Медвежонок и крошка

Ёнхи не знает когда это началось. То, что он стал просто ужасно зависим от чужой похвалы и кучи прикосновений, в особенности его любимые обнимашки. В начале было неловко и стыдно, но их лидер - самый лучший и понимающий в мире - всегда улыбается и поощряет все их глупости, конечно, в меру. Бёнгон с Сынхуном как вторые родители, только в ролях пряника и кнута с попеременными сменами образов. Джинён - большой ребёнок и сущий дьявол, когда дело касается шалостей, просто ходячая батарейка энергии. А их самый младшенький на удивление серьёзней своих хёнов. Смеётся громко и звонко с чужих неловкостей и ошибок. Энциклопедия всего нового и трендового, ворчун и неконтролируемое зло, когда объединяется с Джинёном. Ему палец в рот не клади, тут же откусит. Когда Ким его впервые видит, перед ним стоит неловкий и потерявшийся точно в торговом центре ребёнок, нервно мнущийся с ноги на ногу и не знающий, где говорить, а где молчать. Даже тогда Хёнсок уже был выше всех участников, ловя на себе удивленно-восхищенные взгляды, что смущали его ещё больше. Рядом с ним Ёнхи чувствовал себя букашкой, хотя, если смотреть сейчас, то он чувствует иногда дискомфорт и детскую обиду за отсутствие такого же роста, а Джинён наоборот - чувствует себя прекрасно, часто шутя и никак не жалуясь, что ниже, но ведь с Ёнхи они одного роста. Так почему ему завидно, а Бэ всё равно? Наверно дело в самооценке и любви к себе. С этим у Кима врождённые проблемы. Первым, кто сплотил всех и нашел подход к каждому, конечно, был Бёнгон, которому помогал не менее общительный Сынхун. Говорить друг с другом было странно. Если Джинён и Хёнсок сразу же восхищённо налетели на своих новоявленных хёнов, смотря почти в рот и не чувствуя дискомфорта, сам Ёнхи общался только с лидером, иногда перекидываясь парой фраз с остальными. Спустя время соревнований и подготовки к дебюту они сплотились больше, чем когда-либо. Много говорили и делились самым-самым, чтобы сблизиться больше. Каждый изменился с того вроде бы и не такого дальнего прошлого. Может сам Ёнхи ещё чуть-чуть и цепляется за старые страхи и привычки, то Хёнсок кардинально поменялся. Если спросить Кима, как он начал общаться теснее всего с макнэ, то он не ответит. Такая незначительная деталь уже стёрлась с памяти, давая место разворачивающимся дружеским узам. У них разница всего год - не так много и вроде бы, думалось, что общение будет теснее с Джинёном из-за того, что они одногодки, но нет. С Хёнсоком весело и спокойно, уютно и тепло. Но когда именно он стал зависим от этого трудно сказать. Возможно, всё началось с их последней репетиции перед дебютом, когда потные и уставшие, не чувствующие своих конечностей, они радостно кричали на весь зал, что всё вышло. Силы не пойми откуда взялись, чтобы Бёнгон и Сынхун по-отечески смотрели на резвую беготню Бэ, а сам Ёнхи вообще не понимает как, но на радостях полез обнимать Хенсока. Его без возражений обняли в ответ и чувство было таким... не описать. Чужие руки большие и горячие легли на спину, будто там им и место, пока ладошки самого Кима уместились на широких плечах. Тело после тренировки было горячим и напряжённым, ощущение, будто его закрыли от целого мира - сплошная безопасность и уют. Они продлились жалких пару минут с тяжёлым дыханием на ухо, но места, где касались чужие руки, горели ещё пару дней. Ёнхи не обратил на это внимание, но явственно чувствовал, что хочет ещё. И начал постоянно лезть обниматься. Не сильно навязчиво, но, возможно, ощутимо, если после пары раз на них уже начал кидать долгие взгляды Бён. Но ведь Хёнсок не против, тогда в чём проблема? Они обнимались после репетиций перед встречей, если не виделись целый день. На выходных под традиционный просмотр фильмов Ёнхи всегда сидел, облокотившись спиной об широкую грудь, и так же сидел в тренировочном зале, пока все смотрели клипы и собственные выступления. Ким часто приходил к Юну за порцией обнимашек, если плохо себя чувствовал. Они никогда это не обговаривали, и Ён свято верил, что всё в порядке. Пока что-то пошло не так. После очередной изматывающей