Внеорбитность

У капитана Лавровой железная логика, железная выдержка и железный характер; Олегу кажется, что она вся — из несгибаемой жгучей стали. Когда Екатерина Андреевна впервые появляется в их отделе в окружении оравы курсантов, Платонов чувствует себя участником какой-то абсурдной пьесы: где это видано, чтобы желторотые студенты участвовали в расследованиях на равных с матерыми сыщиками.       — А вы полагаете, что умение думать и анализировать информацию приходит вместе с очередным званием? — Лаврова насмешливо вскидывает брови и смотрит с неприкрытой иронией, нетрудно догадаться, какой диагноз сходу поставлен сдержанному майору; Платонов, впрочем, тоже мог бы весьма едко охарактеризовать эту барби с лицом интеллигентной стервы, но оба достаточно сдержанны и умны, чтобы оставить свое мнение при себе.       — А по-вашему, тот цирк, что устраивают ваши подопечные, имеет какое-то отношение к процессу мышления? — отвечает вопросом на вопрос, на колкость колкостью. Для Платонова стажеры — это горы нудных протоколов, успокаивающие беседы с сумасшедшими бабульками, на крайний случай — поквартирные обходы в компании участкового, допустимый максимум участия в работе старших по званию на этом заканчивается; вот только у Екатерины Андреевны совершенно иные взгляды на процесс воспитания юных сыщиков, а еще непробиваемо-железное упрямство, холодная ироничность и полная уверенность в своей правоте — полный дамский набор. Олегу не нравится Катя. Кате не нравится Олег. Взаимность в отрицательном ее значении достигает точки абсолюта — демоны неприязненно косятся друг на друга и старательно выстраивают баррикады ледяной гордости, пренебрежения и сдержанной отчужденности. Часовой механизм холодной войны начинает отсчет.

---

Платонову не нравятся язвительные блондинки. Платонову не нравится, когда в его расследование бесцеремонно влезают посторонние. А еще Платонову ужасно не нравится, что капитана Лавровой становится слишком много — она звонит уточнить какую-нибудь информацию в то время, когда все нормальные люди давно уже спят; отрывает его от другого дела или обеда, чтобы ну очень срочно куда-то съездить; до полуночи сидит в кабинете с какими-то бумажками, а потом выдвигает такие версии, что у Платонова неизменно возникает желание покрутить пальцем у виска — вы это серьезно, товарищ капитан? И только коварные черти подмигивают непонятно чему и каменные стены антипатии по кирпичику разбирают — перемирие неизбежно.

---

Хроническая неприязнь и вооруженный нейтралитет трещат по швам, хрустят надломленным льдом, осыпаются каменной крошкой. И дело вовсе не в добродушно-восхищенном «Катюша у нас гений, сам увидишь» вердикте его нового коллеги Захоронка; не в часах обсуждений и размышленний среди книжных полок и горького запаха кофе в ближайшем уютном кафе; не в остром и цепком уме, замечающем и трактующем такие детали, которые он даже не счел нужным заметить; не в том, что они друг у друга как-то незаметно в быстром наборе оказываются под номером два. Может быть, все дело в лукавых чертях, омуты неизменного спокойствия взбаламутивших до песчаной пыли, в давно уже развалившихся баррикадах, в повышении температуры, сгустившейся атмосфере, удушливом напряжении — грозы близко. А может быть, это просто июль.

---

Когда Олег впервые целует Катю душным грозовым вечером в полутьме пыльного, заваленного архивными делами кабинета, они капитулируют оба. Демоны вступают в преступный сговор; здравый смысл отключается — перебои с электричеством. Под взрывы июльских гроз сходит на нет холодная война.