You know the dead can't hear you

Жар ударил в голову, а колени, казалось, начали жить отдельной жизнью, вытанцовывая своего рода чечётку. Такого ли внимания со стороны клиента ожидал Рикки? Однозначно нет. Боже, да он бы ни за что не согласился видеться с ним хотя бы ещё один раз в жизни, но это волнительное чувство и, возможно, не принятые сегодня утром медикаменты, вызывали совершенно противоположные мысли на этот счёт в голове у брюнета. Внутри как будто произошёл раскол: одна часть Олсона (скорее всего, более разумная) твердила, что это максимально ужасная идея, и ему, чёрт возьми, нужно воспользоваться чёрным выходом, чтобы свалить из кафе незаметно, но вот другая уверяла, что он ничего не потеряет, и это, должно быть, успокоит его паранойю на чуть большее время. Объективной точки зрения он, увы, никогда не имел. Рикки всю жизнь метался из стороны в сторону. Казалось, все его решения были неправильными: в школе, когда он, не слушая предупреждения учителей об отчисление, так и продолжая прогуливать; дома, когда мать грозилась выселить его к чертям, а Олсон всё равно брал и плевал на все угрозы, продолжая нарушать запреты. И так было везде, ему просто по большей части было всё равно. Но какое это имеет значение, если он рано или поздно так и сгниёт в своей тусклой квартирке на Бельведер Драйв? Правильно, никакого. Его уже давно не волновало, что будет завтра, лишь редкие переживания иногда прокрадывались в подкорки сознания, вызывая тревогу о каких-то мелочах. Потому, наверное, и не было смысла противиться судьбе сейчас, когда он, сам того не осознавая, немного желал этой встречи, пусть и отрицал бы подобные высказывания даже под угрозой смертной казни. Какой смысл, если ему плевать хотелось даже на возможную смерть. И вот он, парень с растрёпанными волосами цвета каменного угля, прикрытыми от усталости и жуткого недосыпа глазами, в уже совсем заношенной одежде и с едва заметным оскалом на лице, нервно дрожал от кончиков ногтей на ногах до средних пальцев рук, стоя у двери своей работы, что только-только успел закрыть на ключ. Он действительно сомневался, что тот мужчина, что сбил его почти пару месяцев назад, стал бы ждать его до конца смены, чтобы зачем-то отвести в какой-то бар. Нет, Олсон точно не из тех, кто отказался бы от халявной выпивки, которая была бы ему сейчас явно не лишней, но ведь не с совершенно незнакомым человеком, который, к тому же, являлся причиной его ужасного самочувствия в последнее время, хотя сам же об этом и не подозревал. — Эм, Ричард? — младший бариста встрепенулся, услышав уже знакомый голос где-то позади себя. Он развернулся примерно на сто восемьдесят градусов, прежде чем широкоплечая фигура, только отошедшая от машины белого цвета, врезалась в его поле зрения. Его опять окликнули по полному имени, точно в школе, когда он не реагировал на вопрос учителя сразу. Иногда Олсону просто хочется сменить имя в паспорте, чтобы окончательно избавиться от этого призрака прошлого, но это потребует слишком много телодвижений. — Просто Рикки, пожалуйста. — Едва слышным голосом прохрипел Олсон, когда его сегодняшний спутник уже подошёл на достаточно близкое расстояние. Он всё так же не смотрел ему в глаза. Ему всё так же было жутко от того, что он всё же решился на этот шаг. И только сейчас вопрос «зачем всё это?» четко впечатался в голове. Неужели этому парню настолько нечем заняться, чтобы помнить о том глупом происшествии в середине осени? Рикки не знал, как себя вести, он и не знал того, о чём стоит думать и говорить, как отвечать на вопросы, если они вообще будут. Все мысли рассеялись в дыму сигареты, что Олсон медленно потягивал сидя на барном стуле в самом первом попавшемся им кабаке. Он не был уверен, была ли это какая-то низкосортная травка или просто странный табак, потому как стрельнул её у самого бармена, что одним только видом уже не вызывал доверия. Всё перед глазами приятно плыло, а ведь он даже не сделал и глотка джина, налитого десятью минутами ранее. Впрочем, страхи были напрасны – его спутник удивительно мало говорил, а если и узнавал что-то, что это было совсем поверхностно, совсем бессмысленно и не требовало более чем односложных ответов. Тем не менее, Рикки удалось узнать, что этого парня зовут Крис и он, вроде как, нигде не работает, но деньги у него, очевидно, откуда-то есть. А ещё он не пьёт и не курит, отчего Олсон впал в осадок, ведь адекватных объяснений похода в бар он теперь точно не находил. — Почему ты меня сюда привёл? — однозначно несвойственный вопрос для такого скромного и чаще всего желающего проигнорировать свою любопытность парня. Рикки сегодня удивлял, его будто подменили. Узнай его лучший друг и по совместительству коллега, где, с кем и что сейчас делает Олсон, Винни бы точно хлопнул себя по лбу, уверяя, что это явно кто-то другой, просто очень отдалённо напоминающий его приятеля. — А почему не должен был? — дурацкую привычку отвечать вопросом на вопрос младший бариста отметил уже спустя пару минут разговора, потому даже не отреагировал, тихо хмыкнув в ожидании нормального объяснения. — Мне показалось, что тебе стоило бы расслабиться. Во все наши встречи ты выглядел слишком напряжённым. — Мысленно Рикки подтвердил для себя, что всё-таки в тот раз в магазине он видел именно Криса. Это не было так значительно, но всё же хоть чуть-чуть уверяло его в том, что не такой уж он и параноик. — Я всё ещё не понимаю, почему ты не забыл про меня через