Совсем не снежная

В клане Нура почти нет секретов. Тем более, их очень мало у тех, кто приближен к Первому Главнокомандующему. Все ёкаи из свиты Нурарихёна знают друг друга ровно настолько, насколько требуется. А сам Первый знает своих подчинённых и верных друзей чуть больше, чем нужно. Только Сецуру никто не знает. Знают Юки-Онну - холодную и дерзкую. Совершенно не сентиментальную, не ласковую и не нежную. Ехидную, с бесенятами в рубиновых глазах и холодными пальцами, с громким резким голосом, с полуулыбкой на губах. Знают сильную аякаши. А Сецура ведь не такая. Телохранительница Первого - да, а Сецура - нет. Она ведь не только ёкай, она ещё и женщина. Она умеет чувствовать и хочет быть не только ледяной статуей, что защищает своего предводителя, не только посудомойкой и нянькой его сыну. Она хочет быть живой, дарить тепло и настоящие улыбки, а не вечно искривлённые усмешки. Только тепло - это совсем не её, а улыбки дарить некому. Потому что любимый - с другой, а больше никому нет дела до Сецуры. Есть дело до Юки-Онны. "Снежная..." - шепчутся за спиной гордой аякаши, когда думают, что та не слышит. А она ведь слышит. И кричать хочется, что вовсе это не так, что она совсем не снежная. Только Сецура молчит, потому что она - Юки-Онна. Ей положено быть снежной. Иногда Сецуре даже обидно, что она ёкай, что сильная, что красивая. Обидно, что Юки-Онна. Потому что Юки-Онны снежные и холодные. Не живые почти. Как статуи. Такие же красивые. Такие же холодные. Такие же неживые. Иногда женщина думает, что если бы она была человеком, то всё было бы совсем иначе. Не было бы вечных сражений, не было бы Нурарихёна и первой любви, не было бы осточертевшего слова "снежная". Не было бы Юки-Онны. Была бы только Сецура. Сецура думает, что, если бы она была человеком, однажды она могла бы выйти замуж, родить детей и воспитать их, а потом умереть от старости. От старости. А не в бою. Только Сецура всегда отгоняет от себя такие мысли. Она ёкай, Юки-Онна, ничего тут не попишешь. Тут уж как ни старайся, а судьба так распорядилась. И вертись как хочешь - дело твоё. Иногда Сецуре приятно, что она ёкай, что сильная, что красивая. Приятно, что Юки-Онна. Потому что у неё есть сила, чтобы защищать тех, кого она хочет защитить. А она обещала защищать своего Главнокомандующего. Она обещала быть верной. И она верная, до сих пор верная. Не променяла своего Первого ни на кого. Хотя, какого к чёрту "своего", когда он и не её вовсе? Какого "своего", если у него есть жена и сын? Только Сецуре плевать на это. Она принадлежит только Нурарихёну, а какая-то его часть принадлежит только ей. Ей, Сецуре. Не Юки-Онне. Только вот Нурарихёну она вовсе не нужна, как женщина. У него прекрасная любящая жена, которую он ни на кого не променяет. А Сецура знает цену себе, и ни за что не побежит к нему на одну только ночь в постель, чтобы утром снова корчить из себя ледяную статую. Сецуре не нужны чувства на одну ночь. Ей нужны чувства на века, ибо она ёкай, она долго проживёт. Только нет того, кто бы подарил ей эти чувства. Никому не нужна снежная повелительница. Иногда Сецуре безумно грустно, что она ёкай, что сильная, что красивая. Грустно, что Юки-Онна. Грустно, что все думают, что она снежная. Она ведь живая. Жаль только, никто не видит... *** - Эй, Юки-Онна! Оборачиваясь на громкий оклик, Сецура уже привычно натягивает маску холодной и ко всему безразличной аякаши, прикрывая губы рукавом кимоно. Рубиновые глаза прикрыты, томно-скучающий взгляд направлен прямо на Нурарихёна. А глаза льдистые. Холодные. Снежные. Только Нурарихёна это совсем не заботит. Он, видать, снова улизнул с важного собрания, оставив вместо себя Карасу-Тенгу. Он привык к такому взгляду. Он не пять минут с женщиной знаком. Ему Юки-Онна кем только ни была. И подругой, и любовницей, и подчинённой. Он её знает назубок. Юки-Онну знает. Не Сецуру. - Юки-Онна! - снова окликает он её, стоя, прислонившись к дереву. В золотых глазах плескается ехидство вперемешку с озорством. И не скажешь даже, что это - Великий предводитель Хякки Якко. Шаловливый парень, не больше, как ни погляди. Юки-Онна вздыхает, качая головой. - Что-то случилось, Нурарихён? Она только наедине позволяет себе такую вольность - обращаться к Главнокомандующему по имени. Непозволительная роскошь. - Ничего не случилось. - прищуривает глаза мужчина, внимательно глядя на собеседницу. - Тогда зачем ты здесь? - недовольно бурчит женщина, медленно раздражаясь. - Я давно хотел сказать... Нурарихён замолкает, а Сецура недоверчиво смотрит на него. Что он хочет ей сказать? Неужто, в любви признается? "Нет, - одёргивает себя женщина, - такого не будет. У него есть та человечка. Ему ты не нужна." Молчание затягивается. Сецура начинает нервничать. Да что же он тянет-то?! - Не обращай внимания на эти глупые перешёптывания за твоей спиной. Ты ведь совсем не снежная, Сецура. Я знаю. И Нурарихён смеётся, исчезая во тьме, оставляя свою подругу, смущённую и растерянную, один на один со своими мыслями. Иногда Сецура безумно рада, что она ёкай, что сильная, что красивая. Безумно рада, что Юки-Онна. Она ведь осознаёт, что Нурарихён действительно знает своих подчинённых чуть больше, чем нужно.