Между нами

            В семье с фамильным знаком Лань чувства никогда не были в почете. Лань Ван Цзи с малолетства учили тому, что сердце его должно быть спокойно, словно стоячая вода в колодце.       Держи себя в узде. Прилежно учись. Не трать время на забавы. Не шуми и не бегай без надобности. Не сутуль спину. Не бранись.       Правила сыпались на него, словно тяжелые капли дождя в холодный день; им не было конца и края. Он заучивал их наизусть и даже не всегда понимал значение. Ван Цзи смотрел на своего старшего брата, которого поучали в разы больше, и понимал, что точно нарушает одно правило. Его сердце, вопреки приказам, горело яростно и ярко, не желая подчиняться, стучало так, что временами ему казалось, будто все в резиденции слышат этот бешеный ритм.       Он был тем еще упрямцем.       В семье часто говорили, что он много перенял от матери. Возможно, и неповиновение правилам семьи Лань досталось ему от нее. В конце концов, она была нестираемым пятном на репутации их отца — так говорили старшие. Лань Ван Цзи не знал, что такого ужасного сделала мать.       Раз в две недели их с братом отвозили в небольшой, по сравнению с резиденцией семьи, дом, в котором жила Лань Сю Ин, будто в изгнании. На все вопросы маленького Ван Цзи о том, почему мама не живет вместе с ними, старшие лишь презрительно поджимали губы. Ее сторонились, будто чумную. А для маленького Ван Цзи приезд к матери был самым счастливым временем. Всего на каких-то пару часов он мог забыть занудные правила, ведь мама не била его линейкой за то, что он не держал спину ровно, не требовала сидеть спокойно, когда ему хотелось бегать, и не есть того, что он пожелал. Она улыбалась, приглашая их с братом в дом, крепко обнимала, держа за плечи, и ласково гладила по голове. В резиденции семьи Лань этого не делал никто.       Лань Ван Цзи подрастал, и семейные правила вбивались в его голову с еще большей тщательностью. Лань Хуань совсем перестал проводить с ним время: отец часто брал его с собой на собрания, встречи, в командировки. Они давно вместе не ездили к матери, только один Лань Чжань. Ему всегда становилось не по себе, когда, выходя из автомобиля, он видел у открытой калитки маму, которая, улыбнувшись ему, искала взглядом его брата. Ван Цзи не мог не замечать, как тускнели ее глаза, когда она в очередной раз понимала, что Лань Хуань не приехал. Он не злился на нее, не смел ревновать: мама никогда не обделяла его вниманием. Просто у нее было два любимых ребенка, и, когда встречи с одним из них стали невозможны, она страдала, как страдала бы и любая другая мать, чьему сердцу дороги ее дети.       Ван Цзи злился на отца. На дядю, деда. И еще немного на брата. Когда Лань Хуань возвращался домой из очередной деловой поездки, он лишь с усталой, вымученной улыбкой приветствовал Лань Чжаня и совсем не спрашивал про мать. Закрывался в своей комнате и не выходил до самого утра. Лишь изредка Лань Чжань слышал какой-то грохот из спальни брата, за которым следовал громкий, короткий вскрик, в котором — Ван Цзи точно знал — была и злость, и беспомощность, и тогда его прошибал озноб. Ведь если Лань Хуань будет продолжать шуметь, его точно накажут.       