Твои огненные косички

Они провели вместе весь вечер. Устроились на большой кровати, обняв друг друга, и разговаривая обо всём на свете. Начиная со способностей и заканчивая какими-то несвязными историями о детстве. Аннет чувствовала себя самым счастливым человеком на планете в этот момент, особенно когда Пятый периодически нежно целовал её то в шею, то в макушку, то в нос или щёчку, улыбаясь и показывая ту самую, неуловимую, ямочку. Окно всё-таки пришлось открыть, потому что в комнате оказалось слишком тепло. — Пятый, ну мне жарко, — тянула девушка. — Сними этот халат дурацкий! В нём же неудобно. — Не буду я ничего снимать, — пробурчала она, тыкая брата подушкой. — Ну и сиди, грейся. На улице холодно, простынешь. И так ходила без куртки, думаешь, не заметил, — он слегка нахмурился, но через мгновение снова улыбался, потому что Восьмая всё-таки открыла окно одной из прядей. — Вот зараза, — беззлобно шикнул он на неё. Девушка засмеялась, прижимаясь ближе и прикрывая глаза. Примерно через полчаса она уже практически спала, но Пятый, захотевший пить, всё-таки разбудил её, хотя старался этого не сделать. — Ну как всегда, — пробурчала девушка, протирая глаза и хватая мальчика за рубашку. — Куда это ты собрался? — Я пить, отдыхай. — Столько спать, сколько я, ненормально, — она засмеялась, отпуская брата. — Ладно, иди, я пока найду себе пижаму, в халате всё-таки неудобно. Когда Пятый ушёл, Аннет зевнула, подходя к зеркалу и рассматривая себя со всех сторон, при этом недовольно цокая языком. Синяки продолжали болеть, став синевато-фиолетовыми, что довольно раздражало. По её мнению, на усыпанной веснушками коже это смотрелось как минимум странно — совершенно не эстетично, как считают некоторые, но ничего не поделаешь. Девушка вышла в коридор и, осторожно постучав, вошла в соседнюю комнату. Сидящий на кровати Клаус повернул голову к сестре. — Привет, Энни, — он улыбнулся, хлопая по месту рядом с собой, — присаживайся. — Как ты устроился? — она присела, позволяя брату крепко обнять её. — Неплохо, тут довольно уютно. Да и Бену нравится… — парень посмотрел в угол. — Привет, Бенни, надеюсь, это правда, — Аннет прищурилась, смотря туда же, будто пытаясь увидеть погибшего брата. Сидящий за её спиной Бен горько улыбнулся, гладя длинные хвосты волос, которые слегка извивались под его руками. — У тебя случайно пижамы нет? — Я не брал одежду, за неё отвечала Элиссон. — Ну ла-адно… Спокойной ночи тогда, — девушка чмокнула Четвёртого в щёку на прощание и выскользнула из комнаты. — Она боится? — Бен, взволнованно посмотрел на Клауса. — Нет… Практически. Она влюблена, это помогает держаться на плаву, — Сеанс зевнул, откидываясь на постель. — Это ей на пользу. Надеюсь, они не будут слишком шуметь. — Ты о чём? — но через несколько секунд до Бена дошло, и он слегка смутился. — Как ты можешь такое думать?! Шестой всегда очень заботился об Аннет, он старался уберечь её от всех вещей в этом мире, но это оказалось просто невозможным. Поэтому, когда ей исполнилось 9 и прозвучал вполне очевидный вопрос: «Бен, а откуда дети берутся?» — Шестой ужасно смутился, но всё-таки рассказал всё сестрёнке. Она восприняла это спокойно, с детским интересом и безмятежной улыбкой на лице. Бен прекрасно понимал, что поступил правильно тогда, потому что куда лучше, чтобы девочка узнала это от него, чем от Клауса, который явно не очень понимал, что детям знать ещё действительно рано. Но сейчас Бен осознавал, что вечно оставаться ребёнком Аннет не может, да и не хочет, поэтому стоит это принять и понять, несмотря на собственную смерть. — Это всё Пятый. Его мысли такие громкие, я просто не могу, — Клаус хитро улыбнулся. — Этим двоим нужен отдых, сам понимаешь. — Я всё равно переживаю за неё, она сущий ребёнок ещё… — Бенни, не занудствуй. Ей уже почти 17, может себе позволить, — отмахнулся Четвёртый, укрываясь. — К тому же, ей очень повезло. — Это ещё почему? — прищурился Бен. — Пятый действительно любит её. Поверь, эту куда лучше, чем в 14 в подворотне с потным мужиком, пообещавшим двойную дозу за отсос, — горько усмехнулся Клаус. — Ты даже не говорил мне об этом… — Потому что ты бы лекцию читать начал о вреде беспорядочных половых связей! Так было и с моими профессионально скрученными косяками, ты их