Сказка на ночь

      Осаму накрылся одеялом с головой и завертелся. Акутагава нахмурился — его возлюбленный снова играет униженного и оскорбленного. Юноша спиной это чувствовал, пока это ощущение не сменило другое. Холод. От чего же, черт возьми, стало так холодно? Рюноскэ обернулся и увидел, что Дазай сидел на кровати, полностью скрытый одеялом, как старомодный призрак, из-за чего то же одеяло и покинуло Акутагаву.       — Прекрати дурачиться, ложись спать, — проворчал юноша, пытаясь стянуть одеяло, но теплая ткань вдруг накрыла его и поглотила с головой в свои темные чресла.       От резкого света Рюноскэ зажмурился и быстро заморгал. Осаму смотрел на него, обводя светом фонаря одеяльную крепость, отделившую их от реальности.       — Сначала я расскажу тебе сказку, — сказал он, подсветив собственное лицо и ехидно улыбнувшись.       — Прекрати, — Акутагава заерзал. — Мы не школьницы в летнем лагере.       Юноша все еще нервничал из-за недавней ссоры с возлюбленным. Он ощущал напряжение, висящее в теплом воздухе одеяльного укрытия. Хотелось замять все и лечь спать, чтобы утром новый рассвет смыл вчерашние тревоги.       — Когда-то давным давно, — начал Дазай под аккомпанемент усталых вздохов Акутагавы. — На земле стоял один маленький город. В том городе не было ничего необычного, и все его жители друг друга знали.       Рюноскэ подпер голову рукой, выражая все отсутствие интереса, на которое он был способен.       — И было еще кое-что. В том городе все люди были счастливы. Никто никогда не знал ни горя, ни печали. Все носили яркие одежды, которые радовали глаз любого прохожего.        Но среди всех светлых дней этого городка жил один человек. И все бы ничего, да только он был единственным на всем белом свете, кто никогда не испытывал ни радости, ни счастья. Этот человек всегда был мрачен и похож на тень, а все от того, что он не знал, зачем нужно быть счастливым.       Он не понимал, зачем радоваться рассвету и закату, рыбе в речной воде, весеннему дождю, фейерверку. Не понимал, зачем всем улыбаться или носить яркие одежды. И хуже всего было думать о том, что он такой один — несчастный среди счастливых.       — Зачем ты мне это рассказываешь? — буркнул Акутагава. — Я уже не маленький, тебе это известно. Я не буду верить в сказки, и уснуть они мне не помогут.       — Это еще не конец. Слушай. Здесь начинается самая интересная часть.       Несчастный человек всю жизнь видел улыбки других людей, но сам никогда не мог улыбнуться. Зачем? Что такого должно заставить его улыбнуться? А тем временем счастливые лица вокруг становились все невыносимее. С каждым днем они переставали замечать несчастного человека в черном, приравняв его к полуденной тени. И тогда человек решил, что больше не может жить среди всего этого счастья, которого он не понимал. Он решил покончить с собой.       — Ты что, рассказываешь историю о самом себе? Это уже не считается сказкой.       — Не отвлекайся.       Ночью несчастный человек пришел на деревянный мост, что пролегал через глубокую реку. Это место было тихим и освещалось красивыми бумажными фонарями, а ночью никто сюда не приходил. Идеально для завершения жалкой жизни.       В свете фонаря, прямо у перил моста, человек заметил чью-то тень. Наверное, подумал он, какой-то запозднившийся гость возвращается домой с именин своего друга. Но тень была неподвижна, и лишь подойдя ближе, человек увидел, что это вовсе не тень.       На мосту стоял другой человек. Он был облачен в черное и угрюмо наблюдал за размеренным течением реки внизу. Несчастный человек подумал было, что глядит в забытое кем-то зеркало: никогда раньше он не видел тень, такую же, как он сам. Чтобы развеять видение, человек коснулся спины незнакомца, но тот не растворился в воздухе, а испуганно обернулся. И тогда несчастный человек впервые увидел юношу, чьи глаза были полны страха и печали. Тогда он сказал…       — «Какого черта ты стоишь здесь и не даешь мне умереть?!» — протараторил Акутагава, гримасничая.       — Рюноскэ, все было не так! — Дазай обиженно ударил фонариком ни в чем неповинный матрас. — Если ты будешь перебивать, ты же ничего не поймешь.       Юноша потянулся за фонариком, будто обладание им давало право направлять историю, и Осаму отнял руку так далеко, как только мог. Когда Акутагава сдался и насупился, пришло время продолжить историю.       — Несчастный человек взглянул на юношу и спросил, откуда он родом. Ведь в городе все знали друг друга давным давно, и он был единственным, кто всегда носил черное и грустил. Обладатель второй тени казался чужаком. «Не знаю,» — отвечал юноша, — «я всю жизнь прожил среди счастливых людей, но никогда не был счастлив сам. Я больше не могу так жить. Наверное, поэтому я оказался здесь».       Несчастный человек заглянул в глаза юноши и понял, что он должен сделать. Что они должны сделать. И он сказал: «Я тоже никогда не знал счастья. И я здесь за тем же, за чем и ты. Так давай же вместе… совершим самоубийство?»       Они взялись за руки и прыгнули в глубокую реку. Конец.       Губы Осаму растянулись в улыбке. Ее трудно было сдержать, глядя на возмущенное лицо Акутагавы.       — Но все кончилось не так! — вскрикнул он и выхватил фонарь у Дазая, зажмурился, случайно посветив в собственные глаза, и всхлипнул.       — Это идеальный конец. Чего тебе еще не хватает? — теперь настала очередь Осаму нервничать. Его историю собирались радикально перевернуть.       — Молчи и слушай, — Рюноскэ подал успокаивающий жест и напустил на лицо максимальную серьезность. Теперь в его руках находились две маленькие жизни, и все зависело только от него.       Эти люди думали, что одни такие на свете: несчастные, мрачные личности в черном. Может, так оно и было, но теперь они знали, что никто из них уже не одинок.       «Я думаю, я болен,» — сказал юноша. — «Все, кого я вижу, смеются и улыбаются, но я не понимаю, чему они радуются. Откуда берется их счастье? Ведь солнце восходит каждый день, а они радуются этому, как в первый раз. Река вчера была здесь, здесь она и сегодня, и завтра будет тоже. А они с визгом бросаются в воду и веселятся в ней, как дети. Они все поддерживают и слушают друг друга, а я всегда был чужим среди них». Услышав все это, человек в черном понял, что перед ним такая же несчастная, никому не нужная душа, истерзанная и разбитая страданиями. Но был способ оставить все беды позади, не сиганув при этом с моста. Человек…       — ...поцеловал юношу, — Дазай резко встрял в историю и потянулся к Акутагаве, чтобы поцеловать, но тот оттолкнул его и нахмурился. Рюноскэ вжился в роль рассказчика и был очень недоволен тем, что его так бесцеремонно прервали.       — Что? — процедил он.       — В сказках поцелуй всегда избавляет от всех проблем, — объяснил Осаму, ложась на спину и глядя на перевернутого Акутагаву.       — Что?! Нет! Что за бред, — Рюноскэ помотал головой. — Они не поцеловались. Они решили остаться вместе. Никто не замечал их, но они были друг у друга. Тогда несчастный человек впервые почувствовал что-то внутри, будто пустота заполнялась чем-то, когда юноша был рядом с ним. Всю ночь они провели вместе, скрытые темнотой, а когда наступил рассвет, оба были рады, как дети. Но не из-за того, что солнце в очередной раз поднялось из-за горизонта, а потому, что у них была своя причина радоваться новому дню. Они были вместе и впервые в жизни улыбались.       Наступила тишина. Акутагава щурился и выключил фонарь — сквозь одеяло уже пробивались первые солнечные лучи.       — Хорошо, — тихо сказал Дазай. — Ты был прав. Такой конец тоже неплох.       — Он намного лучше, — прошептал Рюноскэ и откинул одеяло. Небо за окном становилось светлее.       — Длинная вышла сказочка, — Осаму зевнул и закрыл глаза. Он хотел сказать что-то еще, но его слова превратились в тихое сонное бормотание.       Акутагава, все еще сидя на кровати, погладил Дазая по голове. Настал новый день, и он уже не помнил, что когда-то злился на человека, спящего рядом. Ясно знал он лишь то, что безумно его любил.