репетицией к предстоящему стэйджу Хёнсок вылетел первее всех из зала, вызывая удивление у Ёна и Бэ, пока хёны даже и бровью не повели. Сынхун что-то радостно прошептал Джинёну, и они тоже поспешно скрылись за дверьми, оставляя настороженного Кима и лидера вместе. Бёнгон медленно собирался с задумчивым лицом и, когда Ёнхи уже хотел уходить, попросил остаться. В голове сразу начались проносится тысяча и одна причина, что могло расстроить их хёна, но ничего на ум не шло, а страх сковывал. Он было подумал, что его отчитают за то, что всем приходится повторять одну и ту же связку по несколько раз только потому что сам Ким не может её запомнить. – Ёнхи, ты чего побледнел? – От вкрадчивого голоса проходится дрожь по спине, и виновато поднятые глаза. – Только не говори, что подумал, будто я собираюсь тебя отчитать. – Мелко качнувшаяся голова в ответ заставляет Бёнгона вымученно вздохнуть и помассировать переносицу. – Нет, речь не об этом, и я бы никогда тебя не отчитал за то, что ты тормозишь нас. Ведь так ты думаешь? Выкинь эти мысли из своей головы. – А о чём ты тогда хотел поговорить? – М-м-м, неловко конечно спрашивать, но... Ты собирался мне об этом сказать? – О чем? – В глазах удивление, и спина выпрямляется по струнке после слов, что его не будут ругать. – О том, что ты встречаешься с Хёнсоком. – Ли скрещивает руки на груди и выжидательно смотрит за эмоциями, что скачут на чужом лице. Ён сначала и не понимает вопрос, а когда до него доходит его смысл, он не знает, что сказать. Одновременно от шока округляются глаза, а от стыда краснеют кончики ушей. Только не понятно, чего стыдно то? – Ч-ч-что ты такое говоришь?! Мы... то есть я.. не... НЕ ВСТРЕЧАЕМСЯ МЫ! – Выходит громче, чем следовало, и эхо бьётся о стены, прорезая слух, и не ясно, почему он так вспылил, а от собственных слов стало чуточку грустно. Бёнгон от крика морщит нос и касается ушей, проверяя на месте ли они. Лицо Кима странно опечаливается, и тут Ли осеняет. Все ответы на поверхности, но, кажется, только он их и видит. Хитро щурится и гаденько тянет уголки губ. Когда у лидера игривый настрой, он может быть пострашнее, чем Бэ в гневе. – Да-а-а? Вот как.. – Наигранно удивлённо тянет гласные, пока ему коротко кивают. – Но я точно был уверен, что вы встречаетесь. – Почему? – Ёнхи до жути любопытно, что не скрывается от чужих глаз. – Ну, ты постоянно к нему лип. И вы так часто обнимались, хотя, помнится, Хёнсок клятвенно кричал, что ненавидит это и ни с кем, кроме тебя, так и не обнялся. Ты ещё постоянно говоришь о нём, даже если речь идёт и не об этом. И вы вместе тусуетесь и... – Хватит! – Уши и шея горят огнём. Не уж то он и правда был таким надоедливым со стороны, что все подумали, будто они пара? – Но раз нет, то ладно. – Хватает сумку и собирается уходить. – Подожди, хён! – Что? – А ты спросил... потому что хотел, ну... Чисто гипотетически, если бы мы встречались... Ты хотел сказать мне, чтобы мы прекратили? – Неловко говорить и как-то боязно услышать ответ. Бёнгон пару минут молчит, смотря в сторону, а потом решительно поворачивается обратно. – Нет. Я бы никогда такое не сказал, просто посоветовал бы быть максимально осторожными и поругал бы за то, что вы не сказали мне первому. От сердца кажется отходит глыба льда, Ёнхи облегчённо выдыхает неизвестно чему, а хён в ответ улыбается тепло и солнечно. Прежде чем уйти, говорит не задерживаться, и макушка исчезает в проёме двери. Он стоит один в зале и долго думает насчёт слов хёна. Как такое могло выйти? И почему, если Юну было неприятно, он ничего не сказал? Не хотел расстраивать его? Не понятно. С таким настроем дополнительная репетиция точно отменяется, и Ёнхи тоже уходит. Ужин проходит как всегда шумно и весело. Бэ бурно жестикулирует и что-то рассказывает, пока Сынхун подхватывает. Бён молча наблюдает, а у Хёнсока, что сидит напротив, кислая мина и кажется нет аппетита, потому что морковка, что он крутит по тарелке битых пятнадцать минут, молча начинает просить о помощи. Ёнхи не знает, почему у младшего такой настрой, они не говорили с самого утра, а откладывать не хочется. Когда