкий запах. Мама. Мамочка. В конверте оказалось письмо и Робин с жадностью начала его читать. «Здравствуй, моя милая доченька. Когда-нибудь этот день придёт, я знаю, и ты захочешь узнать обо мне. Пит, само собой тебе ничего не скажет, такой уж он человек. Не злись на него за это. Если ты читаешь это письмо, значит я умерла. Я пишу его перед тем, как отправиться на Вормир и до отправки осталось минут пять. Я не знаю, что нас ждёт и пишу на всякий случай, вдруг со мной что-то случится. И если ты это читаешь, значит со мной что-то «это» случилось. Милая моя, знала бы ты как я хочу жить. Зайка, я люблю тебя больше жизни и хочу, чтобы у тебя все было хорошо. Тебе повезло с папой, он чудесный. Поэтому, прошу, если ты нашла это, передай ему второй конверт. И я, и Питер будем тебе очень благодарны. Знаешь… Когда хотела тебе написать, столько мыслей в голове вертелось, а писать начала… Так ничего сказать не могу… Что может сказать мертвая мама своей подрастающей дочери? Будь сильной. Будь храброй. Будь как папа… Если хочешь, можешь взять мои вещи из комнаты, пусть хоть они будут напоминать вам обо мне и том, что было раньше. Сама я не пример для подражания, но очень хочу им быть для тебя. Хочу быть для тебя героем, который несмотря на смерть, ещё живёт в твоём сердце. Я была с тобой всего несколько недель, крошка, ты меня даже и не вспомнишь, но… Я не прошу тебя простить меня за то, что я сделала. Или сделаю. Я прошу понять меня. Я не могу иначе и возможно, если бы не то, что я сделаю вскоре, тебя бы и не было. Я целую тебя сто тысяч раз, моё солнышко, мой ветерок. Я тебя люблю. С любовью, Твоя мама». Робин и не заметила, как слезы начали ручьём лить из глаз. Вот, мама писала это письмо и её ещё тёплая рука скользила по бумаге, выписывая такие тёплые слова. Вот пару разводов. Мама плакала, когда писала это, но не сдалась. Девушка вытерла слезы и взглянула на постскриптум. «P.S. Никогда не позволяй никому говорить тебе кто ты. Делай то, что тебе нравится (только если это законно) и будь сильной. А вот маленький подарок от меня, крошка». На дне шкатулки лежало очень странное кольцо, как будто… Двойное. Робин пару раз видела его у Стрэнджа, но никогда не спрашивала. На кольце было выбито красивыми расписными буквами «Эквилон», а рядом лежали темно-синяя продолговатая ткань — подвязки. Они тоже были насквозь пропитаны этим сладковатым запахом. Робин молниеносно сунула и кольцо и ткани в рюкзак и схватив письмо, уютно устроилась у кровати. Снова и снова читая строки, написанные матерью, Робин острее чувствовала, что эпоха ушла. Мамы нет, их приключений с папой и Стрэнджем нет, злодеев нет, а все, что когда-то было — ушло. Девушку начало клонить в сон. Мир вокруг стал расплываться. Вдруг резко Робин услышала странный шум, будто звук громкого барабана и подняла голову. Она была не в комнате… Странная каменистая местность, фиолетовый воздух, а с неба идёт снег. Робин огляделась и заметила высокого мужчину, а рядом с ним среднего роста женщину. У женщины были короткие кудрявые волосы, острые черты лица и добрая улыбка на пухлых губах, точь в точь таких же, как у Робин. Девушка во все глаза смотрела на красивую женщину и не могла отвести взгляда — что-то внутри подсказывало ей, что это мама. Мужчина, который оказался Стивеном Стрэнджем мягко взял маму за руку и они соприкоснулись лбами. Робин улыбнулась уголками губ. Но тут… — Черт! — резко появился космический