Лань Чжань всегда сидел в давящей, всепоглощающей тишине своей детской, которая и вовсе не была детской — в ней не было ничего, что могло бы занять ребенка, — и слушал шум из комнаты старшего брата. Он слушал, затаив дыхание, и все внутри него сжималось от пробирающей его горечи, потому что он понимал: брат не изменился, и они все так же похожи друг на друга. Лань Чжань не был белой вороной. Он не был каким-то «неправильным». Потому что Лань Хуань тоже злился. Лань Хуань обижался. Лань Хуань чувствовал то же самое, что и его младший брат, и семья ничего не могла с этим поделать. Семейные правила не могли усмирить их непокорные сердца. Но и они тоже были бессильны. В конце концов, что Лань Хуань, что Лань Чжань, в то время они оба были детьми.       Мама часто болела. Кажется, она стала болеть еще чаще после того, как Лань Хуань перестал навещать ее. За хорошее поведение и успехи в учебе и спорте Лань Чжань выпросил у отца позволение бывать у матери каждые выходные. Иногда ему даже позволяли ночевать в доме Лань Сю Ин, и тогда, по утрам, спускаясь в столовую, ему непременно хотелось разрыдаться: он видел, как мама стояла у плиты и готовила что-то вкусное на завтрак. Когда она поворачивалась к нему, застывшему на лестнице, ее бледное лицо озарялось такой счастливой улыбкой, что сердце Лань Чжаня, которое пытались заставить перестать беспокойно биться, заходилось в радостном, быстром стуке. Ван Цзи всей душой желал сбежать из резиденции и жить с мамой.       Про его тринадцатый день рождения, казалось, никто не вспомнил, но, тем не менее, он получил лучший подарок: его отвезли к маме.       Даже спустя шестнадцать лет он помнит, что это была пятница. Конец января, ужасный холод; прохожие, кутающиеся в шубы и шарфы, смеющиеся подростки в распахнутых полушубках и дубленках и без варежек, пихающие друг друга в сугробы…       У школьных ворот его по обыкновению ждал роскошный автомобиль, и водитель склонился в глубоком поклоне, прежде чем открыть перед ним дверь. Дети снова столпились за его спиной, разглядывая машину и водителя в дорогой униформе. Несмотря на то, что в его школе было много ребят, чьи родители по тем временам считались людьми состоятельными, Лань Ван Цзи все равно выделялся и неизменно привлекал к себе много внимания.       Водитель терпеливо ждал, а Лань Чжань медлил, не горя желанием ехать домой, где его снова будут ждать извечные наставления, строгие репетиторы и равнодушная семья, для которой на первом месте всегда были корпорация Лань и сотни никому ненужных правил. Когда водитель сказал, что отец приказал отвезти Ван Цзи к матери, мальчик едва не забыл про то, чему его учили изо дня в день: держи себя в узде, не давай эмоциям взять верх над тобой. Он так и не смог сдержать робкую улыбку, снова корил себя за то, что сердце стучало как бешеное.       Мама ждала его. Стоило автомобилю подъехать к дому, входная дверь распахнулась, и женщина вылетела на улицу в одной лишь тонкой шали поверх домашнего платья. Лань Чжань бросился ей навстречу, взял за руку и скорее повел в дом, боясь, что мама простудится. В тот день была настоящая метель.       Дверь за ними закрылась, и мама присела перед ним на колени; улыбаясь, сняла с него шарф и расстегнула пальтишко, взяла за обе руки, сжала в своих и поднесла к губам, целуя. Ее губы были сухие и горячие. Они быстро и коротко целовали его руки, пальцы, и мальчик чувствовал теплое дыхание матери. Лань Чжаню снова хотелось расплакаться. Мама лепетала что-то про его день рождения. Наверное, поздравляла. Она говорила много, долго, и слезы текли по ее щекам и падали на заледенелые ладошки Ван Цзи, но она по-прежнему улыбалась счастливо, ее глаза сияли, когда она смотрела на своего сына, и Лань Чжань чувствовал, как сильно мама любит его и как больно на ее сердце от их редких встреч. Его сердце, кажется, тоже болело.       