Нерушимые правила

      Наступили ужасные времена: никто больше не слушает панк-рок за завтраком. Кроме неё.        Прибавив громкости через приложение, Сакура, пританцовывая, вернулась к энергичному помешиванию яиц на сковороде и, подметив, как ровно распределяется белок, довольно улыбнулась. Она откровенно наслаждалась своим обострённым чувством перфекционизма, появившимся у неё вместе с самостоятельной жизнью. Скажи ей в прошлом, ещё шестнадцатилетней, что от всего она будет требовать высшей степени порядка — рассмеялась бы в голос. А сейчас — от работы до домашних дел — всё должно было быть идеальным.       Готовка так вообще была отдельным пунктиком. Погрешность толщины хлеба для тостов можно было измерить только штангенциркулем, а авокадо, прежде чем оказаться на них, будто пюрировалось само по себе прямо внутри кожуры точно в секунду своего созревания. Само собой, и болтунья, перекочевавшая сверху, была образцовым примером воздушности.        На ходу откусывая кусочек, Сакура переместилась с кухни на подоконник, где её уже ждала неизменное дополнение к завтраку, почти гарантирующее удачное начало дня — кружка с дымящимся кофе.         Свои выходные она проводила по-разному. Однако она всегда старалась выделить, хотя бы пару часов на себя. Её ритм жизни скорее всего оказался бы невыносим для большинства, и если бы не специально запланированные моменты одиночества, то и для неё самой.        Осторожно отпив горячий напиток из кружки, Сакура поправила надоедливо сползающую бретельку шёлкового домашнего топа. Сегодняшний день на самом деле был рабочим, но шишо чётко дала понять, что после столь неприятного инцидента на работе ей стоит взять хотя бы один выходной из десятка накопленных, как бонус за вечную переработку. И Харуно, вопреки собственному трудоголизму, не стала отказываться, решив, что обязательно найдёт, чем занять этот день.       Не то чтобы она страдала от глупой выходки Хатаке — Сакуре в принципе претили долгоиграющие душевные метания, но не признать того, что ей неприятно, она не могла. Ведь в день её рождения, сидя рядом с ним, ей было абсолютно комфортно, и она ни на секунду не задумывалась о правильности сказанных слов. Как же давно ей не удавалось так легко вести разговор!       Она удобнее перехватила кружку с кофе и усмехнулась собственным мыслям: ничего подобного в отношении Учихи она не чувствовала. Не было ни ярости от не менее дурацкого поступка, ни опустошающего чувства разочарования. Она просто приняла всё это, как аксиому, и продолжила жить. Возможно, что ей было спокойнее из-за личного извинения Обито и, если бы Хатаке поступил так же, Сакура аналогично плюнула бы и забыла. Но Какаши… постыдился? Струсил? Или же просто решил не заморачиваться с объяснениями. В любом случае, думать об этом уже поздно — навряд ли она увидит Хатаке на пороге собственного дома или кабинета по доброй воле.       Лениво потянувшись и нарочно игнорируя документы и копию блокнота на журнальном столике-сундуке у изножья кровати, Сакура обвела взглядом квартиру, прикидывая, сколько в этот раз займёт еженедельная обязательная уборка. Удивительно, но даже сравнительно небольшое количество квадратных метров требовало к себе немало внимания. Переделать однушку в студию было изначально её решением, так как прежде всего в жилище она ценила простор. Обставляла её она также сама, воспользовавшись лишь минимальной помощью знакомого дизайнера.        Комната была разбита на два уровня, один из которых почти полностью занимала встроенная в пол двуспальная кровать. Кухня с островком-барной стойкой и гостиная были небольшими. Для экономии пространства подоконник, на котором она любила завтракать, был также диваном. Единственная дверь, кроме входной, вела в ванную. Вроде бы и убирать толком нечего, так как Сакура придерживалась философии «чисто там, где не мусорят», но жизнь в центре города имела противный недостаток в виде вездесущей пыли, имеющей свойство появляться магически из ниоткуда даже при закрытых окнах.        