корабль, который тут же начал обстреливать местность. Стрэндж отскочил за одну колонну, мама — за другую. — Вот же черти… — сквозь зубы прошелестел Стивен. Робин подошла к ним ближе, ни оружие, ни инопланетяне, ни мама с магом её не видели и не трогали. — Окружили… — Ничего, — мягко возразила мама. На её безымянном пальце блеснуло кольцо. Только сейчас Робин заметила, что левая рука мамы — железный протез. Странно. Папа никогда не говорил, что у мамы не было руки. Кажется, папа ничего ей не рассказывал о ней. — Прорвёмся… — с улыбкой сказал он. — Но камень достать надо… — Надо подождать, — мама задумчиво смотрела в пустоту, пока Стивен говорил это. На мгновение в её голубых глазах что-то вспыхнуло. — Прикрой меня! — Что?! — мама резко выбежала из-за колонны и в её руках образовалось нечто яркое, оранжевое. Монстры, которые вылезли из корабля, тут же налетели на неё, но Стрэндж ловко подрезал их. Мама же продолжала бежать к пропасти и Робин тихо шла за ней, просто не веря или не желая верить, что хочет сделать мама. — Мам! — крикнула Робин, но женщина не слышала. Вот ещё один инопланетянин убит, но тут… — Ай! — прямо в плечо маме прилетел яркий, зелёный снаряд, а в плече осталась жечь рана. Алая кровь крупными каплями падала на холодные камни планеты, а ноги женщины подкосились. — Черт! — в сердцах крикнула она, она ведь почти у пропасти. И тут еще один выстрел. Женщина со скрипом сжала зубы, новая рана на ноге кровоточила сильнее. Мама уже просто ползла к пропасти, пока позади нее разразилась целая битва и мелькали красные, зеленые и оранжевые всполохи. Ползти ей было трудно и Робин было ужасно больно смотреть на это. Смотреть на страдания мамы. Женщина обернулась и Робин показалось, что она видит её. Но нет. Эквилон послала оранжевый щит куда-то мимо плеча дочери, Стивен что-то закричал. Женщина приподнялась на локтях, сделав над собой усилие и Робин увидела, как с ее щеки капнула слеза, растворяясь в потоке крови на плече. Секунду они смотрели друг другу в глаза, и девушка просто представить не могла, как тяжело Стивену и маме сейчас. Она поняла, что они прощаются, без слов, но понимая друг друга, как всегда понимали — с полуслова. И ужасная тоска съедает сердца обоих. Мгновение — и мама, вымученно улыбаясь, падает спиной вниз в глубокую пропасть. У Робин стынет кровь в жилах, когда она видит, как еще живое тело с огромной силой разбивается об твердый камень Вормира и кровь растекается по поверхности. Ее тело неестественно вывернуто, глаза открыты, а Робин все никак не может понять: вот, только минуту назад мама была живой. Она ни разу не слышала, как Стивен кричит, но здесь, сейчас, его истошный крик «нет!» буквально сотрясал воздух. Он, метнув в злодеев еще один заряд энергии, подбежал к пропасти, ища глазами тело мамы Робин. И нашел. Робин вздрогнула и… проснулась. По щекам её катились слезы, дыхание было прерывистое, а прямо перед ней маячило лицо отца. Питер обеспокоенно посмотрел ей в глаза, похлопывая по щекам. — Звездочка, ты как? Зачем так пугаешь? — Пап, прости меня! — девушка кинулась к отцу на шею. — Я не знала… Я ничего не знала… Прости, прости меня! — отец обескураженно посмотрел на ее заплаканное лицо и облокотился о руку, чтобы не упасть под натиском дочери. — Робин, все хорошо, — в дверном проеме стоял Стивен. Он вяло улыбнулся, рассматривая потухшими глазами отца и дочь. — Только не пугай меня так, идет? — Пап, прости, я… я сложный