В тот зимний вечер мама баловала его еще больше, чем обычно. Она приготовила большой шоколадный торт и отвела его в гостиную, где весь стол был заставлен подарками только для него. Потом Ван Цзи узнал, что мама отправляла подарки для них с Лань Хуанем на каждый праздник, который они проводили не с ней, и все они возвращались обратно. Но об этом он узнал, будучи взрослым мужчиной; а пока маленький А-Чжань с восторгом разглядывал каждую вещицу, которая была для него бесценным сокровищем.       Впервые в свой день рождения Ван Цзи мог кушать то, что ему нравилось, он сидел так, как хотелось ему, а не как было правильно, смотрел по телевизору то, что было интересно. Мама была рядом, и, наверное, это было все, о чем только Лань Ван Цзи мог мечтать. Они сидели вдвоем, в тишине, прерываемой только маминым тихим смехом и звуками, доносящимися из телевизора. Редко он позволял кроткой улыбке скользнуть на лицо, уже привыкшее к холодной маске, и тогда мама улыбалась еще шире и с восторгом говорила о том, какой он красивый. Ван Цзи смущался, мочки его ушей краснели, а мама снова смеялась и легонько тянула его за ухо.       В какой-то момент Ван Цзи услышал стук в дверь, и его мама тут же поднялась с места, воскликнув: — Ах, а вот, наверное, и он! — И убежала в прихожую.       Лань Чжань, подумав, робко последовал за ней. Из прихожей раздался детский смех, и мамин веселый голос произнес: — Ох, мой милый Сянь-Сянь снова пришел! Как раз вовремя. Я должна тебя кое с кем познакомить. Скорее, скорее снимай все это, и пойдем греться!       Он застыл на пороге, с удивлением разглядывая мальчика, которого никогда раньше не видел. Ребенок был младше него, совсем маленький, невысокий и худенький; густые волнистые волосы доходили ему до плеч, и он то и дело пытался убрать крохотными пальчиками налипшую на лоб, мокрую от снега челку. — Тетушка, мама просила отдать это Вам. — Звонкий мальчишеский голос с непривычки резал слух, ведь Лань Чжань почти все время проводил в тишине, а друзей у него совсем не было. Веселиться было некому.       Мальчик протянул Лань Сю Ин коробку, по виду тяжелую, и Лань Ван Цзи сразу же подумал о том, что ребенку наверняка было трудно донести ее в такую погоду. — Передашь ей огромное спасибо, хорошо? — Мама улыбнулась, приняв коробку и, поднеся ее к лицу, глубоко вдохнула. — М-м-м, какая прелесть! И как у нее только времени на все хватает? Постоянно в работе, а еще что-то печь успевает, да и как вкусно! — Мама сказала, что до следующей недели свободна, и напекла нам с братом много-много всего! — Незнакомый мальчишка ярко улыбнулся в ответ. — Вот как? Это замечательно! — Лань Сю Ин, не переставая сверкать улыбкой, повернулась и увидела стоящего на пороге сына. — А вот и ты, А-Чжань. Мама нашла для тебя нового друга! Поди-ка сюда, мой мальчик. А-Сянь, надеюсь, хоть ты сможешь его расшевелить.       Возможно, со временем он начал бы забывать о том, как выглядел Вэй Ин, которого он повстречал тогда. — Значит, у тебя сегодня день рождения? Здорово! Сколько тебе исполнилось? Уже тринадцать?! Мне что, нужно называть тебе гэгэ?.. Чжань-гэгэ~, ха-ха! Эй, почему ты хмуришься? Разве тебе не нравится? Гэгэ, это очень мило! Тебе идет, правда-правда!       