Хёнсок благодарит за ужин и уходит, отмахиваясь от вопроса лидера, Ким подрывается следом, не замечая взглядов на себе. Догоняет Юна в коридоре и хватает за руку, прося остановиться. От серьёзного взгляда внутри всё замирает, и он медленно отпускает чужую руку. – Что ты хотел, хён? – Сказано как-то максимально отрешенно, подавляя желание продолжать. – Я... хотел спросить, почему ты меня избегаешь..? – Ким смотрит в пол, потому что даже если бы поднял взгляд, смотрел только на ключицы, на выше духу не хватило бы. – С чего ты взял? Я тебя не избегаю. Просто сегодня неважно себя чувствую. – А... Тогда ладно, прости. Всё в порядке? – Да. Так что я пойду лягу раньше. – И не дожидаясь ответа, скрывается за дверьми в комнату. Ёнхи недоумённо смотрит вслед и впервые ни капельки не верит чужим словам. Наверно ещё потому, что на следующий день Хёнсок так и не подходит и мастерски увиливает, стоит Ёнхи только появиться на горизонте. Это действительно обидно, ведь Ён не знает точной причины по которой мог разозлить младшего. В голове до сих пор вертятся слова Бёнгона и мысли путаются, отчего Ким становится ещё более рассеянным, много витая где-то не здесь, что до него и крича на ухо не могут достучаться. Всё стопорить и портить не хочется до дрожи в руках, и на вопросы о том, как он себя чувствует говорит тихое «В порядке». Только на самом деле нет. Без Юна пусто и одиноко, никто не зовёт играть до поздней ночи , в гримёрке после стэйджей никто не даёт умостить голову на крепком бедре, нет звонкого смеха над головой и ответов на все вопросы, что могут появиться в рыжей голове. Нет объятий, что так сильно запали в душу, нет рук и широкого плеча для гудящей головы. Нет, и от этого страшно, что может никогда и не быть. Ёнхи не знает, что делать и говорить. Остаётся в зале до поздней ночи, иногда и не спя прогоняя хореографию до автоматизма, лишь бы отвлечь себя от угрызения совести, что тянет ребят вниз из-за своих личных проблем и в тоже время бежит от них. Падает на колени от усталости и впервые хочет разреветься. Стыдно идти к кому-либо, чтобы выслушали и дали совет. Он пытается уменьшить значимость своих проблем и от этого страдает. Закрывает лицо руками, душа в себе всхлип, и снова поднимается на негнущихся ногах по тысячному кругу. Сзади никто так и не обнимает. Неужто навсегда? Когда мешки под глазами становятся заметны даже через пару метров, а кожа из золотого преображается в тусклую серость, первым не выдерживает Ли. Вылавливает после очередного «хочу побыть один» и тянет на улицу, хотя бы солнце увидеть после стольких дней. Ёнхи шаркает ногами, накинув капюшон по самый нос. Вся одежда висит на нём, и стоило подумать о безопасности таких прогулок, но ведь почти вечер, и они совсем не на многолюдных улицах. Тишина то ли гнетущая, то ли так кажется только одному из них. – Не хочешь поговорить? – Первым подаёт голос Бён, мельком смотрит на опущенную голову и до сих пор борется с собой правильно ли поступил. – Ёнхи? – Нет, хён, спасибо. Я в порядке. – Голос - шелестение завялой листвы, и пытаться показать то самое «в порядке» нет уже никаких сил. Все они сгорели на очередной репетиции. – Да? Наверное все люди, у которых всё в порядке выглядят, как трупы? Или может все люди у которых всё в порядке ни говорят за целый день и предложения, общаясь кивками головы? О или... – Ли начинает закипать, чувствуя раздражение, что Ким пытается отрицать очевидное, ничего не говоря, а это бьёт по чувствам Бёна, ведь получается, он плохо поддерживает ребят и не смог показать им, что на него можно положиться как на лидера и друга? – Хён, хватит. – Ён останавливается посреди улицы, благо людей нет. – Что ты хочешь от меня услышать? – В глазах усталость, на лице отпечаток недосыпа, а от такого держащегося на грани младшего у Ли в горле ком. – Я хочу услышать, что тебя терзает. Ёнхи думает, что разговор провальная идея, если пару дней назад он ещё его ждал, то теперь прекрасно справляется самобичеванием. Говорить о проблемах, которые упорно игнорируешь, значит согласиться с тем, что они всё такие есть. Но вот ему скажут пару