ребенок… — Стивен, — обратился к магу Человек-Паук. — Оставишь нас? — Стрэндж кивнул и без особого энтузиазма покинул комнату, зашуршав домашними штанами. — Давай нормально поговорим? Пап, я тебя очень прошу — расскажи мне о маме. Как вы познакомились, как общались, как она умерла… Питер сел рядом, Робин сунула письмо за спину, посчитав этот момент не подходящим. — Мы познакомились в пятнадцать. Мама была чуть младше, но потом, когда я рассыпался в прах в Войне Бесконечности, она стала старше на пять долгих, мучительных лет. Поначалу, я ей не нравился. Но потом… Нам на пути встретилось столько всего: монстры, тайная организация, Танос… Когда я вернулся, у мамы была другая жизнь, но… Представляешь, ее бывший парень оказался инопланетянином?.. Робин слушала жадно, прислонившись к отцу и склонив голову на его плечо. Он мягко поцеловал ее в макушку и девушка довольно промурлыкала. — Потом, преодолев много препятствий и терний, мы наконец стали встречаться и, клянусь, эти моменты — лучшие в моей жизни. Потом были приключения Эви и Стивена, по ним можно книгу писать, как «Приключения мага и мутанта-недоучки в мире элементалов»… Когда это закончилось, мы стали жить вместе. Не сразу… Когда я поступил в университет и стал совершеннолетним. Мы завели Арчи. И знаешь… Хоть ты и была внеплановой… — он помолчал. — Но точно не нежеланной. Мы были так рады, что ты будешь у нас, но потом появился этот некто Галактус, который хотел захватить весь мир… И нам нужно было добыть камни. Питер говорил не прерываясь, да и Робин не хотела его прерывать. — Камень души — самый жестокий камень бесконечности во всем мире… Он требует плату — душу. И мама отдала свою жизнь, чтобы мы получили его. Как тетя Нат. Но знаешь… По-другому и быть не могло. Хоть мама и называла себя «мерзкой и отвратительной» она была самым добрым человеком с большим сердцем, которая любила дорогих ей людей как никто другой и пожертвовала ради… нас своей жизнью. — Мама… просто… она мой герой. И ты, папочка. Я… знаешь, я люблю ее, хотя даже не знала ее. — Эви с нами больше нет, но… — Питер легко улыбнулся, взлохмачивая кудрявые волосы дочери. — Она знает, как я и ты любим ее и поэтому — она жива. Ведь говорят, человек жив пока он жив в памяти. Мама жива для нас, а значит… Не плачь, звездочка… — Я и не плачу, просто… Мне ее жаль. ее жизнь была несчастливой до тебя? — Очень. В ее приемной семье, Старков, ее любили, но всегда скрывали правду о настоящих родителях, которые были теми еще зверями. Потом еще и Война, и мы со Стрэнджем погибли… Ей было тяжело, да. Потом короткая вспышка света в лице меня и тебя, а потом и смерть. И знаешь… Все кого я когда-либо любил умирали… Мои родители, дядя Бен, Тони Старк (твой дедушка), даже этот чертов Мистерио, я к нему привязался, и твоя мама… Но не бойся, милая, тебя я никому не отдам. — Знаешь… — продолжил отец. — У Старков какое-то проклятие. Они приманивают к себе, ты привязываешься к ним, а они уходят. Навсегда. — Питер горько хмыкнул. — Она, твоя мама, обещала мне… Что никогда, никогда не оставит меня. А потом… погибла. Ты уже взрослая и должна понимать, что… Мне её очень не хватает. Её поддержки, её тепла, её любви, да просто её целиком. Я бы душу продал, лишь бы хоть день с ней провести… Хочу как тогда, ночью прижиматься к ней, слышать, как она ворчит, но обнимает в ответ и я чувствую запах её волос… Она так доверчиво прижималась ко мне, что это буквально сводило меня с ума… Но… Я не отпустил её, Робби. И, наверное, никогда не отпущу. Робин вновь нежно обняла отца и, наверное, маме и вправду лучше там, в другом мире. Возможно, она смотрит на них рядом с дедушкой и ее губы растягиваются в улыбке. Все может быть.***