Но почему-то тот не желал покидать его голову. Лань Ван Цзи сам не заметил, как все завертелось вокруг этого мальчика. Он вдруг стал кем-то. Возможно, Лань Чжань был слишком мал, чтобы подобрать нужное слово, но в одно имя этого ребенка помещалось абсолютно все: достаточно было сказать короткое «Вэй Ин», и он сразу чувствовал его важность, и руки начинали дрожать, и щеки краснели, и глаза сами искали, а с губ легко срывалось только это имя.       Яркий, словно июльское солнце, он очаровательно улыбался Лань Ван Цзи всякий раз, как видел его, и его красивые глаза загорались очередной шалостью. Шумный, чересчур энергичный, живой, совсем не такой, как дети его родственников по линии отца, которых он редко встречал на семейных торжествах.       Он не знал ни одного правила семьи Лань. Вэй Ину не нужны были правила, и Лань Ван Цзи видел, как прекрасно ему жилось без них. Он чувствовал свободу, которая окружала маленького Вэй Ина, и не мог не завидовать.       Вэй Ин лип к нему, несмотря на то, что Лань Чжань упорно сопротивлялся. Мама радостно смеялась, глядя на них, и Ван Цзи думал, что ради этого стоит потерпеть несносного, совершенно несерьезного мальчишку, который всеми способами пытался разрушить спокойствие, витавшее вокруг него.       Он не хотел признаваться себе в том, что «терпит» Вэй Ина не только ради мамы. Тринадцатилетний Лань Чжань, совсем непохожий на своих сверстников, не по годам серьезный и строгий, привыкший следовать правилам, которые ненавидел всей душой, наконец-то нашел себе друга.       Честно говоря, он не совсем понимал, что такое «дружба» и как правильно дружить. Но Вэй Ин всегда говорил, что они друзья, хотя они и не делали ничего особенного, чтобы ими стать. Как-то Лань Чжань все-таки набрался смелости, чтобы спросить об этом, и очень обиделся, когда Вэй Ин заливисто рассмеялся. Он уже хотел было уйти (Вэй Ин пригласил его к себе домой в тот раз), когда мальчишка схватил его за руку, останавливая, и, привстав на носочки, заглянул ему в глаза. — Просто делай, что хочешь. Я думаю, друзья нужны для того, чтобы быть самим собой. От меня ты можешь не прятаться.       И снова улыбнулся, заставляя Ван Цзи покраснеть, и крепко сжал в ладошках его руку.       В тот момент Ван Цзи подумал, что Вэй Ин выглядел гораздо старше него самого, и ему стало стыдно за свою горячность и детское поведение.       Он всегда думал над его словами. Они пролетали в его голове всякий раз, когда он получал очередное наказание за то, что задержался у матери или Вэй Ина. Они не давали ему покоя, когда Вэй Ин снова залетал в дом его матери сразу после школы и, быстро скинув вещи, плюхался на пол рядом с ним, складывал руки на столике, укладывал на них голову и внимательно смотрел на то, как Лань Чжань занимался.       Просто делай, что хочешь. И все. Никаких правил. Только то, что он хочет. Ничего больше. Так разве бывает? Вернее, кто-то, кроме матери, сказал, что ему действительно можно так поступать?       Иногда Ван Цзи мученически вздыхал и откладывал в сторону уже надоевшие книжки. Вэй Ин, увидев это, нетерпеливо ерзал на месте, пытаясь сдержать довольное хихиканье. Он уже знал, что Лань Чжань собирался уделить ему внимание, махнув рукой на учебу в вечер пятницы. Лань Чжань думал, что ничего хорошего из этого не выйдет, но все равно поддавался Вэй Ину и смутному желанию пойти наперекор семье и хоть раз в жизни побезобразничать, как это делал его новый друг.