советов, думая, что это поможет, оставят одного, и мысли съедят Кима, неподавившись. Но промолчать тоже не вариант. Тогда он обидит их хёна, что может тоже впасть в плохое настроение на пару дней, а это уже отразится на всей группе. Цепочка бесконечной депрессии. Выбирая на чаше весов свой каменный замок, чтобы не распасться на части от тоски и грусти, Ёнхи выбирает привычное. – Не думаю, что это так важно, но если тебя это волнует то... – И идёт вперёд, зная, что пойдут следом. Тяжело собираться с духом, чтобы говорить о таком, но если сделать вид, что его это не волнует, то это не будет волновать никого. – Я всего лишь опять себя накручиваю, переживаю, что отстаю от вас, прекрасно это видя. Я учу каждую связку по несколько десятков раз и тренирую вокал. Мне страшно, что я могу всё испортить. Да, ты всегда говоришь, что это не так, что стоит выбросить из головы, что никто не давит и мы только начали, но я так не могу. Не могу прекратить ненавидеть себя и измучивать перегруженностью. Я стараюсь следить за этим, чтобы не стало хуже но... В последнее время так тяжело, что я могу переключиться только на репетиции. – И затихает. Бёнгон так и не равняется с ним, и, возможно, он уже ушел? Потому что поворачиваться назад слишком боязно, сделать вид не удалось, и проблемы горят сигналом о помощи. Он снова придумывает их из ниоткуда, а потом мучается и ищет поддержку из вне. Как же стыдно. Его останавливают чужие носки кед в поле зрения, ведь Ёнхи смотрел только себе под ноги. Поднимает голову и видит слишком серьёзного Ли. Ничем хорошим это точно не кончится. От взгляда хочется съежиться до размера песчинки и быть захлестнутым бушующим морем. Волна за волной. Прямо как в груди по ночам. Эмоция за эмоцией, грусть за грустью, и череда колючих мыслей. – Что ещё? – Что? – Что ещё тебя тревожит? Ты сказал, что это началось недавно, значит что-то послужило этому? Ёнхи, когда понимает к чему клонят, поджимает недовольно губы и взгляд отводит. Он не хочет произносить это даже в слух. И так зациклился на этом, как неисправная видеокассета. Но всё скажут за него. – Это из-за Хёнсока, да? Твои перепады настроения, постоянное избегание в тренировочном зале и взгляд в тарелку на завтрак, обед и ужин? Ведь всё началось с него. – У Ли такое же недовольное лицо, но только потому, что самой главной причины Ким не видит, а если и осознаёт её, то всё равно не хочет говорить. Бён больше всего ненавидит тактику избегания проблемы, вместо её решения. – Нет... Это не из-за... – Кому ты врёшь? Я так долго наблюдал за вами, но так и не смог понять, почему вы такие идиоты. - Ким удивлённо вскидывает голову, а в глазах так легко прочитать немой вопрос. – Нечему тут удивляться. Я ведь должен следить за вашей безопасностью. И я вначале не обратил внимание на ваши обжимания, но они... Трудно сказать, что именно, но что-то меня подтолкнуло копнуть глубже. – Опускает руки и идёт дальше, пока ветер врезается в спину, а тучи сгущаются. – И их стало так много, что не понял бы только идиот, что происходит. Но я был в шоке, когда узнал, что вы не встречаетесь. – Но ведь это правда. – Пфф, действительно. Вы проводили кучу времени вместе, лезли обниматься тут и там, и почти не разлучались, кроме, слава богу, ванны и сна. И после всего этого ты хотел, чтобы я сразу же поверил твоему «нет»? – Бёнгон тихо смеётся на чужие розовеющие щёки. – После разговора с тобой, я подумал, что всё понял, но когда вы прекратили общаться, усомнился. Я уже было хотел выкинуть это из головы, но ты так резко изменился, а сам Хёнсок потерял свою радость, кажется с тобой одновременно. Кидал щенячьи взгляды, но не подходил, а ты так погрузился в себя, что и не видел ничего. Меня это позабавило, и я тогда отбросил сомнения. Но ситуация вышла из-под контроля, и вы слишком долго ходите вокруг да около. Хёнсок тоже изменился? Что значит кидал взгляды? Почему не подошёл? Вопросы кричат в голове, как оголодавшие чайки. Ёнхи неприятно морщится и трёт висок, в голове гул наращивает громкость. Но что такого понял Ли, чего не смог он сам? – Что ты имеешь ввиду? – Ох-х-х, как