день после случившегося. — Скорее в пустоту, нежели прямо собеседнику, тихо, как это было свойственно ему самому, пробормотал Олсон. Его точно не удовлетворил предыдущий ответ, ровно как и всё происходящее сейчас в целом. Нельзя сказать, что это было хуже, чем если бы Рикки пошёл домой и просто напился купленного на прошлой неделе вина, а затем ударился бы в размышления о своём жутком покупателе, что был у него сегодня, но и не то, что точно расслабляло бы брюнета, как того хотел его спутник. — Как будто бы ты про меня забыл, — Крис сказал это так буднично и с ноткой азарта, словно не было в этих словах и намёка на сомнения. Наверное, именно поэтому Олсон просто впал в ступор от осознания, что всем своим поведением уже тогда, когда его собеседник только пришёл заказать кофе, выдал себя с потрохами. Да, он не забыл. Он, чёрт возьми, перепробовал все методы, чтобы этого не помнить, но тонкий силуэт всё никак не отказывался покидать его, продолжая преследовать повсюду. Всё выглядело так, будто этот парень, сидящий перед ним в полуоборот и ехидно улыбающийся, знал про каждый его ночной кошмар, затянувшийся уже примерно на месяц, точно он читал его, как открытую книгу. — Да ладно, я совру, если не скажу, что ты зацепил меня этой своей загадочной отстранённостью и грустной миной на лице. — Мужчина обхватил костлявыми пальцами свой мохито и, посмотрев прямо в полуприкрытые глаза собеседника, подмигнул тому. Казалось, Крис просто разводил дешёвое представление, говоря это всё так просто и без нотки стеснения, отчего неловкость Олсона только нарастала, требуя немедленно прекратить этот цирк. Рикки тихо хмыкнул, устало сморщился, но всё же сделал первый глоток из стакана, что всё это время держал в руке. Ему не хотелось продолжать этот разговор, он просто хотел оказаться в своей холодной постели прямо сейчас, закрыть глаза и больше никогда не открывать. Он не привык к тому, что кто-то им интересуется, ему странно было слышать, что он вызывал у кого-то подобные мысли своим видом. Тем не менее, алкоголь положительно повлиял на его настроение уже после половины выпитого стакана: уходить куда-либо практически сразу перехотелось, вместе с тем и зыбкое чувство тревоги внутри будто тронулось и начало отступать. Диалог развязался сам по себе. Максимально непринуждённый разговор о мрачности погоды перешёл в рассказы Олсона, что даже звучит странно, о буднях в Сиэтле, о семье и проблемах, о которых он редко с кем говорил. Да и не спрашивал ведь никто, потому как некому было. И это пугало. До чёртиков и ещё большего тремора пальцев. Рикки даже сам не мог бы сейчас сказать, кому в последний раз так открывался за считанные часы. Он сидел здесь, в прокуренном баре всё на том же Адамс авеню, с до совсем недавнего времени совершенно незнакомым парнем, и громче обычного говорил на те темы, что не затрагивал уже долгие годы. Нравилось ли ему это? Однозначно. Даже слепой бы заметил его мягко подрагивающие уголки губ, почти складывающиеся в улыбку. Только вот, вряд ли это всё можно свалить на алкоголь. Было что-то другое, что сладким мёдом разливалось внутри и упаивало зыбкую пустоту из недосказанности. Часы летели за секунды, словно какой-то безумец заговорил стрелку на циферблате крутиться в пять раз быстрее. Чувство, будто Олсон знает этого парня, сидящего перед ним со стаканом безалкогольного коктейля, уже точно пару добрых лет, уверенно засело в нём. Он не понимал и боролся сам с собой, он просто хотел отступить, но, тем не менее, не сдаваться. Так не бывает, это ведь просто очередной сюжет для какого-то дешёвого романа с прилавка книжного, что также находился вдоль по Адамс авеню. Тревожность вновь начала подкатывать к горлу, медленно и жестоко стягивая дыхательные пути, не давая прохода ни воздуху, ни словам. Резкая необходимость выйти хоть куда-нибудь взяла своё, и Олсон, кинув что-то нелепое собеседнику, как сумасшедший бросился в туалет, будто за ним гналась свора бешеных собак, не меньше. Ледяная вода из-под крана точно обжигала горящее яркими красками лицо парня, вместе с тем задевая и его волосы, и одежду. Он неловко поднял голову, устремляя взгляд на своё отражение в грязном, явно не мытом минимум месяц, зеркале. Сколько он уже не видел себя со стороны, столько бы и не хотел. И нет, это было сейчас не про внешность. В пьяном отражении видно что-то гораздо большее, будто вся тьма изнутри сейчас выбилась наружу, нежно утягивая брюнета в свои объятия. Жутко тошнило и хотелось кричать настолько громко, словно это хоть как-то повлияло бы на наступивший приступ. Руки тряслись так, как никогда прежде, а сам Олсон банально потерял ощущение, где он находится. Перед глазами всё плыло, лишь морозящий кафельный пол внушал присутствие реальности. Стоит зайти сейчас кому-нибудь в туалет, он сразу же сгинет в бытие, забыв о несправленной нужде. Рикки вновь ушёл в себя. Он сжался в комочек, притянув колени к лицу, словно пытаясь таким образом защититься от окружающего мира. Сейчас он бы не услышал ни шороха, ни громкого баса у себя над ухом, потому как плотный вакуум заполонил его сознание, абстрагировав от всех травмирующих переживаний. Такое бывало, но крайне редко, когда Олсон ещё не стоял на учёте в местной психиатрии и совсем не принимал таблетки. Это всегда проходило само, конечно, спустя пару минут, а иногда и несколько часов. Потому, наверное, он даже и не заметил, как оторвался от холодной плитки и оказался в чужих руках.