***

      Лань Ван Цзи исполнилось семнадцать, когда он перестал верить тем словам Вэй Ина. Как и всякий юноша в этом возрасте, он считал себя уже достаточно взрослым, и это было очередной причиной не верить глупому детскому лепету. Он не хотел обижать Вэй Ина, но его детство прошло, многое изменилось с тех пор, как ему было тринадцать, и он больше не мог верить в наивные вещи.       Как жаль, что тогда ему никто не сказал, что он может подольше оставаться ребенком… Честным, наивным, простодушным ребенком, которого все взрослые проблемы и неприятности обходят стороной. Сейчас это даже смешно: в двадцать девять оглядываться на свои семнадцать, когда ты искренне верил в то, что вырос и поумнел, а, значит, не имеешь право вести себя как ребенок. Мнишь себя взрослым, снова прячешься, зачем-то лжешь…       От меня ты можешь не прятаться.       А прятаться хотелось, еще как! От пронзительных взглядов, светлых улыбок, тоненьких пальчиков, сжимающих его ладонь. Хотелось закрыть себе уши и не слышать звонкое: «Гэгэ!», не видеть взъерошенного мальчишку, несущегося к нему со всех ног, чтобы повиснуть на его шее.       Лань Ван Цзи не знал, куда деваться от себя самого: он нарушал правило за правилом, перестав чтить покой. Вскоре он пожалел о том, что решил быть взрослым: все сразу оказалось в разы запутаннее и сложнее. Ему было всего лишь семнадцать, и ведь это такой нестабильный возраст! Мальчик и юноша до сих пор боролись в нем, и Ван Цзи не знал, кому из них должен уступить.       Вэй Ину было тринадцать. Ровно столько, сколько было самому Лань Чжаню, когда они впервые встретились. И Лань Ван Цзи чувствовал себя ужасно, понимая, что в детстве эта их разница в возрасте была не такой заметной, как сейчас, когда различие слишком уж очевидно: Вэй Ин все еще был мальчиком, а Лань Ван Цзи — юношей. Ему как никогда хотелось уступить ребенку внутри себя. Ребенку, которому не нужно ничего решать. Ребенку, который снова смог бы дружить с Вэй Ином. Ребенку, который не прятался и мог быть искренним.

***

      Если бы кто-то позволил ему вернуться в прошлое, Лань Ван Цзи не задумываясь согласился бы. Наверное, он считал, что там было слишком много ошибок. Ошибок, которые совершил он и из-за которых страдал другой человек. Больше всего на свете он желал, чтобы этот самый человек был счастлив и не грустил ни минуты в своей жизни.       Если бы Ван Цзи снова оказался в их детстве, он бы непременно исправил все ради него. Но, к сожалению, людям не дано возвращаться к тому, что было прежде. Возможно, это и к лучшему. В конце концов, в каждом живет уверенность в том, что все можно было бы сделать лучше, чем оно есть, однако, сумей люди все исправить, так ли на самом деле здорово это будет? Угодить всем одинаково невозможно.       Вэй Ин уже говорил ему: прошлое для него не имеет большого значения. Он научился жить в настоящем, не стремясь вспомнить то, что забыл. В отличие от него, Ван Цзи все это время жил прошлым. В его прошлом был Вэй Ин, в прошлом Вэй Ина… никого по имени «Лань Чжань». И, трудно поверить, но Лань Ван Цзи был готов с этим смириться. Спустя какое-то время решил отпустить. И отпустил бы, не сталкивайся они снова и снова. Отпустил бы, не посмотри на него Вэй Ин тем самым взглядом, как в детстве, — глаза ясные, смотрят в самую душу, будто все понимают и знают. На мгновение даже подумалось — узнал, вспомнил. Потом понял, что показалось: похоже, соскучился, вот и мерещится.       