***
Предвыборная кампания шла полным ходом. Все сотрудники офиса президента работали как один давно отлаженный механизм. Каждый день в Президентском дворце от рассвета до заката кипела бурная деятельность: проводились предвыборные совещания и встречи с журналистами, прорабатывалась программа кандидата, регулярно отслеживались настроения избирателей, писались речи предвыборных выступлений. В один из таких дней Колинда приехала в свою резиденцию после рабочей поездки по Загребу. Она быстрыми шагами шла по коридору, когда её взгляд остановился на Наталье Хмелиной, оживлённо беседовавшей с несколькими сотрудниками офиса. Колинда, сделав вид, будто остановилась для того, чтобы проверить какие-то документы, стала украдкой наблюдать за девушкой. Сложно было не залюбоваться: Наталья улыбалась и смеялась, заражая всех своим позитивом. Её большие глаза цвета переспелой черешни искрились радостью. Строгое платье-футляр тёмно-сливового цвета выгодно подчёркивало изящные изгибы тела молодой женщины. Из-за высокого роста, дополненного туфлями на каблуках, Наталья немного сутулилась, но даже это показалось Колинде очаровательным. Внезапно кто-то окликнул Наталью, и она обернулась так резко, что её золотистые локоны, рассыпанные по плечам, совершили в воздухе пируэт. К девушке уже подходил Томислав Маджар, советник президента по вопросам здоровья и спорта. Наталья лучезарно улыбнулась ему, положила руку на плечо, и они начали о чём-то непринуждённо разговаривать. Колинда почувствовала, как неприятно кольнуло в районе груди, губы от чего-то сжались в тонкую нить, и даже сердце, кажется, стало биться чаще. Женщина развернулась и резкими тяжёлыми шагами направилась к себе в кабинет.***
Через полчаса в конференц-зале Президентского дворца собрались на совещание все ближайшие советники и помощники Президента Хорватии. Наконец в кабинет зашла, звонко чеканя каблуками шаг, госпожа Грабар-Китарович. Прошла за спиной у всех присутствующих и остановилась прямо напротив Хмелиной — с другого конца стола. Одного быстрого взгляда хватило для того, чтобы у Натальи перехватило дыхание. Перед ней стояла восхитительная женщина, одетая в идеально сидящее по фигуре бежевое платье и туфли на высоких шпильках, подходящие по цвету. Светло-золотистые волосы были уложены в аккуратную причёску, а лёгкий макияж делал лицо ещё более сияющим. Наталье отчего-то захотелось вжаться посильнее в кресло, стать невидимой. Она опустила глаза и судорожно сжала край стола ладонями. Больше всего сейчас она боялась встретиться с Колиндой взглядами, но сама не знала, почему. Может быть от того, что ей казалось, все её чувства можно легко прочитать именно в глазах? А этого совсем не хотелось. Но где-то очень глубоко в душе у Натальи зарождался другой страх. А что, если глаза на противоположном конце стола не только заметят и всё поймут, но и… откликнутся?! Что тогда? За всё совещание Хмелина ни разу не подняла головы, не сказала ни слова. Она так сильно погрузилась в свои мысли, что только по встающим и уходящим коллегам поняла, что совещание окончено. Девушка уже собиралась встать и покинуть зал, когда Колинда окликнула её: — Наталья, зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет через десять минут, — от официальности тона у Натальи по спине пробежали мурашки. — Конечно, госпожа президент, — как можно более спокойно попыталась ответить Хмелина и, по-прежнему не поднимая глаз, удалилась из помещения.***
Много раз Наталья слышала выражение «ноги стали ватными», но до конца поняла его значение именно в тот день. Хмелина шла в кабинет президента и чувствовала, как ноги ослабели и подкашивались. Казалось, ещё чуть-чуть, и она упадёт в обморок. Не помня себя от страха, постучалась. Открыла дверь. — Госпожа президент, можно к вам? — молодец, голос почти не дрожал. — Конечно. Заходи, присаживайся, — Колинда жестом указала на диван. И куда успел испариться начальственный тон? Наталья опустилась на диван. Колинда присела рядом. После недолгой паузы взяла Хмелину за руку. Тщательно пряча волнение и стараясь говорить как можно мягче, произнесла: — Наталья, что с тобой? Ты сегодня сама не своя. Весь