постоянно отбирал! — Да иди ты! — Я-то пойду, только, умоляю, не смотри на меня, когда я сплю, это напрягает, — Четвёртый укрылся с головой одеялом, поджимая ноги к груди. Бен нахмурился, невесомо ложась на кровать и отворачиваясь от Клауса. — И не бухти на меня в голове, спать мешаешь. *** Элиссон выделила вместо пижамы растянутую белую футболку и её старые шорты с порванными карманами, но Аннет этого было достаточно, в одежде она не была привередлива. Поблагодарив сестру, девушка побежала в комнату, где скинула с себя халат на кровать и натянула шорты, про себя понимая, что сильно похудела за эти дни, потому что резинка еле-еле держалась на талии. Сзади неё послышался негромкий хлопок, а потом резкий удивлённый выдох. — Эн… — Пятый будто прикипел взглядом к обнажённой спине с торчащими, как обрубленные крылья, лопатками. — Вот вечно ты без стука, — Аннет слегка улыбнулась, собираясь надевать футболку с вышитыми на рукавах цветочками, но её остановило быстрое прикосновение к руке и тихий шёпот: «Не надевай». Через мгновение она чувствует, как тёплые ладони Пятого осторожно касаются шеи одними подушечками пальцев, после оглаживают веснушчатые плечи, талию, вызывая волны мурашек, поднимающихся откуда-то снизу и замирающих где-то на уровне рёбер, сбивающих дыхание. — Что ты… — тут мальчик разворачивает её лицом к себе, мягко целуя в полуоткрытые губы, скользя языком по ряду зубов, слегка упираясь в выпирающие верхние резцы. Аннет прикрывает глаза, отдаваясь ощущениям, чувствуя, как его руки скользят по телу, слегка щекоча, заставляя что-то глубоко внутри дрожать. Волосы вьются спиралями, одна из прядей украдкой ползёт к двери, запирая её на ключ. Становится жарче, хотя окно всё ещё открыто нараспашку, впуская в комнату совершенно невероятный запах мартовской ночи и прохладу. Они медленно отстраняются друг от друга, переводя дыхание от, кажется, высосавшего из лёгких весь кислород, поцелуя. Серые глаза встречаются с зелёными. Между ними будто взрывается бомба. Фитиль, тлеющий много лет, наконец, выполняет своё истинное предназначение. — Аннет… Ты безумно красива, — он шепчет это на выдохе, жадно пожирая глазами любимое тело. Её не портит ни один синяк, ни один шрам… Кажется, каждая веснушка и родинка на своём определённом месте. Сдвинешь хоть на миллиметр — всё изменишь. Пятый обхватывает её рукой за талию, падая на кровать и утягивая девушку за собой. Протяжно, жалобно, скрипят старые пружины, где-то за стеной морщится от этого звука Клаус, но этим двоим плевать. Сейчас чувствуется только жар податливого тела и чужие руки, пытающиеся расстегнуть пуговицы на неизменной белой рубашке. Аннет дышит коротко, закусывая губы, будто выталкивая воздух из груди. Пятый нежно касается шеи губами, выцеловывает ключицы, спускается ниже, оглаживает небольшую грудь руками, чуть прижимает пальцами соски, улавливая соскользнувший с губ тихий стон. Всё не кажется неправильным. Наоборот, ощущение что когда-то это должно было непременно произойти. Всего лишь вопрос времени. А в вопросах времени Пятый разбирается, как никто другой. Рубашка летит куда-то на пол, стуча рядом пуговиц по паркету. Аннет немного страшно, но она очень старается этого не показывать. Чувствовать тёплые руки Пятого на своём теле невероятно приятно, она будто плавится от каждого прикосновения. Он не причинит ей вреда или боли, она уверена в этом, но всё равно стесняется и кусает губы чуть не до крови, пытаясь сдерживать стоны, рвущиеся с губ. — Эн, всё нормально? — Пятый шепчет это заглядывая в серые глаза. — Если тебе не нравится, можем не делать этого. — Нет-нет, всё хорошо, — звучит это, конечно, не очень уверенно. — Послушай, — он нависает над ней на выпрямленных руках, луна из окна будто очерчивает бледную фигуру сияющим серебряным ареалом, — я чувствую, что ты нервничаешь и не хочу ни к чему принуждать. — Пятый, — девушка чуть улыбается, — всё хорошо, я люблю тебя и уверена, ты не причинишь мне боли, — она приподнимает голову, немного неуклюже сталкивается с его губами и целует, чувствуя, как мальчик с явным удовольствием отвечает, переплетая языки. — Ты прекрасна, Эн, — шепчет он в губы. — Ты лучшее, что могло только случиться в моей жизни… Она слегка улыбается, заметно расслабляясь и