Почувствуй себя отличником

Было тепло. В комнате пахло чем-то до боли знакомым, словно Илью насильно вернули на несколько месяцев назад, но он все еще не понимал, где находится. Это точно не его комната — да и его комнатой это быть априори не может; это не больница и даже не морг, куда он мог загреметь в ближайшее время с таким-то образом жизни. Мальчишка поднялся с кровати и осмотрелся вокруг себя. Впереди было большое окно, выходящее на лес, что естественно навело Муромова на мысль о маньяке. Но нет, это вряд ли был маньяк, потому что маньяки так ласково со своими жертвами не обращаются. Последним воспоминанием было, кхм… было встревоженное лицо Фила напротив. — Фил? — переспросил сам себя Илья, удивляясь звучанию этого слова в вопросительной и совершенно новой для него интонации, и, будто бы пробуя его на вкус, еще раз повторил: — Фил? Постойте-ка, под чем это таким настолько сильным я был, что согласился поехать к Черных? Ох, черт… Футболка, причем явно не принадлежащяя ему, не защищала от озноба. Илье пришлось укутаться в одеяло, дрожа то ли от холода, то ли от температуры, и только теперь он смог нормально осмотреться вокруг. Комната, при этом вполне себе обжитая своим хозяином, находилась на втором этаже дома. В ней были голубые стены, синий ковролин и много-много разнообразных плакатов. — Вешать эмблемы «DC» и «Marvel» на одну стену — какое-то ужасное кощунство, — возмутился Муромов, не без любопытства трогая пальцем фигурки из вышеупомянутых вселенных. Стеллажи с комиксами и фигурками возвышались над полом и доходили чуть ли не до потолка; шкаф с одеждой и комод с таким же содержимым скромно примостились рядом. Письменный стол, на котором тихо гудел компьютер, тусклым светом освещая учебник алгебры, и всю эту композицию объединяли плотные темные портьеры — шторами их назвать нельзя. Несколько секунд раздумывая над своим решением, Илья закусил губу и слабо толкнул дверь комнаты. Та поддалась, и мальчишка на цыпочках вышел в коридор. Снизу доносился приглушенный расстоянием между помещениями диалог, а еще очень сильно пахло какой-то выпечкой. Живот заурчал — Муромов вспомнил, что нормально не питался вот уже неделю, перебиваясь то сухариками, то водой. Сглотнув, он медленно начал спускаться по лестнице, но предательский скрип одной из ступенек предупредил его феерическое появление. Смущённый Илья, все еще стоя на лестнице в одеяле, созерцал две пары абсолютно идентичных синих глаз, принадлежащих абсолютно идентичным по внешности людям, различным у которых был лишь пол. Девушка у плиты спокойно выпрямилась, изящным жестом руки забрала золотистый пружинистый локон за ухо и перевернула шипящий блинчик на сковородке. Фил, сидящий за столом, отложил свой смартфон в сторону, поднялся со стула и порывисто обнял Илью, чуть коснувшись его щеки губами. Муромову, чья температура тела варьировалась между тридцати семью и ста градусами по Цельсию, этого жеста со стороны Черных было вполне достаточно для того, чтобы вспыхнуть самой заспиртованной спичкой. С ухмылочкой в половину лица Фил отступил в сторону и, как ни в чем не бывало, вернулся на свое место, вновь уткнувшись в смартфон. Девушка, наблюдающая за этой индийской мелодрамой со стороны, насмешливо покачала головой и вежливо сделала вид, что ничего не заметила. — Привет, чучело, — кивнула входящему (наконец-то Илья снизошел до спуска с лестницы) она. Тот заметно оскорбился: — Я не чуч… — Чучело ты, чучело, — ласково произнесла девушка, разливая кофе, только что снятый с плиты, по трем ажурным керамическим чашкам. — Я вот королева ведьм, поэтому в сегодняшний субботний вечер улечу на шабаш, а твой старый знакомый, — многозначительный