Мертвые часы-2: Клубок Ариадны

— Томми, — осторожно начал Адам. — Ты точно хорошо себя чувствуешь для прогулок? — Не обращайся со мной как с больным. На больного Томми не походил, но зато выглядел как человек, проведший бессонную ночь — с припухшими глазами и тенями вокруг них. И Адама до чертей пугал этот цвет одного из томминых глаз, синий, внезапно-синий, естественно напоминающий цвет глаз Феникса. И эти переходы Томми из его одной личности в другую, чужую, непонятно каким образом засевшую в его голове. Адам был готов уже тащить Рэтлиффа домой, в Новый Орлеан и созывать консилиум сильнейших черных магов, но умом, конечно, понимал, что это не выход. И еще он постоянно думал о словах Томми, которые он произнес ночью, во сне, о том, что Адам может видеть в нем Феникса, а сам Томми — нет. — Просто ты выглядишь усталым. — Миролюбиво сказал Ламберт. — Вовсе необязательно нам куда-то идти сейчас. — Знаешь… — Томми подумал. — Я хотел бы здесь увидеть один парк. Адам подумал, интересно, кто сейчас выбирает направление их прогулки по Майами — Томми или тот, другой, которого он так опрометчиво впустил в свою жизнь, и который так страшно на нее повлиял. — Парк? Мы же были недавно в парке, дома, помнишь? На выставке? Томми кивнул. — На выставке Бэнкси, я помню. А здесь есть нечто помасштабнее. Бэйфронт-парк… Огромная территория, с одной стороны граничащая со знаменитым отелем Шопен-Плаза и пересеченная насквозь, словно пронзенная копьем… или клинком — пронизанная скоростной трассой для гонок на автомобилях серий Champ Car и Американской Ле-Ман. Узкие трассы придавали парку футуристический вид. Адам и Томми прошли несколько километров, осматривая выставки уличных художников, слушая выступления музыкантов, которые группами располагались на лужайках и дорожках парка, полюбовались прогулочными пароходиками, которые отчаливали в экскурсионные круизы прямо от причалов парка в залив Бискейн. Солнце уже было почти вечернее, не очень жаркое, а воздух, слегка смягченный кронами могучих пальм и платанов, был напоен ароматами клумб и живых изгородей. — А здесь еще есть разные башни, стилизованные под Средневековье, — сказал Адам. — Новодел, конечно, но зато можно посмотреть разные архитектурные стили, как в замках. Он обернулся на Томми. Рэтлифф стоял, закинув голову как раз напротив одной из таких башенок. Она чем-то напоминала башню Рапунцель из сказки, но Адаму она до жути сейчас показалась похожей на ту самую новоорлеанскую башню с часами, которая до сих пор изредка могла присниться ему в страшном сне. Во сне Адам продолжал сражаться с черным магом и видел странный белый луч света, прошивающий Томми насквозь. — Томми… — Адам позвал тихо, но настойчиво, — Пойдем дальше, пожалуйста. Томми повернул голову в его сторону. — Я хочу подняться на эту башню. — Зачем? — Внутренне похолодел Ламберт. — Там ничего интересного нет. — Там вид красивый. Пойдем же. На вершину башни вела узенькая винтовая лестница. — Ну вот! — Победно воскликнул запыхавшийся от крутого подъема Рэтлифф. — Я же говорил — красота! Луч багрового света, словно копье, пронзил широкое панорамное окно, открывающий действительно великолепный вид на город, в свете заката все выглядело фантастически и нереально. На небе уже собирались вечерние облака и поэтому, пронизывающие эту предзакатную мглу солнечные лучи, казалось, кололи землю иглами. Или … шпагами. — Смотри, здесь можно открыть окно! Ветер на такой высоте ощущался ровным потоком теплого воздуха. Адам облокотился о выгнутый подоконник панорамного окна и втянул ноздрями океанский бриз. — Адам, — услышал он рядом голос Томми и обернулся. — Ты ведь будешь моим? — О чем ты? — Рассеянно спросил Ламберт, снова отворачиваясь к роскошному виду за окном. — Я и так твой. — Нет, — протянул Рэтлифф и Адам наконец уловил его изменившийся тон. — Ты должен быть моим полностью, потому что… Никто никогда не значил для меня столько, сколько значишь ты сейчас. И никто тебя не будет любить так, как люблю тебя я. Сейчас. Здесь. — Ты словно бредишь, милый. — Адам растерялся, глаза Томми даже блестели сейчас по-разному: карий был словно горячий шоколад, а синий — безумным, как глаз кэролловского Шляпника — беспокойный и страстный. — Возможно. Пусть это и бред. А ты все равно, все равно, слушай мой бред. Я буду владеть тобой, и ты станешь моим полностью. Навсегда. Адам словно в теплую воду погружался в слова, которые