день молчишь, даже не смотришь в мою сторону. Может быть я чем-то тебя обидела? — Колинда держала ладонь Натальи и слегка поглаживала её большим пальцем. Эти прикосновения обжигали Хмелину пожаром, жар ударил в голову, и на щеках выступил румянец. Девушка наконец осмелилась поднять глаза на Колинду и увидела перед собой глаза, вмещавшие, казалось, целую вселенную доброты и понимания. — Со мной всё в порядке, тебе просто показалось, — не без труда смогла наконец выдавить из себя девушка. Но дрожащие ладони, которые Колинда держала в руках, говорили об обратном. — Зачем ты обманываешь меня? — Колинда провела рукой по голове девушки, пальцами убрала за ухо упавшие на лицо пряди. — Ты ведь знаешь, что можешь рассказать мне всё… Абсолютно всё. Наталья только поджала губы и почти неуловимо покачала головой. Как же сильно ей сейчас хотелось рассказать всё, что уже не первый год тяжёлым грузом лежало у неё на сердце. Но ещё сильнее был страх, что стоит ей только признаться, и сказка разрушится, Колинда отречётся от неё в ту же секунду раз и навсегда. Женщины сидели на диване, переплетя ладони, и, уже не стесняясь, не отрываясь, смотрели друг другу в глаза. И этих взглядов было достаточно, чтобы прочитать мысли, которые давно мучили обеих, чтобы почувствовать: если кто-то из них сделает хоть одно движение - случится то непоправимое, после чего дорога назад станет уже невозможной . Первой не выдержала Колинда. Отвела глаза, отпустила руки, встала с дивана. — Мне кажется, мы обе очень устали. Нам нужно расслабиться, — ни о чём не думая, она подошла к шкафу. Достала бутылку с коньяком. Разлила по пузатым бокалам. Протянула один из них Наталье. Заметила, что рука девушки заметно дрожит. Снова присела рядом. Колинда сделала глоток, от которого кровь сразу же ударила в голову. Женщина почувствовала, как стало жарко и вместе с тем… легко. Колинда наклонилась вперёд и поцеловала Наталью в щёку. И этот поцелуй как будто разрушил какую-то внутреннюю стену. По телу Колинды разлилась бесконечная нежность, она горячо дышала. Наталья почувствовала, как всё напряжение куда-то испарилось в миг, а ему на смену пришло неудержимое желание. Не в силах больше сдерживаться, она прильнула к губам Колинды, которая уже закрыла глаза, отвечая на поцелуй и чувствуя, как любимые руки сводят с ума, лаская талию, спину, грудь сквозь тонкую ткань платья. Жгучее желание выбросило из головы все разумные мысли. Женщины не думали о том, что в офисе, не смотря на поздний час, всё ещё могут находиться люди, что в любой момент кто-то из них может постучать в дверь. Что всё это неправильно. Они вообще ни о чём не думали. Губы Натальи впились в шею Колинды страстным поцелуем. Её руки были уже внизу. Ласкали бёдра. Хмелина почувствовала дикое желание сорвать с Колинды платье, но ей было страшно. Страшно неправильным, преждевременным движением всё разрушить. Сердце колотилось так сильно, что Наталья, кажется, слышала его буханье. Внезапная мысль вдруг обожгла: «Да это же не моё сердце так бешено стучит! Это её! Она ведь боится намного сильнее!» Хмелина смотрела прямо в испуганные глаза Колинды, как будто взглядом умоляла: «Поверь мне. Просто поверь мне». И Колинда повиновалась. Подняла руки, чтобы Наталья могла снять с неё платье, которое тут же полетело на пол. Через мгновение туда же отправилось второе платье. — Не бойся, — прошептала Наталья, сбивающимся голосом. — Я люблю тебя. Очень люблю. — Я тоже, — охрипшим голосом ответила Колинда и впилась поцелуем в такие желанные губы. Она больше не боялась. Чувства переполняли её, заставляя забыть обо всём на свете. Обе понимали, что не должны этого делать, но от этого целовались ещё жарче, ещё яростнее, как будто торопясь успеть, пока ещё можно было списать всё на алкоголь, на порыв, на помешательство. Наталья осторожно опрокинула женщину на диван и ловким движением освободила вздымающуюся грудь от бюстгальтера. "Откуда только столько духа и силы взялось в этой хрупкой и тихой девушке?" — пронеслась мысль в голове у Колинды. Грабар-Китарович закрыла глаза и застонала, ощутив поцелуй на груди, а за ним ещё один, и ещё. Женщина чувствовала, как