И все-таки глаза уже не стекляшки, живые, как раньше. Не вернулась только улыбка. Такая родная и яркая. Любимая. Теплая. Вместо нее теперь были слезы. Лань Ван Цзи видел его слезы слишком часто, и это разрывало его душу на мелкие кусочки. Еще хуже становилось, когда он понимал, что не может помочь. Не радовало даже то, что не он был причиной его слез: какая тут радость, когда он убивается, непонятно из-за чего?       Вот и сейчас — глаза красные, он сразу заметил…       Сердце едва не остановилось, когда он поднялся в квартиру Вэй Ина и увидел приоткрытую дверь. Лань Ван Цзи прошел в коридор и позвал. Никто не ответил. Обошел все комнаты, остановился у закрытой двери и постучал. Снова тишина. Глупое сердце забилось как сумасшедшее, и он едва смог отогнать страшные мысли, когда потянулся к дверной ручке. Повернул, толкнул дверь, и понял, что что-то мешает с обратной стороны. — Вэй Ин… — Он выдохнул с облегчением: не пропал, дома — уже хорошо. — Вэй Ин, дай мне войти.       Ему ожидаемо не ответили, но спустя минуту послышался шорох, и Ван Цзи почувствовал, что тяжесть с той стороны исчезла и дверь поддалась. Он старался двигаться плавно, аккуратно и тихо, несмотря на то, что нервозность уже вышла наружу. Вошел в спальню и прикрыл дверь, взглядом нашел силуэт Вэй Ина, сидящего теперь на полу, прислонившись к кровати. В комнате было темно, тусклый свет попадал сюда только из незашторенного окна: он приехал спустя несколько часов после того, как они попрощались. Не смог усидеть на месте, зная, что Вэй Ин наедине с братом, от которого, черт знает, что можно ожидать. И как чувствовал: что-то случилось.       Он потянулся к выключателю на стене, щелкнул и прищурился от внезапно яркого света. Вэй Ин спрятал лицо в коленях, обнял себя руками. И молчал. Абсолютная тишина. Ни единого слова, ни одного всхлипа.       Лань Ван Цзи не выдержал и подошел. Опустился на колени и протянул руку, аккуратно коснулся волос, нежно огладил. Вытянул вторую руку и, не спеша, стараясь еле касаться, чтобы Вэй Ин не думал, будто он его принуждает, приподнял голову. …Глаза красные. Снова плакал. — Что случилось? — Хрипло спросил он, но, кажется, в уточнении не нуждался: взгляд опустился на шею, расцвеченную укусами и засосами.       Рука сама потянулась проверить, точно ли он видит это наяву, и в этот же момент его крепко ударили. Вэй Ин прикрыл шею руками. — Не трогай!.. — Выкрикнул он и согнулся, чтобы Лань Ван Цзи не смог ничего разглядеть. — Вэй Ин… — Зачем ты пришел? — Дрожащим голосом проговорил молодой человек.       Он прекрасно умел держать лицо — это первое, чему учили их с братом. Но, стоило ему увидеть такого Вэй Ина, весь хваленый контроль мгновенно исчез, маска разлетелась на кусочки, являя эмоции Лань Ван Цзи, обнажая все его чувства. Черты его лица ожесточились, губы побелели от того, как сильно он сжал их, и только голос Вэй Ина заставил его не сорваться с места. Лань Ван Цзи сглотнул, кое-как унимая гнев, поднимающийся внутри него, и тихо сказал: — Именно поэтому и пришел.       Он выпрямился, подхватил Вэй Ина на руки и поднялся. — П-поставь меня!.. Не трогай… — Вэй Ин слабо вырывался, едва ли способный даже заплакать — совсем ослабел. Редкое хныканье вперемешку с заиканием срывалось с его губ; рука, сжатая в кулак, еле ощутимо била Лань Чжаня по груди. — Не нужно… За-зачем тебе это видеть… Ты н-не должен… У-уходи, пожалуйста.       Не слушая бессильное бормотание, Лань Ван Цзи бережно опустил его на кровать. — Ложись. — Сказал он, надавливая на плечи Вэй Ина, но тот яростно замотал головой и вдруг прижался к нему, обвивая руками шею и заставляя сесть рядом. — Вэй Ин… — Лань Ван Цзи задержал дыхание. — Ты опять увидишь… Не смотри на меня. — Всхлипнул молодой человек. — Не… не смотри.       