с вами трудно! – Запрокидывает голову назад, тяжело вздыхая, небо перед глазами готово расплакаться, не исключено, что от чужой слепоты. - Почему ты общался только с Хёнсоком? – Вопрос застаёт врасплох. – Я не знаю... Просто как-то начали, и он оказался ужасно классным. – Но ведь ты мог также начать и с другими, и они тоже могли быть классными. Почему ты не начал общаться со всеми? – Я... – Ответ крутится на языке и вспыхивает эврикой в голове, но говорить такое... странно. – Просто с Хёнсоком было слишком уютно. Я чувствовал себя комфортно и защищено, поэтому.. не видел смысла в ком-то ещё. – Тогда почему вы прекратили общаться? Почему ты так сильно отреагировал на это? – Ли скоро точно получит звание лучшего детектива или, на крайний случай, интервьюера, потому что вопросы - стопроцентное попадание в яблочко. – Я не знаю. В тот день нашего разговора Юн ведь ушёл первее всех, а после ужина отмахнулся от вопроса, почему избегает меня. И на следующий день тоже, и так вот уже целых две недели. – Ёнхи говорит с негодованием и раздражением. – А отреагировал... Не могу описать. Я начал... скучать? Теперь никто не слушает мои пару-часовые разговоры про котов, и никто не говорит на мою отвратную готовку, что она самая лучшая. Больше всего я скучаю... за объятьями и уютной тишиной. Больше его никто не поддерживает. Да, они все большая семья, и поддержка друг друга у них в порядке вещей и, конечно, все любят и поддерживают Ёнхи, но ему мало. Ему мало этого, потому что нет самых главных и важных слов от одного человека. И эти разговоры лишь наводят тоску, что Ким игнорирует 24/7. – Это безумие. – Бёнгон смущённо фейспалмит с глупости этих детей. – Как можно всё это чувствовать, но не осознавать? Это выше моего понимания. – Что именно? – Ты не задумывался может тебе просто нравится Хёнсок? Ёнхи прирастает к неровному тротуару и не может слова сказать, открывает, закрывает рот, точно рыбка в пустом аквариуме. Нравится? Хёнсок? Не может быть. Хён наверное пошутил. Но тогда... Почему его так тянет к Юну? Почему мысли только вокруг него крутятся. Желания и планы только с ним связываются. И тоскливо до боли в груди без присутствия чужого. Осознания - штука какая-то коварная. Вроде перед носом, но ничего не видно. Всё это, как ушат холодной воды. Резко выскакивают все припрятанные ответы на невысказанные вопросы. Все чувства так легко объясняются и принимаются. И вроде даже начинает что-то радостное, копошится в груди, но тут же замирает. И что теперь делать? Ведь Ким не знает, что чувствует Хёнсок. Если это только его чувства, то что тогда делать с ними? Его ведь могут отвергнуть, а стоит вообще тогда говорить? А если не говорить, то как себя вести? Это ведь отразится на всех, как Ён будет всё это игнорировать? Он испуганно смотрит в лицо довольного хёна и не знает, что делать. – Как же так... И что мне теперь делать? Это ведь плохо, хён, зачем ты вообще мне это сказал?! – Толкает не сильно в плечо и кусает нижнюю губу, смотря в сторону. В голове нет даже подобия на план. – Эй! Я вообще-то помог! Даже если бы я не сказал, ты и сам всё понял. Конечно, это могло занять годы, но всё же. – Ли потирает ушибленное плечо, крайне наигранно бубня, что помогай потом неблагодарным засранцам, и не видит никакой проблемы. – И как, что делать? Иди и поговори с ним! – Что я ему скажу? Признаюсь что ли?! Ни за что! – Для начала стоило бы поговорить по поводу избеганий, а потом уже признаваться. – Хён, это не смешно! – Я и не смеюсь. – Скептически тянет бровь вверх и дует губы. – Разве я когда-то говорил глупости? Я никогда не ошибался и в этот раз тоже. Просто доверься мне и поговори с ним. Сам он точно не подойдёт. – Почему ты так уверен? – Уверен, и всё тут! Ты сомневаешься в собственном хёне? На языке крутится, что да, всё видится, как отстойный план и слушая его от всегда умного Ли кажется, что мир сошёл с ума и тут точно подвох. Но нарваться на ещё больший гнев не хочется и приходится отрицательно покачать головой под прожигающий взгляд. – Просто... Понаблюдай и поймёшь. А там и разговор не за горами. – Хорошо... Я