произносил Томми. Или не Томми? В какой-то момент ему стало словно не так уж и важно, кто из них это произносит — все было так остро, необычно, обволакивающе и завораживающе. — Станешь? — Томми шепнул это, наклоняясь к самым губам Адама. Его руки сомкнулись в кольце объятий. — Да? — Да. Он вобрал его «да», ответ Адама своими губами с его губ. Поцелуй был долгим и глубоким, как сон, как сама смерть. Новый порыв ветра разметал волосы Адама, но он не мог оторваться от Томми, захваченный его поцелуем и опаленный его жаром. Они оторвались друг от друга, потому что им обоим не хватило воздуха. Томми был словно в лихорадке. — Адам, — он выглядел внешне спокойным, но при это прекрасно осознавал, почему именно он пришел сюда, на эту верхотуру башни. — Я должен сказать тебе, что … Подожди… — Он потер ладонью лоб. — Не пугайся, но, скорее всего, это единственное место, куда он еще не добрался. Адам посмотрел через плечо вниз. — Я не отпущу тебя, Томми. — Просто сказал он. — Что бы ни случилось, кто бы не пытался нам помешать. Разве помешать нам — возможно? — Феникс не отступится от тебя. — Томми уперся руками в его грудь. — Он будет постепенно захватывать мой разум, кусочками, незаметно, а потом — потом он заменит меня полностью. А ты не станешь сопротивляться, потому что будешь видеть меня и мириться с тем, что это я. Не хочу так. Не хочу исчезать из тебя постепенно, как тень под солнцем. Сам. Уйду сам и все. — Нет, нет! — закричал Ламберт, стараясь не выпустить Томми из рук, но у него не получалось, тот, словно получив силу извне, рывком высвободился и перегнулся через узкий подоконник, каким-то чудом очутившись снаружи и повиснув, зацепившись за карниз на огромной высоте башни. — Не смей! Держись! Адам орал так, что все оказавшиеся поблизости люди разом вздрогнули и задрали головы вверх. А Ламберт почувствовал, как время стало вязким, тягучим, как растопленный мед, таким же липким, намертво приставшим к его пальцам, мешающим его движениям. Неужели все повторяется здесь, в Майами? Томми, висящий над пропастью, на башне, еще секунду-другую и он прыгнет вниз, чтобы разбиться о мраморные плиты? Все происходит вновь, потому что чертовы часы на башне, в какой-то параллельной вселенной пошли назад, пожирая их уже прожитое время? На лестнице уже слышался шум, шаги поднимающихся на помощь людей. Адам, вцепившийся в Томми, почти сполз с подоконника, но продолжал упрямо цепляться за него, борясь не за себя, а за него — за Томми. — Держи меня за руку! — Хрипел Адам. — Не смей отпускать! Он смотрел в его глаза и Адам заметил, как проклятая синева из томминого глаза стала постепенно заменяться на свой прежний родной карий цвет. — Отпусти меня! — Нет! — Отпусти мою руку! Дай мне уйти! — Нет! Не дам! Адам вскинул голову. Еще один рывок, от которого у него чуть не полопались все вены, он рванул Томми вверх на себя, и тут его сзади обхватили еще подоспевшие люди, втащив их обоих внутрь башенной площадки, они не удержались на ногах и ничком повалились на каменный пол. — Странно видеть небо таким. — Сказал Томми. — Оно будто перевернутое. Обратный рейс Майами-Новый-Орлеан был вечерним. Адам и Томми улетали домой, после двух дней, проведенных на знаменитом побережье Флориды. Всего два часа до дома, два дня вне дома, а собирать по осколкам пришлось много. Адам поймал себя на мысли, что уже начал надеяться, пока еще только робко надеяться, что осколки эти не поранят Томми так глубоко, что царапины эти невозможно будет залечить… «Почему я думаю об этом?» И тут же Ламберт не услышал, а почувствовал, что и Томми, который задремал, привалившись к его плечу, что и Томми тоже, думает о том же, что и он. Время похоже на реку. На наши сны. Оно густое и вязкое, как прибрежная глина, загадочное, как ночь. Время — это мы… И потом, уже дома, в их общем доме, в их спальне, в ночном сумраке, который рассеивался только под теплым желтым светом настольной лампы под сборчатым абажуром, тогда они снова и снова любили друг друга. Что им могло сделать это время? Если все у них было — свет, спальня и мир поверх плеча Адама. Тени на стене повторяли переплетение их тел. Глаза светлые, прозрачные, словно наполненные чувственным серебром, в которых тонули карие, темные и непроницаемые. Волосы светлыми прядями упавшие на темный каштан непокорных других волос. Тела, которые были словно созданы друг для друга и сами знали, что лучше и как