Его пальцы с силой впились в волосы мужчины. Он прижался к нему так крепко, что Ван Цзи чувствовал, как быстро стучит его сердце, ощущал дрожь, которая не переставала бить его тело. — Я не буду смотреть. — Сдался он, стараясь говорить как можно мягче. — Вэй Ин, тебе нужно отдохнуть. — Нет… — Проскулил Вэй Ин. — Не хочу… Опять… Опять увижу. Так больно… Больше не могу… Я больше не могу!..       Чем больше Вэй Ин пытался сказать, тем быстрее он начинал задыхаться от снова подступающих рыданий, и Лань Чжань не знал, как его успокоить, — Вэй Ин даже не слышал его.       Ван Цзи на мгновение прикрыл глаза. Шумно выдохнул и все-таки приложил немного силы, чтобы отстранить Вэй Ина от себя. Тот снова потянулся к нему, стараясь как можно быстрее спрятать от мужчины израненную шею. — Не прячься. Все хорошо, слышишь? Все в порядке. — Он провел большим пальцем по мягкой щеке, с болью глядя в его изможденное лицо. — Тш-ш-ш… Я здесь. Не бойся. — Не могу больше… — Прошептал Вэй Ин, наконец-то посмотрев на него. — Я знаю. — Хрипло ответил Ван Цзи и тяжело сглотнул. — Иди ко мне.       Вэй Ин быстро прильнул к нему, падая в теплые, нежные объятия, которые не причиняли никакой боли. Заботливые руки гладили его по спине, губы целовали в макушку, тихий, спокойный голос обещал, что все пройдет. Лань Ван Цзи в который раз доказывал ему свою надежность, и Вэй Ин вдруг понял, что тело его не боится, — он еще ни разу не попытался его оттолкнуть из-за того, что ему были неприятны его прикосновения. — Лань Чжань… — Прошептал он, крепче хватаясь за его шею. — Я здесь. — Лань Чжань. — Снова всхлипнул он. — Мгм. — Лань Чжань. — Я не уйду. Вэй Ин… — Его снова отстранили от себя, и Вэй Ин в панике схватился за руку мужчины. — Я здесь.       Лань Ван Цзи не переставал говорить короткие, отрывистые фразы, только чтобы дать ему знать и не оставлять в тишине, которую он так ненавидел. — Вэй Ин. — Легкие, порхающие поцелуи покрывали его лицо: мокрые щеки, нос, тяжелые веки, лоб, подбородок.       Аккуратные, едва заметные, они были совсем не похожи на те, которые Цзинь Лун оставил на его теле вместе с грубыми отметинами, и Вэй Ину снова хотелось разреветься. Лань Чжань был так ласков с ним, что Вэй Ин снова начал бояться: вдруг напускное, вдруг приснилось. Но они сидели, прижавшись друг к другу, и сколько бы времени не проходило, Лань Ван Цзи, как и обещал, не уходил, продолжал одаривать нежностью, от которой щемило в сердце.       Вэй Ин, почти забывшись, сам ластился к нему, отвлекшись от мыслей, которые загнали его в угол.       Лань Ван Цзи, заправив за ухо непослушную прядку, поймал лицо Вэй Ина в руки, огладил острые скулы большими пальцами и прислонился своим лбом ко лбу Вэй Ина. Вэй Ин вздрогнул и шумно вздохнул, глядя прямо в его глаза. Лань Ван Цзи смотрел на него, даже не моргая, и его глаза редкого янтарного цвета вблизи казались еще ярче. Он подался еще ближе и накрыл губы Вэй Ина своими. Просто прижался, больше ничего не делая, но Вэй Ина будто встряхнуло. Он резко выдохнул в его губы и отстранился. — Не надо… не хочу… — Прошептал он и повернул голову в сторону. — … Хорошо. — Помедлив, ответил Лань Ван Цзи и отстранился, отпустив его. — Прости.       