кивок в сторону насупившегося Фила, — дядюшка леший. Ну или кикимор, это уже от его настроения. — Знакомься, — кисло произнес блондин, — моя старшая сестра Лина. — Я заметил, что старшая сестра. У вас в семье все такие… с приветом? — Илья многозначительно кивнул в ее сторону. Девушка не удержалась и тихо прыснула. — Илья, — Фил вдруг всполошился, — ты, наверное, ничего не ел со вчерашнего? Я могу налить тебе чай и… — Налей лучше коньяку, — фыркнул Муромов, — при этом себе. Ты слишком сильно волнуешься за мое ментальное и физическое здоровье. — Как романтично и нежно, — наигранно всхлипнула Лина, утирая с щеки несуществующую слезу. — Я, кажется, сейчас разрыдаюсь от чувств… — И сестре своей тоже коньяку налей, — вмиг дополнил свой ответ Муромов, вызвав негодование у Лины. — Вы так хорошо подходите друг другу, — умилился Фил, складывая ручки на груди подобно принцессе. — Надеюсь, что я смогу побывать на вашей свадьб… — Фил! — общее негодование в сторону блондина заставило того заметно оскорбиться и подбочениться. — Ну что-о? — раздраженно выдохнул тот. — Вы воркуете, как голубки, и после этого смеете обижаться на мои безобидные попытки стать вашим тамадой? Да после такого вы просто обязаны назвать своего ребенка в мою честь! Лина шумно вдохнула и отвесила Филу ощутимый подзатыльник. — Это чтобы впредь лучше думалось, — ласково пояснила она, пока раздосадованный Фил потирал ушибленное место. — Думаю, мне стоит оставить вас наедине. Прощайте, голубки. Девушка неспешно завязала пояс пальто и вышла из дома, напоследок кинув на Илью многозначительный взгляд, который он растолковал абсолютно верно. — Я думал, что природа в вашей семье отыгралась на тебе, но твоя сестрица ввела меня в легкое заблуждение по этому поводу, — пожаловался Илья. Фил улыбнулся. — Может, снимешь уже свое одеяльное царство, больной ребенок, и нормально поешь? За несколько дней вне дома ты явно должен был проголодаться. Муромов похолодел, вцепляясь в края одеяла с удвоенной силой. Севший в одночасье голос сдавал его со всеми потрохами: — С ч-ч-чего ты это взял? — Когда я увидел тебя в магазине, — Фил убрал телефон, — я подумал, что это бомж-недоучка. Да у тебя на лице написано, что тебя либо вышвырнули из дома, либо ты психанул и ушел сам, гордо оставив дома не только вещи, но и мозги. Сраженный столь точной конкретикой Илья ссутулился и бездумно смотрел в пол, пряча глаза в паркете. Это попадание в десятку с одного раза невыносимо сильно напрягло его, но он все еще играл, пытаясь вывести счет этой игры в свою пользу. — Я не уходил из дома, — более-менее спокойным голосом произнес Илья. — Все это время я провел у себя в квартире, кхм, страдая ангиной… — Дома с непросыхающим алкашом-отцом? — брови Фила взлетели вверх. — Ну-ну. — Откуда, черт, ты это все берешь? — сквозь зубы процедил Муромов. — У меня есть свои источники, — полуулыбка вернулась на лицо блондина. — Может, ты всё-таки расскажешь мне, что произошло? В противном случае я привяжу тебя к стулу и заставлю признаться так. Но сначала ты поешь, о’кей? Пожалуйста, Илья. Рыжик вздохнул, взял в руки тарелку с остывающими блинами и сел рядом с Филом, угрюмо смотря в чашку с темным кофе. Сейчас Илье было очень, очень неловко перед одноклассником, который просто так забрал его к себе, не требуя особой отдачи, а сам мальчишка вел себя слишком по-скотски с ним в последнее время. — Прости, — предельно тихо прошептал Муромов. — Я… я… — Успокойся, пожалуйста, — Фил был всерьез обеспокоен ментальным здоровьем своего друга, который, казалось, хотел разрыдаться прямо сейчас. — Все хорошо. Я тебя понимаю. …Все началось еще несколько месяцев назад. В середине сентября, придя