всё тело покрывается мурашками и выгибалась навстречу ласкам. Наталья осторожно провела языком по соскам, и от этого стоны стали ещё громче. Когда бедро Хмелиной вжалось между раздвинутых ног Колинды, та уже не могла сдерживаться и вскрикнула. Шелковые трусики Колинды полетели на пол, кружевные Натальины — туда же. Руки Хмелиной ласкали грудь, живот, бёдра и наконец проникли туда, где всё пульсировало и почти до боли горело в предвкушении. Раздался сладостный вскрик. Пальцы внутри двигались тихо… Медленно… А потом всё быстрее и быстрее, заставив абсолютно бесконтрольно стонать. Губы уже опухли от поцелуев. Кабинет заполнился пьянящим, возбуждающим запахом. Чарующий аромат дорого парфюма госпожи президента («Том Форд» — его Наталья узнала бы и из миллиона запахов) перемешивался с запахом разгорячённых тел и ещё больше распалял и без того возбуждённых женщин. Колинда чувствовала, что она уже на пределе, и выгибалась всем телом в отчаянном желании ещё хотя бы немного продлить это восхитительное действо. Ещё немного… Ещё чуть-чуть… Но вот уже неописуемая волна пробежала по всему телу от ног к голове, заставив Колинду кричать и дрожать всем телом. Наталья легла на диван, и Колинда прижалась к её раскалённой влажной коже. Грудь опускалась и поднималась в такт окончательно сбившемуся дыханию. Едва успев восстановить силы, Колинда легла на Наталью сверху и протолкнула свою руку между двумя тесно сплетёнными телами прямо в манящую влажность между ног. Хмелина задрожала и выгнула спину навстречу её рукам, которые так сводили с ума. От жарких касаний всё плавилось и горело. Наталья задыхалась от восторга. Застонала тихо, затем громче и громче, в итоге практически перейдя на крик. — А я и не знала, девочка моя, что ты можешь быть такой громкой, — прошептала Колинда на ухо девушке, перед тем как впиться в губы дурманящим поцелуем. Тела выгибались, бедра двигались вверх-вниз в попытке найти нужный ритм. Губы Колинды впивались в пылающую жаром шею страстными поцелуями, оставляющими после себя алые следы. Поцелуи сместились ниже, к груди. Губы ласкали соски. Не в силах больше сдерживаться Наталья вскрикнула и почувствовала, как по телу разливается сладостная нега, долгожданное чувственное освобождение. Женщины не знали, сколько они пролежали на диване, обнявшись и восстанавливая дыхание. Пять минут? Десять? Час? Время растворилось. Наверное, им должно было быть стыдно, но никакого стыда почему-то не было. Было только чувство безграничного слияния и единения, а в голове пульсировала одна мысль на двоих: «Она — моя. А я — её». Когда Наталья выходила из кабинета, в дверях она столкнулась с руководителем администрации президента. Одного взгляда на Хмелину хватило Анамарии Киринич, чтобы понять: она явилась не вовремя. Краска ещё не сошла со щёк девушки, глаза горели возбуждённым блеском, а губы пылали от недавних поцелуев. — Ты меня не видела, — Наталья подмигнула Киринич и удалилась, покачивая бёдрами. Сейчас она была так счастлива, что абсолютно не волновалась о том, что могут подумать люди.***
На следующий день работа в офисе президента текла своим обычным чередом. Как будто и не было в этих стенах страстной ночи, позволившей двум женщинам нашептать друг другу всё то, что так долго лежало на душе. Утро, как обычно, начиналось с совещания. Все уже собрались и ожидали появления Президента. Наталья Хмелина заняла своё место за столом одной из первых. На ней был серый брючный костюм. На шее повязан лёгкий шарф — ни к чему кому-то видеть багряные пятна, напоминавшие их обладательнице о ночном безумстве. Наконец в кабинет зашла Грабар-Китарович. — Доброе утро, коллеги. На сегодня у нас много задач. Давайте без лишних слов приступим к работе, — снова этот командирский начальственный тон. Трудно поверить, какие нежности шептал этот голос ещё несколько часов назад. Колинда заняла своё место за столом переговоров. Прямо рядом с Натальей. Обожгла запахом духов. Лотос и чёрная орхидея. «Том Форд». Не спутаешь ни с чем. И Хмелина уже не слышала ни слова. Аромат перенёс её обратно в безрассудную ночь, рисуя перед глазами одну за другой картинки, от которых бросало в жар.