«Привет, Питер. Я знаю, ты не простишь меня, дорогой. Просто знай, что я очень-очень, больше всего на свете люблю тебя. Я правда не знаю, что со мной случится, но что-то внутри подсказывает, что мы видимся в последний раз. Да, я скажу (и сказала) тебе «увидимся через минуту» и ничего больнее для тебя нет, чем осознание, что через минуту мы не увидимся. И вообще больше никогда. Малыш (не злись), я чувствую себя Джеком из «Титаника». Просто для меня не хватило места на том обломке, на обломке жизни. Но не печалься, моя Роза, я ведь люблю тебя. Помнишь, мы смотрели «Титаник»? Я заплакала тогда у тебя на плече… Включи «Я буду любить тебя вечно» Селин Дион, ладно? Может, эмоции поменяют свое направление и ты хоть немного вспомнишь нашу с тобой жизнь. Наши отношения всегда были странные… да? Всегда спорили, что-то выясняли, сходились и расставались, ты помнишь. Ха, если бы пятнадцатилетнюю меня спросили, выйду ли я за тебя замуж, то я бы точно рассмеялась этому наглецу в лицо. А теперь мы женаты и у нас дочь. Вот же! Не бросай Робби, прошу. Она ведь наша дочь. Прощай, милый. Я буду любить тебя вечно. Твоя Эви».***
Уже вечером, доделав все дела с отцом и сидя у себя в комнате, Робин разглядывала вещи матери, которые утащила из ее комнаты. Ее духи и некоторые безделушки вроде бижутерии, она отдала отцу, который при виде них был до безумия рад и, кажется, впервые воспоминания о жене приносили ему радость, а не щемящее чувство боли и того, чего он не смог предотвратить. А Робин все еще мерещился Вормир. Стрэндж рассказал ей как на самом деле все происходило, но это лишь немного отличалось от того, что ей приснилось. Как же маме было страшно… Как же она не хотела умирать… Теперь, в ее глазах, мать не была неизвестной женщиной, умершей непонятной смертью. Теперь Робин понимала. И от этого хотелось выть и рвать на себе волосы от ужаса и дикого страха… Что мама, мамочка, чувствовала, когда разжала руку? Ее сердце замерло тогда? Она умерла уже в полете от разрыва сердца или при столкновении с землей? Когда она поняла, что умрет? Еще девушка нашла что-то вроде дневника мамы, в котором она описывала значимые места. Еще тогда, в Храме, она заметила приписку о городе мертвых и расспросив отца и Стрэнджа, в ее душе загорелся огонек надежды. Что если, спустившись туда, она увидит маму? Хоть раз. И она решила. Когда отец уехал в Штаб по делу, Робин надела широкие джинсы (она всегда их любила, не знала, правда, почему) и тихонько выскользнула из дома. Дойти до той самой улицы, где мама со Стивеном спускались в канализацию, не составило труда. Но было довольно сложно пересилить себя и спустится в зловонную лужу. Видимо, мама была не брезгливая… И вот он, странный город Прогалина. Ветхие домишки, странные люди и кучи зловонного нечто. Один раз, одна странного вида женщина, похожая на змею, взглянула на нее, сощурившись, будто узнавая. — Извините, — робко обратилась Робин к ней. Та встрепенулась и еще сильнее всмотрелась в краснеющее лицо девушки. — Как найти город мертвых? — А тебе он зачем? — Ищу свою маму. — Эквилон? Это ты? — вдруг спросила женщина. — Я Випера, помнишь меня? — Простите, — смутилась Робин. — Я ее дочь… Эквилон — моя