попробую. – Не попробуешь, а сделаешь! Ваши кислые мины уже замучили всех. – Бёнгон тормозит и отвечает на пришедшее сообщение, отходя чуть назад от любопытного Ёнхи. – Так, нам стоит вернуться, потому что можем попасть под дождь. Они плетутся назад только потому, что Ким не может быстрее. Ноги гудят и болят, на что Ли грозно говорит отдохнуть от дополнительных тренировок, или он сам закроет студию никого не пуская без разрешения. Приходится согласиться на чужие условия. Доходят до общежития достаточно быстро и слава богу, тишина давила на Ёна, но и говорить было неизвестно о чём. Их встречает взволнованное лицо Сынхуна, что сразу сыпет вопросами, конечно, не самому Ёнхи, и на том спасибо. Пока парочка стоит в проходе, сам он идёт внутрь. На него налетает Джинён, вопросительно смотря в глаза, и когда что-то находит на дне зрачков, ерошит рыжий ёжик на макушке и после кивка скрывается. Наверное тоже поспешил к лидеру. Что такого он искал в чужом лице - загадка. Ёнхи идёт обратно в комнату, где падает на кровать ничком, и валяется без единой мысли в голове, будто попал в надувной шар. Всё застыло и не двигается. Сколько проходит времени он не знает, но в комнату заходит Сынхун, спрашивая будет ли тот ужинать, получая отказ, уходит, напоследок кинув долгий взгляд возле двери. Они все будто в заговоре: знают что-то, что не знает сам Ким. Ему от этого некомфортно и чуточку любопытно. День слишком изматывающий, отчего сразу вырубает без оглядки. Утром ломит всё тело, и Ён еле двигает конечностями, а вчерашние вещи, что ещё на нём, вызывают брезгливость. Встал он точно вовремя - тогда, когда все заканчивают свои утренние процедуры. Решает, что, возможно, сегодня он последний в очереди на ванну и, еле вставая, чуть не валится расчертить носом пол. Ноги дрожат и мышцы ноют, натягиваясь до состояния ''сейчас рванёт''. В коридоре тихо, и уже доходя до двери, та резко открывается, пугая Кима до мелкого взлёта от пола. Перед ним стоит Хёнсок с влажными волосами, не менее удивлённо смотря сверху вниз. Неловко, будто туман обволакивает пространство вокруг них. Ёнхи не знает, нужно ли что-то говорить, и мысли скачут, бьются и отлетают, как бильярдные шары. Он хочет посмотреть в лицо напротив, но взгляд приковывает бегущая капля воды по чужой скуле, скрываясь за воротом растянутой майки. – Хён, я могу пройти? – Голос выводит из транса, и Ким не понимает, как может мешать пройти, но вспоминает их узкий коридор и то, что прирос к полу прямо напротив. – А да... Прости. – Отходит поспешно в сторону, пока Юн не проходит, быстро скрываясь в комнате. Снова. Заходя в ванную, где ещё витает душный пар, Ёнхи не может толком проснуться. А потом до него доходит. Он ведь только что впервые за последние пару недель видел Хёнсока так близко. И его голос... был таким хриплым и глубоким ото сна. Почему он понял это только сейчас? По загривку бегут мурашки, и невольно хочется съежиться. Быстро со всем справляясь, залетает в комнату переодеться и не хочет пропустить завтрак. Особенно вкусный, потому что готовит Сынхун, а не разрушитель всего, что в руки попадёт Джинён. За столом все тихие, потому что, по иронии судьбы, у них в группе все оказались теми ещё сонями. По утрам ужасно долго приходят в себя, а в машине успевают поспать полчаса как за три. Ёнхи уплетает завтрак за обе щёки, не чувствуя больше сонливости после такого пробуждения, и украдкой кидает взгляды на Хёнсока, что завис на тарелке. Волосы высохли наполовину, кончики ещё тёмные от воды, странно завились; глаза сонно полуприкрыты, и иногда подрагивает вилка в руке. Эта картина почему-то поднимает жар в груди, и хочется улыбнуться на всё лицо, настроение летит со скоростью кометы вверх. На секунду отвернувшись, его встречают хитрые глаза лидера, и Ким пристыженно смотрит в тарелку. Еда больше не лезет. В машине они конечно же спят. Подъезжая к студии, лениво выходят и плетутся к входу. В зале разбредаются кто куда и после принесённых горячих напитков оживают. Они не сильно изматываются на танце, потому что уже всё выучили и делают это для галочки. Сейчас важнее