успокаиваясь. Руки Пятого везде, они тёплые, немного сухие… Самые прекрасные на свете. Аннет вздрагивает, когда он стягивает с неё шорты и бельё, нежно прикасается к влажным складкам, чуть надавливая, выбивая из неё негромкий, робкий стон, который кажется самой странно-приятной музыкой для ушей. Они будто тонут в густом, тёплом озере, помещающемся в одной лишь этой скрипучей кровати, пахнущим одновременно свежей хвоей, и удушливо-резким коньяком. Захлёбываются, понимая, что отсюда уже никогда не выплыть, что сама судьба свела малышку из парижского роддома и мальчишку из маленького домика в российской глубинке. Только ради того, чтобы они сейчас наслаждались друг другом, сливались в единое целое, кажется, даже дыша в унисон… Аннет дрожащими пальцами расстёгивает неудобные пуговки на шортах, откидывает их на пол, чуть не вскрикивая, когда Пятый проникает в неё пальцами, оглаживая нежные стенки изнутри. — Господи… Ах… Пятый! — шепчет, язык заплетается в собственных словах. Он не отвечает, лишь наклоняется за поцелуем, продолжая двигать пальцами и будто ловя её стоны ртом, чувствуя, как они будто опускаются куда-то вниз, заставляя всё сильнее сладко тянуть в паху. Она отчаянно цепляется за его спину, когда Пятый осторожно входит, стараясь не слететь с катушек от того, как же в ней горячо и узко. В кожу неприятно впиваются короткие ногти, оставляя белые полумесяцы на лопатках. — Расслабься, — он говорит на выдохе ей в ушко, слыша, как девушка слегка всхлипывает. Аннет жмурится, прикусывает язык, чтобы отвлечься от нового, необычного ощущения наполненности, которое слегка тянет мышцы внутри. Она следует совету Пятого и, шумно выдыхая, расслабляется. — В-в-всё хорошо, — она чуть улыбается, но улыбка тут же сменяется аккуратной буквой «о», в которую выгибаются её губы, когда Пятый, припадая к её шее губами, начинает двигаться. Она не понимает этих ощущений, чувствует только, что ни за что не хочет, чтобы они прекращались. Всё внутри будто сковывает, заставляя сводить коленки вместе и выгибаться в спине так сильно, как, кажется, она никогда не могла раньше. Перед глазами поблёскивают искры, она уже не слышит, как стонет в полный голос, чуть не крича имя Пятого на всю комнату. Плевать, что их, кажется, слышно на весь дом, что волосы будто взбесились, извиваясь вокруг них огненным кружевом, что, похоже, она расцарапала ему всю спину. Плевать на всё это Мальчик чувствует, что близко к разрядке и ускоряется, негромко шепча под нос: «Блядский Боже, как же мне этого не хватало!» Аннет сжимается вокруг него, громко вскрикивая: «Боже, как же хорошо-о-о..!» — и, наконец, убирает руки с его спины, тряпичной куклой падая на кровать. Она выглядит слишком потрясающе в этот момент: грудь с выпирающими бусинками сосков ходит ходуном от тяжёлого дыхания, глаза будто затуманены, веки расслабленно прикрыты, волосы рассыпаны вокруг, лениво шевелясь. — Пя-я-ятый, — тихонько тянет она на выдохе, и он не сдерживается, кончает с громким, глуховатым стоном. Аннет вздрагивает, чуть улыбается, чувствуя странную пустоту внутри, когда Пятый выходит из неё, падая рядом. — Эн, — он прижимается к девушке, обвивая её руками за плечи, — я люблю тебя, Эн. Ты даже не представляешь, как же я скучал… — Пятый… — Эн, прости меня. С этим Апокалипсисом я совсем забывал о той, кто действительно так важна для меня. Обещаю, когда всё будет спокойно, я буду рядом с тобой всегда… — Пятый, — Аннет улыбается, поворачиваясь на бок и смотря ему прямо в глаза, — ну неужели ты не видишь, что я всё понимаю… Это не мешает и не мешало мне любить тебя и безумно скучать. Это, наверное, так глупо, но я так и не смогла выкинуть тебя из головы. Шесть лет я просыпалась с мыслью, что, может, ты вернулся домой, с надеждой бежала в твою комнату, но видела только пустую, холодную кровать, и закрытое наглухо окно. Я помогала Ване готовить твои любимые бутерброды, чтобы, если ты вдруг появишься, сразу же поделиться ими с тобой… Но тебя всё не было, — она вздохнула. — А тут ты вдруг появляешься ни с того, ни с сего, и это всё так быстро вертится… И я постоянно просилась помочь тебе только потому, что хотела быть рядом. Хотела, чтобы всё это поскорее закончилось… — Аннет чувствует, как мальчик подаётся вперёд и целует её в