Дожевав второй тост, она откинулась назад, чувствуя, как холод от стекла посылает сонм мурашек по спине, и прикрыла глаза. Лень не была характерна для неё, однако несмотря на то, что рутина делала её жизнь сбалансированнее и приятно более предсказуемой, она всё ещё оставалась рутиной.        Пальцы на автомате наощупь потянулись за кожаным конвертом для табака. Всегда работающая уловка. И перед собой почти не совестно. Ещё пять минуток прокрастинации — и можно приниматься за список дел.       Придерживая по дурацкой привычке губами фильтр, она распределила тонкую дорожку табака на специальной бумаге и вложила тот с одного края. Дальше всё лишь приобретённый механический навык: пару раз прокрутить, спрессовывая содержимое вместе, и ещё разок, сворачивая в сигарету. Вуаля. Облизать край и поджечь — готово к употреблению лицам старше восемнадцати.        Открыв окно, Харуно щёлкнула зажигалкой и блаженно затянулась. Дым царапнул горло и скользнул по трахее, лёгкое головокружение ударило в голову, а вместе с ним пришла и расслабленность. Всё же вся эта история с убийствами ложилась на её плечи весьма ощутимым грузом. Поехавшие фанатики, настоящие изверги, маскирующиеся под обычных извращенцев, и извращенцы, прикидывающиеся ответственными тематиками, встречались всё чаще. Однако обычно дело не заходило дальше вдребезги разбитых розовых мечт девиц, романтизирующих самое настоящее насилие. И если таковые каким-то чудом попадали в клуб, то, нарушая правила, навсегда исключались из него.       Здесь же… серия убийств.       Она нервно передёрнула плечами: сквозняк из открытого окна скользнул по оголённым плечам и вырвал из вязкого облака мыслей. Бессильная скорбь делу не поможет.       Затушив сигарету, Сакура прикрыла окно и подошла к столику с документами. Она почему-то совершенно не могла заставить себя протянуть руку и открыть этот чёртов блокнот. Спустя пару мгновений тишины и бездействия, ей всё же пришлось честно признать — она боится.       Боится узнать в чужих словах и фразах кого-то знакомого и близкого. Что, если за личиной психа скрывается тот, кому она не раз улыбалась? Тот, с кем иногда заглядывает в любимый бар, или тот, с кем так приятно вести разговор за чашкой травяного чая. Но более всего Сакура боялась, что окажется совершенно бесполезной — затеряется в путанных строках и словах, так ничего и не поняв о той убегающей девушке.       Глубоко вздохнув, она нахмурилась и потянулась за подшитой папкой. В конце концов, отодвинуть собственный страх на задний план не сложно, ведь промедление может быть смерти подобно.       Раскрыв папку на случайной странице, Сакура бегло осмотрела лист — размашисто и криво на всю страницу было нацарапано:       «А нам идёт синий!»       «gula gula gula gula»*       «Нет, так ни черта не разобрать». Сакура поморщилась и открыла первую страницу, сразу же удивляясь идеально ровным столбцам каллиграфически выведенных иероглифов:       «Я лишь хотела разделить эту боль».       «Узнать границы отвращения».       «Мне понравилось. Чувствую себя грязной».       Тошнота подкатила к горлу, заставляя Харуно часто и нервно сглатывать. Записаны были лишь обрывки фраз, и чувство, что она медленно погружается в гниющую требуху чужого больного разума, нахлынуло так внезапно.       «Да я и так в этом дерьме по уши», — раздражённо цыкнула она и продолжила чтение.       «Во всём виновата сама».       «Он узнал о дневнике. Он узнал, что я была у неё, и избил меня. Но теперь ты снова рядом, и я не боюсь».       Сакура сосредоточено раз за разом всматривалась в бессвязные строки, стараясь отыскать скрытый смысл и поражаясь аккуратности писавшего. Складывалось ощущение, что, прежде чем записать свои мысли сюда, их не раз переписывали в черновик, и, только добившись идеального чистописания, переносили в оригинал. Тогда что же произошло в середине блокнота?       Перевернув страницу, она рассеяно замерла: «Вот, где почерк поменялся впервые!»       «Я же говорила всегда носить его с собой, чёртова дура!»       