вокал. Все сидят по углам, занимаясь кто чем. Сынхун и Бёнгон над чем-то смеются, перешёптываясь. Бэ же опять делает кучу бесполезных селфи, ничему не смущаясь. Выглядит слишком забавно, и Ёнхи издаёт короткий смешок. Шорох его отвлекает, и он встречается взглядом с Юном, что сидит возле противоположной стены. Они смотрят друг на друга, не моргая, и что-то на дне чужих глаз мелькает и искрится, завораживая. Хёнсок отворачивается первым, что Ким понимает не сразу, пока зрение наконец-то не обретает ясность. За те жалкие десять минут оставшегося перерыва тот так и не поворачивается, что ужасно злит и печалит Ёна одновременно. Кислород - раскаленный пар из ванны, утром перед глазами мелькает бегущая капля, широкий разворот плеч, кудряшки и сонное лицо. Воспоминания захлёстывают поэтапно, наполняя и тут же забирая. Когда они снова начинают танцевать, вообще не запоминается. Ким, на удивление, ни разу не ошибается, но так же пропускает и конец репетиции. Он видит, как Юн поспешно собирается, и сейчас отчётливо чувствует, что не сегодня. Не сегодня он струсит и всё пустит на самотёк. Не сегодня великий план побега Хёна увенчается успехом. Не сегодня он промолчит на чужой игнор. Поэтому решительно подходит, нависая тенью, конечно, не такой уж внушительной, но привлекающей внимание. – Хёнсок, – тот дёргается и медленно выпрямляется, что можно увидеть смену эмоций от ''боже, надеюсь нет'' и до ''твою мать, это определённо да''. – Нам надо поговорить. – Ёнхи видит попытку увильнуть и сразу обрубает. – Прямо сейчас. – Ты уверен, что это не может подождать? – Я уверен, как никогда. Они дожидаются, когда любопытная физиономия Бэ будет утянута лидером за пределы студии. Ёнхи на секунду теряется, хочет уже пожалеть, но Юн скрещивает руки, отгорождаясь от него, и это совсем не то, чего хотелось бы. Фантомные ощущения объятий бьют хлёсткой пощёчиной. Они должны поговорить, или Ким сойдёт с ума. Если не уже. – Так о чём ты хотел поговорить? – Наверное о том, что ты меня избегаешь. – Ён тихо шикает на чужую попытку возразить. – Не смей врать! Мы не говорили с тобой вот уже две недели. Ты не подходишь и не смотришь на меня. И ты первый это начал, ничего не объяснив! Почему я должен чувствовать себя так паршиво, если ты даже ничего не сказал? В ответ гнетущая тишина, и это пугает. Вдруг Хёнсоку надоело с ним общаться, а сказать он не мог, вот и пошёл радикальней? Вдруг он сделает это сейчас? – Прости, хён. Я не подумал, что тебя это так расстроит. То есть подумал, но уже было поздно и... Я не смог подойти. – Почему? Почему мы прекратили общаться? – Это трудно объяснить. – Юн недовольно поджимает губы. – Я не могу сказать. – В смысле ты не можешь?! – Ким не собирается уходить с пустыми руками. – Ты избегал меня две недели! Ты понимаешь это? Ты вообще знаешь, что я чувствовал? Я думал, что обидел тебя или что противен тебе, и ты не мог сказать мне об этом. Я столько перекрутил в голове, ночами не спал. До сих пор не сплю. А ты стоишь тут и не можешь мне ничего сказать? Хёнсок виновато смотрит, хмуря брови, и Ёнхи совсем не знает, что делать. Это он точно не предусмотрел, что ему ничего не поведают. Тяжёлый вздох сам вырывается, и плечи опускаются под невидимой тяжестью. Он уже было хочет развернуться и уйти, но его хватают за руку как в тот последний раз он сам. – Хён, постой! Прости, я совсем не хотел. Правда-правда. Просто... Всё так запуталось, я не знал что делать. – Юн уже хочет отпустить его руку, но Ким сам ловит чужие пальцы, мягко сжимая. На него удивлённо смотрят, но при виде слабой улыбки, сжимают в ответ. – Но ты ведь действительно мог всё рассказать, и мы бы придумали, что делать. – Если бы я сказал, то мы потом не разговаривали бы. – Почему? – Потому что ты мне нравишься. Они оба замирают истуканами, на юношевском лице читается ''я правда сказал это вслух?'', а у Кима просто шок. Похоже на сон, но не реальность. Чтобы всё так совпало, чтобы они оба были влюблены. Это странно невозможно принять всё сразу. – Что... – Прости. Забудь! – Вырывает руку и хватает рюкзак. Ёнхи выплывает из транса и испуганно тянет