домой из школы, Илья услышал громкие крики, ругань и звон посуды. В коридор вышла мать. Она была куда-то собрана — женщина держала в руках чемодан, параллельно с этим бегло утирая слезы с щек. Она наклонилась к ошеломлённому сыну и, коротко поцеловав его в лоб, сказала: — Мы с твоим отцом развелись. По решению суда ты, увы, остаешься с ним, но я по-прежнему буду тебя любить, дорогой. Если что-то с тобой произойдет в этом змеином гнезде, немедленно звони мне или бабушке. — Но… Илья не успел договорить — мать вылетела за дверь, хлопнув ею напоследок. Муромов не понимал совершенно ничего из происходящего — он чувствовал себя одиноким и брошенным. Из комнаты вышел отец. Он выглядел невероятно злым, и, поправив галстук, бросил сыну: — Уберешь вещи и сделаешь все за свою ненормальную мамашу, которая бросила нас из-за какого-то бизнесмена. Несчастная шлю… — Не смей! — пронзительно закричал Илья. — Она бросила не нас, она бросила только тебя, потому что… Мальчишка запнулся, не в силах договорить — он был слишком подавлен для каких-либо действий. Замешкавшись на пару секунд, он получил сильнейшую пощечину. Тупая боль разрывала щеку, и взгляд уже не янтарных, а почти красных глаз, полный сильнейшей ненависти, устремился вверх. — В этом доме, щенок, ты не будешь дерзить мне, иначе закончишь свои дни намного раньше, — этот оценивающий прищур теперь коробил мальчишку еще сильнее. — Не сделаешь, что я сказал до моего прихода, и можешь навсегда попрощаться с телефоном и прочими вещами, без которых твоя подростковая жизнь кажется пустышкой. Муромов молчал. Слезы, содержащие в себе куда больше промилле соли, чем вода Атлантического океана, градом стекали по горящей от боли щеке, но Илья молчал. Да, ему было больно, да, он был унижен, но других вариантов у него просто не было. В этом доме нужно было либо жить по чужим правилам, либо умереть по своим. Царапины и следы то ли от побоев, то ли от мазохизма были разбросаны по всему телу и с завидной периодичностью появлялись вновь. Круг общения в целях сохранения маленькой тайны своей семьи был сужен до хомячков в живом уголке кабинета биологии. Постоянным пристанищем и на уроках, и на переменах стал школьный туалет, где из перемены в перемену, сидя на холодном кафеле, Илья безостановочно рыдал, лицом уткнувшись в собственные колени. Мальчики не плачут, Илья. С утра до ночи он предпочитал находиться в школе, нежели дома. Отец магическим способом умудрялся совмещать работу с бесконечными пьянками, и в те короткие промежутки времени, когда его не было дома, Илья не без опаски приходил домой, перебиваясь шоколадными батончиками. Он не видел смысла приходить домой вообще, потому что в прежде родном и любимом месте сейчас его ждали только бутылки из-под коньяка и ненормальный отец, готовый запустить в сына тяжелым торшером со стола за малейшее неповиновение. Последнюю неделю Муромов вовсе не приходил домой, предпочитая ему подвал. «Король теплотрассы», — угрюмо думал он, в который раз ложась спать на отсыревших с течением времени досках. Воровство стало вынужденной мерой — Илья не хотел умереть от голода в своем временном пристанище. Звонить матери он боялся, а бабушка, — его любимая бабушка, — лежала в больнице с подозрением на инсульт, и подвергать ее дополнительному стрессу из-за себя рыжик, естественно, не хотел. Он прогибался под тонной проблем, из ниоткуда в одночасье свалившихся на плечи одного хрупкого мальчишки, и просто пытался выжить, не видя в этом самом выживании никакого смысла. Фил молчал, не зная, что ему следет сейчас говорить. Его лучший друг, самый солнечный на свете мальчик, сейчас рыдал напротив, глотая безудержные слезы. Не выдержав