надо… Волна поцелуев — Адам не мог сдержаться и следы его губ отпечатались на нежной молочной коже шеи и плеч Томми. Руки Томми, его пальцы, скользящие по предплечьям Адама, касающиеся его мускулов, его изгибов, все его тайные места, которыми Томми касался губами, которые он зацеловывал тысячью поцелуев… — Адам… — Снова и снова тянул Томми его имя, а Адам снова и снова наслаждался звуком его голоса, его тембра, его манеры вытягивать конечные согласные и тут же скатывать их, делая тверже и бархатистее. — Адам… Что они вспомнят из того, что было? Где, в каком времени они остановились? Или это время остановилось для них? Они вспомнят, как дикое желание обладать друг другом вело их вверх и вперед, заставляя Томми снова изучать ртом тело Адама, распростертое под ним, облизывать его соски и спускаться ниже к тяжелому набухшему члену, слизывая капельку выступившей смазки. А руки самого Адама в это время сжимали томмины ягодицы, блуждали по всей его округлой заднице, добираясь пальцами до сжавшейся дырочки и сразу же перемещаясь к томминому члену с ярко-красной головкой от прилившей к нему крови и отчаянного желания. И вот уже когда казалось, что эта сладкая пытка уже могла бы разорвать им вены и вытянуть наружу все сухожилия, Томми толкнул на спину распаленного Адама, а сам, чуть помедлив над его каменной твердостью и дав ему рассмотреть себя, даже в сексуальной дрожи не потерявшего своего вида серьезного заучки-ботаника, как бы странно это не звучало, но выглядело еще как аппетитно, без всякой подготовки опустился на член Адама, стараясь прочувствовать каждый его миллиметр всем собой. Они оба были во власти темных, древних, первобытных инстинктов, когда важным было лишь то, что Адам внутри Томми и заполняет его собой полностью и безоговорочно. Адам уперся пятками в постель, чтобы еще крепче прижать к себе Томми. — Да, — задыхаясь, пробормотал тот. — Трахни меня, сильнее и глубже, как только сможешь. — Господи, — простонал в ответ Адам. — После стольких раз, как тебе удается быть таким… узким? — Так же, как и тебе удается быть таким… гигантским… — Усмехнулся Томми, смахивая челку с глаз. Томми сразу же начал двигаться резко и сильно, не позволяя себе ни на минуту замедлить темп, но этого им почти сразу же стало мало, и тогда уже Адам перевернул Томми на спину, укладывая его под себя и закидывая его ноги на свои плечи. Это был их собственный идеальный угол проникновения, который позволял члену Адама погрузиться в тело Томми на полную свою мощь и величину. Ускоряющиеся фрикции создавали еще и их особую комбинацию — член, заполняющий узкий проход и пламя, разрастающееся внутри их тел и сжигающий их дотла. — Все, все, — простонал Томми, судорожно сжимая уже выстреливший спермой свой член и еще выше вскидывая бедра, позволяя и Адаму кончить, обильно затопив его задницу. — Как охрененно, милый! Адам еще немного задержался внутри Томми, пользуясь случаем полежать на нем, целуя его пересохшие, но по-прежнему манящие своей безупречностью, губы и подышать запахом его влажной от испарины кожи. — Томми, — Адаму все же пришлось покинуть такое уютное гнездышко в томминой заднице, — Ты мне обещал рассказать все про то, что произошло в Центре! — Да ничего особенного там не происходило. — Откликнулся Томми, водя пальцем по животу лежащего подле него любимого. — Темный Феникс пытался вырваться из своей преисподней. — А все эти обследования? — Не унимался любознательный Ламберт. — Анализы и диагностика? Ты уверен, что сейчас ты… мы в безопасности? — Абсолютно. — Безмятежно улыбнулся Томми. — Я все еще твой суперчеловек со своими сверхспособностями. Я вижу и чувствую: все прекрасно. — Наши заветные желания, исполняясь, крепко, фатально удерживают нас… — Проговорил Адам. — И твой дар это тоже часть тебя. Возможно, самая главная. — Мы часто бываем такими доверчивыми сами к себе. Мы не лжем, не обманываем, не обещаем… Просто доверчивые. — Томми положил голову Адаму на грудь. — Но время течет, время проходит… — Ну, знаешь, милый мой, — Адам поцеловал его в светлую шелковистую макушку. — Иногда нужно и отпустить его, это время. И тогда самое главное желание твое будет, чтобы следующий день выдался ясным и теплым. — И чтобы мы были вместе. — Добавил Томми. — Вместе. — Повторил Адам. На небе уже начала пробиваться зеленоватая полоска утренней зари. Над величественным Мексиканским заливом крепчал свежий восточный ветер.