Hic et nunc

Его пальцы скользят по грифу, перебирают гитарные струны, извлекая на свет мотив давно позабытой песни. Она растекается по комнате мягким звуком, скорее дополняя тишину полутемной комнаты, нежели мешая ее господству, и гармонично сплетается с хриплым, напрочь прокуренным голосом. Рид поет самозабвенно и искренне, а Ричард только и может, что стоять и ловить ошибки, не в силах оторвать взгляд от такого напарника. В безразмерной футболке с лейблом какой-то группы и растрепанными волосами Гэвин кажется моложе своих лет. Едва заметная полуулыбка отдает теплом, в руках, что привыкли держать табельный пистолет, уверенно лежит гитара… А во взгляде, направленном на андроида, чудится мистический огонек. Ричард бешено мерцает золотистым диодом, иногда срываясь в красный, с иррациональной поспешностью стараясь запечатлеть в памяти непривычно мягкую улыбку и расслабленное состояние человека. Когда андроид настаивал на уборке в кладовке, в которую не заходили, по меньшей мере, полгода, он явно не предполагал, во что это может вылиться… А если бы знал, то устроил бы ее гораздо раньше. По намеченному плану, они должны были просто разобрать коробки — ненужное выкинуть, а оставшееся разложить так, чтобы при необходимости можно было легко найти, однако неожиданная находка этому помешала. В самом дальнем углу, среди пыльных коробок с вещами, оставшимися со времен обучения Рида в академии, прислоненной к стене лежала старая, местами покоцанная, но все еще рабочая гитара. — Вы умеете играть, детектив? — поинтересовался тогда андроид, бережно удерживая в руках инструмент. Гэвин же, заметив причину вопроса, отчего-то насупился и отвернулся, бросив четкое «Нет», в котором без труда угадывалась ложь. Ричарду даже не требовалось обращать внимания на показатели человека, чтобы это понять. И если причину, по которой детектив солгал, андроиду выяснить не удалось, то убедить упрямого человека что-нибудь сыграть — вполне. И Ричард ни разу не пожалел. Сначала наблюдать за Ридом было просто забавно. С недовольным лицом, он долго не мог усесться на диване так, чтобы ему было комфортно, Несколько раз крутил гитару в руках, словно вспоминая, как ее надо держать, а после уделил столько внимания настройке, что андроид уж было собрался в шутку предложить свою помощь, однако не успел. Гэвин заиграл, чем вызвал секундный сбой в работе голосового модуля. Он начал с простого проигрыша, состоящего всего из одного аккорда, но постепенно разыгрался, словно набравшись уверенности. Вместе с тем, как набирала обороты мелодия, пропадала скованность в движениях Рида. Когда спустя некоторое время он посмотрел на напарника и заметил его ступор, то и вовсе усмехнулся. А после запел. Его голос чуть слышно дрожит, и детектив невольно прикрывает глаза в попытке вытянуть особенно высокую ноту. Так и не настроенная толком гитара местами фальшивит, однако и в этом есть странное очарование, потому что в такой неидеальной игре чувствуется отголосок чужой души. Рид играет исключительно для себя, несмотря на то, что изначально не хотел. Несмотря на то, что у него есть зритель. Он играет от сердца, перебирая струны не в заученном порядке, а абсолютно интуитивно. Как хочется этого ему. И поет негромко, но столь чувственно, что андроиду начинает казаться, будто он стал свидетелем чего-то крайне личного. Гэвин поет впервые после долгого перерыва, а Ричард чувствует себя так, словно ему позволили увидеть сокровище, сокрытое от людских глаз. И это куда интимнее, чем любая близость.