мама. — Значит, твоя мама… — Умерла. Да. Женщина опустилась на скамью, тяжело вздыхая. Она молча взглянула на девушку желтыми глазами с узкими, змеиными зрачками и указала вправо. — Ты очень похожа на нее… Что ж… Земля ей пухом… Там, Стражник тебе укажет дорогу. Если найдешь Эквилон, передай ей привет от старухи Виперы. Скажи, что никогда не хотела ей такой судьбы… Как у Нины. — Моя мама, — вспомнив записи матери о Нине, бойко сказала Робин. — Умерла героем, она сделали невероятное дело, а та Нина… Просто умерла… Из вредности. — Из вредности? Хе-хе… — хихикнула старушка. — Твоя мама была хорошая женщина. Ступай, милая, ступай. Вход в город мертвых действительно оказался там, куда ее направила Випера. А Стражник представлял собой нечто в черном, болтающемся балахоне с закрытым лицом. — Робин Паркер? — его глубокий голос отчасти завораживал, отчасти пугал. Из записей мамы Робин знала, что Стражник имел интрижку с Ниной и в принципе, это доброе существо. — Д-да… — Мать ищешь? — Да. — Все-таки, она умерла как я и предрекал. Разбилась, — задумчиво сказал Стражник, но врата открыл. На Робин дохнуло пылью, плесенью и сыростью. Но она смело шагнула в темный коридор. Город мертвых был точной копией Прогалины, но здесь парило множество прозрачно-жемчужных людей, которые смотрели на нее с неким страхом и удивлением. Не часто здесь живой человек. У кого-то из спины торчал нож, у кого-то из шеи — стрела, кто-то был с полуотрубленной головой, а кто-то с зеленоватым оттенком, будто отравленный ядом. Публика здесь была разномастная, но мамы нигде не было видно. Но тут… — Мама! — короткие кудрявые волосы мелькнули где-то около бакалейной лавки, блеснул протез и капли крови на щеках. Но лицо… Его Робин узнала бы из тысячи. Многие говорили, что она — вылитый отец, но… Мама в ней была очевидна. Может, просто никто не хотел о ней говорить? — Мамочка! — Робин протиснулась сквозь компанию призраков и увидела её. Эквилон удивленно посмотрела на нее и что-то шевельнула губами. Но звука не издала. И действительно, призраки здесь… говорили шепотом. Можно было разобрать, что они говорят, но это было очень сложно. — Робин? — совсем тихий шепот. — Робин! — отец. Отцовский голос. Она резко обернулась. Всклокоченный отец, но он не смотрел на дочь. Робин обернулась на мать. Женщина не отрывая взгляда смотрела на мужа и ее полупрозрачные голубые глаза наполнялись слезами, а губы подрагивали в улыбке. — Солнышко? — Питер говорил шепотом, почти лишь одними губами. По его щеке тихонько скатилась слеза, но он смахнул ее рукой. — Я… вас… люблю… — Мамочка, — Робин подошла к ней ближе. Не верилось. Мама. Мамочка! Но женщина лишь улыбнулась одними губами, невесомо коснувшись щеки Робин и… растаяла. — Теперь мы ее не увидим, — Питер положил руку Робин на плечо. — Когда в городе мертвых любимые или родные находят призраков, они… исчезают. Мама ушла… дальше. Как Тони. Как Нат. Как Кэп. Как все они. — Может, так даже лучше? — Робин кулачком вытерла слезы. — Она чудесная. — Я знаю. Ты вся в нее, мое кудрявое солнце. — А я на нее похожа? — Очень. Даже страшно становится. Еще один такой вихрь, — Питер Паркер ласково потрепал дочь по рыжеватым волосам и усмехнулся, пока они шли обратно. — Я люблю ее. И тебя. — И вас люблю… И она нас. … — Смешная она… Неугомонная. — Пап! — Ну, а чего? Над собственной внучкой нельзя подшутить? — Нельзя. Я не разрешаю. — Злюка. — Нет, просто на тебя похожа. — Я знаю.