без тебя

PVRIS — White Noise

Бэм всегда считал, что жизнь может измениться из-за одной случайной встречи, только в каких-нибудь кинофильмах, ровно до тех пор, пока его собственная жизнь не превратилась в кино. Джинён видел искусство в людях, в их внешности, движениях, взглядах, линии губ, голосе и цвете глаз. Он был творцом, создателем целых шедевров, заключённых в оболочку человеческого тела. — Ты достоин большего, — сказал пак, когда они впервые встретились с Канпимуком в пустом зале модельного агентства, где тот работал стажёром на пол ставки. Младший вздрогнул от неожиданности и отшатнулся, сбив одно из стоящих рядом зеркал. Осколки разлетелись по полу сверкающими кусками, а Бувакуль с ужасом закусил губу, боясь даже представить, во сколько ему обойдётся возмещение ущерба. Джинён улыбнулся и, осторожно ступая по хрустящему полу, подошёл ближе. Он склонил голову, глядя пристально, прямо в глаза, и протянул руку. ᅠ Прикосновений было много и все они были разными. Мимолётными, на кончиках пальцев и жаркими, в которых хотелось растворится. Бэм ещё никогда не встречал человека, который бы на столько видел реальными все его мечты. Джинён творил, одними прикосновениями, сдержанными замечаниями и взглядом, в котором читалась способность видеть глубже и дальше, чем кто либо. Младший, замирая, думал о том, что эти руки не могут касаться так же кого-то ещё. Что Пак смотрит так только на него одного. Опянённая слепота. Реальные цели и желания, неожиданно, перестали быть на столько накидывающими на него свои сети, потому что парень, вдруг, понял свой главный обезоруживающий фактор — он был влюблён. Меньше чем через пол года Канпимук позировал на подиумах и перед объективами, до которых сам не добрался бы и за пять лет. Опуская глаза от прожекторов, он видел восхищенный взгляд пака, который смотрел на него, как живописец, создавший очередной шедевр для мировой галереи. Джинён никогда не сомневался в таланте бэма. От него самого же требовалась только поддержка. До момента, пока это перестало быть необходимым. ᅠ Джинён решает, что его творению нужно узнать о своей самостоятельности в один из тёплых осенних вечеров, когда они как обычно сидели в кафе. — Я не хочу тебя ранить, — Пак медленно помешивает напиток, наблюдая за бледностью, покрывшей лицо младшего после его слов. Нет, Бэм понимал, что ничего не вечно, но не так… быстро, именно тогда, когда он решил для себя, что больше ни в чём не нуждается, кроме своего личного бога. — Что это значит? Ты всё это время создавал меня, чтобы теперь вышвырнуть за дверь? — Чтобы теперь ты доказал, что можешь сам, — поправляет старший жестко, а Бувакуль сминает в пальцах края белой скатерти. Им просто игрались, как красивой куклой? Осознание выходит болезненным. Похожим на вспоротую глотку, когда кислород стремительно врывается в лёгкие, заставляя подавиться реальностью. Всеми её красками, иллюзиями, перспективами и болью. Бэм смотрит в глаза старшего и видит в них начало конца. — Я люблю тебя, хён, — единственная пульсирующая в голове мысль, которая равна желанию скончаться на месте от того, на сколько каждое из этих слов — правда. — Знаешь, что навсегда останется самым прекрасным, из всего, что я когда-либо создал? — спрашивает Джинён и улыбается, а Канпимук уже знает ответ, — разбитые сердца. Бэм закрывает лицо руками, а Пак встаёт, и расплачивается за оба счёта. Он хотел бы найти в себе хоть одну причину не делать этого, но просто уходит. Величие создаётся в страданиях — это то, что должно усвоить каждое из его созданий. Все они будут уникальны, прекрасны, неповторимы. Все, кто переживут и примут мир, который он им подарил.