От шока Харуно на миг задержала дыхание — это не просто сборник чьих-то мыслей, а связующая нить двух разных людей. И один из них убийца! А что, если это целая группировка? Руки немного задрожали от волнения, и Сакура, медленно выдохнув, продолжала тщательно изучать записи. Ни дат, ни имён, ни каких-либо видимых зацепок — лишь страх перед кем-то вперемешку с кривыми попытками успокоить боявшегося.       Дойдя до уже прочитанной страницы, Харуно уже примерно знала, что ждёт её дальше: судя по записям, эта девушка уже не раз встречалась с покойным Акимичи, и красноречивое «gula» лишь подтверждало, что эти пометки именно о нём.       Размяв затёкшие от напряжения плечи, Сакура перелистнула страницу и несдержанно ахнула от прочитанного:       «Что ты наделала?! Мы убили его!»       «Он во всём виноват сам. Не нужно было тебя бить, когда ты назвала его жирным».       «Я пойду в полицию. А лучше сразу всё расскажу М.-сама!»       «Не смей! Нас посадят в тюрьму, и он нас бросит. Ты же не хочешь, чтобы и он отказался от нас?»       — Что за чёрт…— Харуно не удержалась от комментария, резко дёргаясь от звука зазвонившего домофона.       Отложив аккуратно копии, она нехотя встала и подошла к двери — гостей она не ждала, а потому не ожидала увидеть подмигивающего в камеру наблюдения Учиху.       — А ты что здесь забыл… — буркнула она себе под нос.       Однако лучше не игнорировать незваного гостя: Обито был несколько навязчив, но не настолько, чтобы заявиться без веской причины. Она нажала на кнопку домофона, впуская Учиху в подъезд.       — У меня вообще-то законный выходной, Обито-сан, — шутливо протянула она, «радушно» распахивая дверь перед его носом.       «Надеюсь, что ничего важного всё-таки не произошло, а тебя на порог привело необъятное шило в заднице».       — У меня к тебе не совсем рабочий разговор, Сакура. — Обито приветливо улыбнулся, всем своим видом давая понять — расслабься, всё в порядке.       После учтивого поклона, он бесцеремонно посторонил её и, перехватив бумажный пакет в руках, проскользнул в квартиру.       — А у тебя здесь довольно уютно.       Сакура лишь бессильно приподняла брови. Вид свободно хозяйничающего на её кухне Обито — не то, что она когда-либо хотела увидеть. Она сложила руки в замок, стараясь хоть как-то оградиться от такой навязчивости, но всё же прошла следом и, нарочито громко выдвинув стул, присела на него.       — Я взял еду на вынос из ближайшего ресторанчика, так что всё ещё должно быть горячим. — Обито шарил по шкафчикам, звенел тарелками и выглядел в целом довольно уютно, если бы не одно «но». Это её кухня.       — У тебя должны быть весьма веские причины для того, чтобы так наглеть, — как можно спокойнее произнесла она, но Учиха не отреагировал, продолжая накрывать на стол. — Обито, я повторюсь: мы не друзья.       — Я взял тебе лосось с овощами, знаю, ты не любишь острое, поэтому здесь минимум приправ. Вино и кофе, уж прости, на мой вкус.       Сакура беззвучно приоткрыла рот — возмущение будто застряло в горле. Сдаться без боя? Нет. Скорее, просто осознать, что не сможет выгнать его, пока он не получит того, зачем пришёл.       — Я буду кофе, — произнесла она, принимая правила чужой игры.       Закончив с сервировкой, Обито аккуратно снял запонки и закатал рукава сорочки (чуть мятой на спине и по бокам: он приехал на машине), отодвинул рядом стоящий стул и вальяжно уселся рядом.       — Так зачем пожаловал? — спросила Сакура, не отводя глаз от стаканчика.       — Ты уже читала дневник?       — Да, только что. — Она нехотя кивнула. — Дошла до убийства Акимичи. И пока могу сказать лишь то, что эти, очевидно, девушки мне не знакомы.       — Результаты графологической экспертизы придут лишь к концу недели, тогда и будем судить о том, сколько человек вели дневник. — Обито заметно помрачнел и, разломив палочки из ресторанного набора, о чём-то задумался.       — У тебя есть сомнения?       — Да, — решительно произнёс он и, переведя прямой взгляд на Сакуру, начал перечислять: — Во-первых, зачем всюду таскать с собой такую интимную вещь, как личный дневник? Во-вторых, манера письма постоянно перескакивает с «я» на «мы». Такое чувство, что нас просто хотят запутать. Да и ещё эти трое в записях.       