Он собрался встать с его кровати, думая, что Вэй Ину стало неприятно, но молодой человек не пустил его: только заметив движения Лань Ван Цзи, дернулся в его сторону, ухватившись за рукав рубашки, и потянул на себя. Одновременно с этим он наконец-то опустился на подушки, заставляя Лань Ван Цзи лечь рядом, и устроился на боку, повернулся к нему лицом. — Не проси у меня прощения. — Лань Ван Цзи замер, когда молодой человек прильнул к его груди, руками уже привычно обвил шею.       Он обнял его в ответ, и Вэй Ин прижался крепче, уткнулся носом в его шею, с облегчением понимая, что с Лань Ван Цзи слишком уютно для того, чтобы чего-то опасаться.  — Лучше расскажи что-нибудь. — Прошептал Вэй Ин, унимая дрожь. — Что ты хочешь услышать? — Лань Ван Цзи всем своим телом ощущал, как Вэй Ин с каждой секундой млел все больше и больше, совсем расслабившись в его руках. — Что угодно… — Едва слышно ответил молодой человек. — Расскажи о нас. Прошу тебя… Только… не нужно плохого… Можешь солгать, если между нами не было ничего хорошего. Солги, если мне тогда было больно, и скажи, что все было замечательно. Солги мне, пожалуйста. Я все равно ничего о тебе… не помню. — Я не могу лгать тебе. — Неуверенно пробормотал Лань Ван Цзи, и почувствовал, как Вэй Ин помотал головой. — А ты солги. — Не хочу. — Тогда лучше молчи, как ты всегда это делаешь.       Ван Цзи хмыкнул и поцеловал его в макушку. — Я не буду лгать тебе. — Упрямо заявил он. — Я знаю, что ты вспомнишь. — Ты думаешь, что потом я рассержусь из-за того, что ты не сказал мне правду? — Нет. — Тогда почему? — Потому что мне незачем говорить тебе ложь. Ты ведь хочешь услышать что-то хорошее. Если я солгу тебе, ты будешь слушать много плохого. — Значит…       Лань Ван Цзи долго молчал, и, когда Вэй Ин уже собирался снова спросить его, он ответил: — В нашем детстве ты много улыбался.       Вэй Ин зашевелился в его руках, и Лань Ван Цзи отпустил его, когда молодой человек приподнялся, заглядывая в его глаза. Мужчина скользнул мимолетным взглядом по его лицу, и от сердца отлегло, когда он понял: Вэй Ин успокоился, заинтересованный тем, что он сказал. — Правда?.. — Мгм. — Он отвел в сторону руку, чтобы Вэй Ин устроился на его плече, и молодой человек без особых раздумий снова лег рядом, спокойно принимая поглаживания по спине. — И… когда мы познакомились? — Тебе было девять. — Так мало… — Выдохнул Вэй Ин, явно не ожидавший этого. — Мы с самого детства дружили? — Мгм. — Когда мы начали встречаться? — … Тебе было пятнадцать. — На мгновение задумавшись над ответом, произнес Лань Ван Цзи. — М-м-м… — Промычал Вэй Ин, после чего всполошился: — Пятнадцать?.. — Он снова приподнялся на локтях, чтобы видеть лицо Лань Чжаня, и произнес: — Лань Ван Цзи, тебе не стыдно? В девятнадцать встречаться с пятнадцатилеткой? — Ты сам уговаривал меня. — Не моргнув и глазом, ответил Ван Цзи. — И что же я сказал тогда? — Недоверчиво прищурился Вэй Ин. — Ты нажаловался моей маме. — Ты… — Шикнул молодой человек. — Ты сказал, что не будешь лгать мне. — Я не лгал. — Лань Ван Цзи вытянул руку и ущипнул Вэй Ина за щеку. — Ты, правда, нажаловался моей маме. — Ты хочешь сказать, что тетя знала о том, что мы встречались? — Вэй Ин потер щеку и зевнул. — Мгм. — Лань Ван Цзи видел, что Вэй Ин явно держался из последних сил, чтобы не заснуть. Удивительно, как он вообще не терял сознания, наплакавшись и переволновавшись. Молодой человек устроился на его груди и потерся щекой, левой рукой обхватил за талию и невнятно проговорил: — Завтра… Расскажешь мне все завтра… Я… так устал сегодня.       Лань Ван Цзи запустил пальцы в его волосы, медленно зачесывая прядки назад, чтобы те не падали на лицо Вэй Ина. — Отдыхай. — Прошептал он, наконец, чувствуя, как спадает напряжение, охватывавшее его весь день.