за чужую лямку. – Не смей снова уходить! Ты даже не послушал меня! – Ясно же, что я противен тебе. – Но я этого не говорил! – Значит хочешь сказать. – А вот и нет! Слишком всё несерьёзно выглядит с этой лямкой в руках, поэтому Ким отпускает их, надеясь, что Хёнсок не убежит, или он накинется на него. – Почему... Я тебе нравлюсь? То есть нет! Лучше скажи как долго? – Наверное, после того, как мы тусили вместе уже неделю. – Но почему ты меня избегал, а не сказал всё? – Избегал, потому что не мог уже контролировать это. И как бы я сказал? По твоему это достаточно легко? Просто подойти, выпалить и уйти. – Нет.. Но.. – Я не жду ответа и не хочу тебя смущать, поэтому вернёмся к избеганию. Серьёзно? Когда Хёнсок прекратил слушать других и начал решать всё сам? Вот так вот закрыть глаза на ситуацию и даже не спросить Ёнхи. Заранее думать, что чувства отвергнуты. Смотря на это со стороны Юна, начинаешь понимать, кому было тяжелее. Он ведь влюбился почти сразу и терпел все заскоки Кима, все его необдуманные слова, просьбы и постоянные объятия. Немного стыдно за свою слепоту, ответ же был под носом. Но если бы он не влюбился тоже? Что тогда? Думать об этом не хочется. Ни за что. Из двух зол не любить и любить определённо второе. Хёнсок почти подходит к двери, но Ёнхи срывается с места тянет за чужой ворот, вставая на носочки, и целует. Поцелуем полноценным это не назовёшь, но оторвавшись, уши и щёки горят у обоих. – Хён, если ты хотел пошутить то... – Замолчи. Ты тоже мне нравишься. Время ловить шок у Хёнсока. Он открывает-закрывает рот и определённо не может поверить услышанному. Передавать такую эстафету смешно. Ёнхи солнечно улыбается, смотря в чужие глаза. – Это правда? – В ответ кивок. – Когда.. Что.. – Я думаю, что с первой встречи, но понял это, когда ты оставил меня в одиночестве. Я так скучал... Представить трудно. Всё вспоминал наши моменты и больше всего нуждался в самых лучших объятьях в мире. Ёнхи тянет руки в приглашающем жесте, и его сразу стискивают в железной хватке. Чужие руки такие родные, снова там, где надо. Ким смеётся в изгиб крепкой шеи, переминаясь на носках. Юн дышит в макушку, а потом поднимает чужую голову и целует напористо, выбивая воздух. Чужие губы сладкие и мягкие, как и представлялось. Хёнсок сам ужасно скучал за чужим смехом , наивности и любопытстве, скучал за родинкой под глазом, за испуганным лицом перед готовкой и ужастиками; за сонным сопением в плечо, когда обнимались перед сном; за хрупкой спиной под ладонями. – Боже, какие страсти. – И не говори! – Эй, я выиграл! Я же сказал, что у Ёнхи стальные яйца. Они испуганно отлетают друг от друга, а в проёме двери три лица с гаденькими улыбочками. И когда только вернулись? – Хён! Я так и знал, что вы строите козни за спиной. – Хёнсок отходит первым, раздражённо смотря на троицу, что состраивает невиновные рожицы. – Боже, чего сразу козни, – Сынхун обиженно дует губы. – Просто мы оказались наблюдательнее многих. – Ну, я первый всё заметил, – Джинён тычет в чужой бок. – Так что это я молодец. – Ты просто живёшь с ним в одной комнате, не умничай, – Ли скрещивает руки и тянет губы в одобрительной улыбке. – Это не изменяет факта, что вы следили за нами, да ещё и ставки делали! – Ой ну всё. Будет вам. Вы зато наконец-то всё решили и не будете пугать котов и фикусы в доме своими кислыми рожами. – Бён утешительно хлопает по плечу Юна и подмигивает Ёнхи. – Пойдёмте поедим на славу, есть повод. – Е-е-е, наконец-то. – Бэ с Сынхуном вылетают первыми, за ними Ли кричит не бежать по студии, параллельно подгоняя парочку сзади. Юн и Ким переглядываются, прыская со смеху. Хёнсок предлагает руку и они переплетают пальцы. – Я знал, что нельзя верить Бёнгон-хёну. – Обиженно бубнит. – Только не говори, что он проводил с тобой профилактическую беседу? – Да, а ч...ооооо и с тобой тоже? – Боже, хён неисправим. Ли заметно дергает плечами, подозрительно смотря назад, но сладкая парочка уводит взгляды. С их хёнами жизнь скучной не будет. Но главное, что они наконец-то всё решили. И теперь Ёнхи снова может лезть к чужим рукам на полном основании.