этого гнетущего молчания после столь эмоциональной тирады, Черных вскочил с места и обнял своего друга, порывавшегося уединиться со своими проблемами где-нибудь подальше от внимания Фила. Сердце билось в лихорадочном ритме, пропуская по несколько ударов за раз. Поначалу отпирающийся Илья пытался вырваться, но вскоре обмяк и плакал, уже уткнувшись в плечо Черных. Он прекрасно ощущал, как промокает его свитер, но понимал, что если сейчас оставить Илью в таком состоянии, это будет равносильно самому сильному предательству с его стороны. — Наверное, я доставляю тебе неудобства да? — хлюпая носом, поинтересовался Илья. — Мне, скорее всего, стоит уйти, потому что… — Все хорошо, — приговаривал Фил, поглаживая свое солнышко по волосам, — все будет хорошо. Мы съездим к тебе домой и заберём твои вещи, пока отец будет на работе, и… Даже не думай о возвращении домой, ладно? «Я не прощу себе, если с тобой что-то случиться». — Ты ведь меня не бросишь? Фил готов был разрыдаться прямо сейчас, не стыдясь ничего — эта интонация, полная невероятной детской искренности, вызывала у него совершенно противоречивые чувства. — Нет, — Фил зарылся носом в непослушные рыжие локоны, что мечтал сделать уже несколько месяцев их более-менее тесного общения, — я не брошу тебя никогда. — Обещаешь? «Это противозаконно, потому что я сейчас расплавлюсь». — Обещаю. Они стояли посреди комнаты, два, казалось бы, противоположных парня, и обнимали друг друга как никогда крепко. Фил боялся упустить это солнце вновь и потерять его навсегда, поэтому вел себя необычайно аккуратно. Противозаконная магия рыжей ведьмочки каждый раз восстанавливала его с нуля, и он был каждодневно благодарен Илье за это крохотное волшебство в своей жизни. Рыжик осторожно высвободился из объятий и подошёл к окну. — Ты живешь на самой окраине Питера? — полюбопытствовал он, разглядывая стройные лесные сосенки. — Просто Лина же сказала, что она ведьма, — Фил встал рядом, — поэтому она и должна жить в са-а-амой лесной глуши. Теперь в этом доме на одну ведьму больше, да, колдунья? Сжечь на святой инквизиции тебя надо. Черных ласково щелкнул по усеянному беспорядочными веснушками носу. — Я слишком горячий для костра! — возразил Муромов. — У тебя просто температура и озноб, — заметил тот, тыльной стороной ладони дотрагиваясь до лба друга. — Выпей-ка таблетку от жара, дружок. Честно, это не наркотики. Черных протянул Илье упаковку с таблетками. — Если бы ты не сказал последнее предложение, у меня не было бы повода сомневаться в этих таблетках, а теперь мне страшно за свое будущее, — пробурчал мальчишка. — И вообще, тебе нужно соблюдать постельный режим! — заявил Фил. — Постельный лежим, угу, — Илья закатил глаза, словно маленький ребенок. — А если я не хочу? — В моем доме действуют мои правила, — усмехнулся Фил. — Вообще-то это мне решать, пойду ли я соблюдать твой постельный режи-и-им, — Муромов скривилися, передразнивая интонацию одноклассника. — Ты — моя собственность, — тонко намекнул блондин, заставляя розоветь кончик носа зеленоглазого мальчишки, — а, значит, мои правила все еще действуют. — А сертификат на собственность у тебя есть? — поддел его Илья и тут же выставил собственные условия: — Тогда ты принесешь мне чай в постель. — Угу. — И коньяку. — Вот еще, обойдешься. — И себя. — Стой, что? — Ничего, — Илья по-ангельски хлопнул глазами, заставляя завидовать своим ресницам всех принцесс Диснея, и вспорхнул на лестнице наверх. — Жду тебя. Фил с улыбкой покачал головой, искренне радуясь такому удивительному чуду, которое произошло в его жизни. — Обещаю, — еще раз, но уже для себя повторил Черных, прикрывая глаза от удовольствия, — я обещаю тебе, Илья.