Харуно медленно сделала глоток почти остывшего кофе и кивнула, безмолвно соглашаясь: всё написанное в дневнике было странным. Где проходят границы нормальности душевнобольного человека — душевнобольного ли? — да и есть ли они вообще? Покрутив стакан в руке, Сакура заметила, что они уже пару минут просто молча думают каждый о своём, и уточнила:       — М.-сама, «он, которого боятся» и «он, которого они обожают»? Ты о них?       — Да. В любом случае, ждём заключения психиатров и графологической экспертизы.       Учиха хитро прищурился и, совершенно неуместно ухмыльнувшись, снова принялся за еду. Такая смена эмоций означала только одно — разговор подошёл именно к той части, ради которой он и затевался. И его самодовольство ничего хорошего для Сакуры не предвещало.       — И пока мы ждём… — спокойно протянула она.       — Я хочу, чтобы ты привела меня в ваш клуб, или как там вы его называете, — быстро и твёрдо произнёс он.       — Нет.       Сакура отставила стакан в сторону и скрестила руки на груди. Быть может, нестандартность мышления — это именно то, что привело Учиху на столь высокую должность, но пока Харуно лишь раздражалась от великих идей, посетивших его черепную коробку: «Подумать только! Привести его в клуб?! Как он вообще себе это представляет? "Здравствуйте все, спешу представить вам Учиху Обито — федеральный агент, мудак и моя личная головная боль"? Ну выдумает же!»       — Не официально, конечно. Хочу сам на всех и всё это посмотреть, — не замечая отказа, продолжил он. — Найдём мне наставника*, стану доминантом…       В ответ на его мечтательный тон она не сдержала хмыка. Святая наивность!       — Нет. Это не обсуждается. Тебя поймают на лжи в первую минуту разговора, а я потеряю доверие небезразличных мне людей.       — А если я не буду лгать?       «Да ты только этим и занимаешься в свободное время! Скорее снег пойдёт в июле», — ехидно прокомментировал внутренний голос, но Сакура удержалась напрашивающейся колкости.       — Понимаешь, — как можно дружелюбнее произнесла она и замолчала, подбирая слова: излишне упрямые люди были для неё примерно на одном уровне с пятилетними детьми — прекрасно понимают и осознают сказанное, но продолжают канючить. Поразмыслив пару секунд, Сакура снисходительно договорила: — Главное в доминанте — это умение принимать ответственность. Способность слушать и слышать. А у тебя, мягко говоря, с этим проблемы. Да и ни к чему всё это. Наш клуб — скорее круг по интересам, лишних людей там не бывает. Мы просто можем рекомендовать кого-то из темы другому человеку.       — Так порекомендуй меня.       — Нет, — снова отрезала она уже с неприкрытым недовольством.       — Хорошо. Тогда я задам вопрос по-другому. Скажи мне, Сакура, что будет лучше для твоей репутации: маленькая ложь во благо чужой безопасности, или то, что я приду в ваш клуб спустя пару месяцев с ордером на обыск, а затем вызову каждого на допрос?       — Шантажируешь?       — Вовсе нет. И опережая твой следующий вопрос: нет, я не приказываю тебе, а всего лишь прошу об услуге, полезной для всех.       Сакура до боли сжала челюсти: Учиха и правда мог всё это провернуть. И по правилам даже был обязан, но бездействовал, не желая создавать шумиху.       — К тому же мне и правда стала интересна эта тема, — снова сменив тон, пробасил он. — Я многое пробовал, а здесь вот… пробел в знаниях.        Она сама загнала себя в угол обещанием помогать ему в этом деле. Вот только эта просьба… чёрт побери, неужели ему самому не кажется, что это уже слишком?!       — К чёрту кофе, открывай вино. — Устало поведя плечами, Сакура нехотя позволила себе поверить в сказанное.       Обито легко и открыто улыбнулся. И в пару ловких движений открыл бутылку. Она же нервно прикусила губу, начав прикидывать, как лучше провернуть поход Учихи в клуб.       Непременно сначала лучше спросить совета у Тобирамы-сама, разузнать о возможных наставниках для Обито — главное, чтобы эту роль не вручили ей.       — Так что?       — Я посмотрю, что можно сделать, — на всякий случай уклончиво ответила она.       — Ты чудо.       Не отрывая взгляда от капелек влаги на прозрачном стекле бутылки, Харуно беззлобно ухмыльнулась: «Надеюсь, ты попадёшься лично в руки Тобираме-сама! Он ликвидирует твою безграмотность вместе с пробелами! До старости помнить будете, Обито-сан, побоялись бы вы своих желаний».       Розовое полупрозрачное вино оказалось вполне приличным: сладость осела на языке и постепенно раскрылась до приятной горчинки. После нескольких глотков, она потянулась за палочками, досадуя, что аппетитно выглядящая рыба безнадёжно остыла.       — А у тебя здесь уютно, — сказал он, неловко нарушая повисшую тишину.       — Ты повторяешься. — Сакура хмыкнула и сделала ещё один глоток, не чувствуя хмеля.       — Просто не ожидал, что будет так. — Обито сделал неопределённый жест рукой и спрятал улыбку за поднятым бокалом.       — Я просто успела спрятать раба в шкаф, к плёткам, кольям и прочей моей ежедневной атрибутике, — съязвила она, расслабленно откидываясь на спинку стула.       — Прости. — Обито протянул руку, но тут же её одёрнул. — Я не хотел и не должен был так с тобой разговаривать. Просто… это дело важно для меня. Старый мудак Мадара постоянно капает мне на мозги, при каждой чёртовой встрече и на каждом чёртовом семейном ужине. Как заевшая пластинка, всё ворчит, мол, я слишком медлительный, невнимательный… Иногда сложно держать себя в руках.       — Я понимаю. — Сакура вздохнула и как можно мягче улыбнулась. — Но меня это немного злит. Нечестно срываться на мне. Точнее, вообще на ком-либо.       Обито хмыкнул и, не разрывая зрительного контакта, вторя ей, развалился на стуле.       — Знаешь, Сакура, ты замечательная девушка, даже странно, что у тебя никого нет. — И, слегка наклонившись к её лицу, заговорщицки прошептал: — Что, никто не хочет быть хорошим мальчиком?       Сакура усмехнулась. Его дыхание, тёплое и сладкое от алкоголя, опаляло щеку. Учиха был слишком близко; воспоминания о том, какими сильными бывают эти руки, ударили в голову, а бёдра и низ живота тут же напряглись, потягивая приятной болью. Опасно.       Сакура поспешила отстраниться, отшучиваясь:       — А кто сказал, что мне нужен мальчик? Быть может, я ищу мужчину, что поддастся мне, а не подчинится. Услышит мои желания, в конце концов.       — Помнишь, ранее я сказал, что не стану лгать? — с улыбкой чеширского кота протянул он.       — Допустим. — Ей стало интересно, к чему он клонит теперь.       — Я поцеловал тебя тогда, потому что давно хотел. Знаешь, довольно сложно устоять перед такой фурией. А другого бы шанса ты мне не дала. И я ни о чём не жалею.       Сакура резко нахмурилась.       «Только не это».       — Обито…       — А ещё… я солгу, если скажу, что не воспользуюсь этим шансом снова.       Плавно наклонившись, не отрывая своих глаз от её, он секундно замер, внимательно наблюдая за её реакцией.       Невесомо ухватив двумя пальцами её подбородок, он приблизился настолько, что их разделяла лишь пара сантиметров ставшего невыносимо душным воздуха.       — Если ты мне его дашь, — пробормотал он, почти соприкасаясь с её губами.       На её лице отразилась паника, но ни в мгновенно заалевших щеках, ни в сбившемся дыхании он не встретил почти ожидаемого отказа. Ей стоило возненавидеть своё тело за такое предательство. Ничего же не вышло в прошлый раз, так почему?.. Почему её влечение к нему стало острее, несмотря ни на что?       Коротко выдохнув, он поцеловал её.       Совсем не так, как тогда. Трепетно, несмотря на жгучее возбуждение внутри, будто ступая по тонкому тросу над пропастью. Ему всё ещё хотелось наброситься на неё, голодно и жадно, собственнически подминая под себя, зарываясь пальцами в пушистые волосы, стягивая к чёртовой матери этот мешающийся топ, сквозь который чётко виднелись бусины сосков. Об этом говорила вся его напряженная поза, едва видимая складка на лбу, будто от боли, и слегка подрагивающая рука, поглаживающая её талию.       Сегодня всё случится иначе.