нос, улыбаясь. — Иногда я не понимаю, чем заслужил такое счастье, — он говорит это совсем тихо, накидывая одеяло и прижимаясь к девушке крепче. Через несколько минут они уже крепко спят, но лишь для того, чтобы через пару часов снова проснуться от резкого звонка в дверь. *** Грету разбудил громкий стук в дверь, она поднялась с постели, встряхнула волосы ладонью, с непривычки морщась от длины, глянула на часы, напряглась, увидев на них цифры 04:22 AM. — Что это за хрень, — прошептала она, доставая небольшой пистолет из тумбочки и стуча ладошкой по полному магазину патронов. Схватив с полки контейнер с линзами, она привычным движением нацепила голубоватые кружочки на глаза. После побега из Комиссии Шварц попыталась изменить в себе всё, начиная от волос и заканчивая цветом глаз. Она даже проколола себе крыло носа, вставив туда колечко. Постучали настойчивее, поэтому девушка, спрятав оружие в карман халата, пошла к двери. — Кто это? — настороженно спросила она. — Откройте, мисс, нам нужно просто задать пару вопросов, — послышался мужской голос из-за двери. — Сейчас грёбаные четыре утра! Я не буду открывать! — Тогда мне придётся сделать это самому, — спокойно сказали за дверью. — Ладно уж, — Грета открыла дверь, впуская полноватого мужчину средних лет. «Хейзел…» — пронеслось у неё в голове, хотя на лице не дрогнул ни мускул. Он тоже занимался делом об апокалипсисе, но был корректором, потому они с Гретой почти не пересекались, только пару раз девушка видела его и Ча-Чу, его напарницу, в коридоре, ожидающих получения временных чемоданов. Если уж быть честной с самой собой, Шварц его опасалась, как и остальной отдел Корректировки. Эти люди безжалостны, жестоки, они никого не послушают, лишь следуют заложенной программе, которую составляют вычислители. Корректоры — марионетки в руках кукловодов-вычислителей, и Грете больно осознавать, что она была одним из кукловодов. — Так-то лучше. Мисс, позвольте узнать Ваше имя, — он дружелюбно улыбнулся, смотря на девушку, которая была миниатюрной по сравнению с ним. — София Бэйкер, — отрезала она, смотря исподлобья и молясь, чтобы Хейзел её не узнал. — Хорошо… Не могли бы Вы предъявить документы, чтобы удостовериться в личности? — Кто Вы вообще такой, чтобы я что-то предъявляла? — дерзко спросила Грета. Мужчина вздохнул, доставая из кармана карточку, и протягивая её девушке. Цепкие пальцы выхватили картонку с надписью «Хейзел. Отдел коррекции Temps» с большой печатью и подписью в углу. — Я не знаю такой организации, — Грета прищурилась, возвращая ему документ. — Тогда буду говорить иначе, мисс. Поверьте, я не хотел этого, — он достал из кобуры на поясе пистолет, наводя его между бровей брюнетки. — А вот это уже угроза. — Если Вы не предъявите документы, мне придётся заставить Вас это сделать, мисс. Шварц фыркнула, поворачиваясь, и уходя в свою комнату. Она достала из шкафа изменённый паспорт и мельком выглянула в открытое окно. Далековато падать, конечно, но, если этот догадается, кто она на самом деле, можно будет потерпеть короткую боль, которая прорежет всё тело при ударе об асфальт, а потом пару секунд подождать, чтобы кровь вернулась в тело и срослись все кости, а органы восстановились. — Вот, — девушка протянула Хейзелу паспорт, скрещивая руки на груди. — Умница, — от этого слова Грета скривилась. Через пару минут мужчина вернул ей документ, мягко улыбаясь. — И последняя просьба. Покажите Вашу правую ручку. — Хорошо, — Шварц протянула белую ладошку вперёд. — Закатайте рукав. Она подчинилась, демонстрируя гладкую, как полотно, кожу с просвечивающими голубовато-сиреневыми нитями вен. Хейзел внимательно осмотрел предплечье, кивнул и мягко улыбнулся. — Очень хорошо, мисс Бейкер. Но, боюсь, Вам придётся пойти со мной. — Это почему? — Грета, напрягшись, сделала шаг назад, рука непроизвольно дёрнулась к оружию в кармане. — Вы очень похожи на погибшую несколько дней назад мисс Грету Шварц, насколько мне известно, эта квартира тоже зарегистрирована на её имя… — Это моя сестра, — не задумываясь, соврала она. — У мисс Шварц не было родственников. — Были. — Мисс, не спорьте. Вам ничего не угрожает… — Врёшь, — отрезала она, выхватывая из кармана пистолет. — Никуда я с тобой не пойду, понял? — девушка медленно отступала к своей комнате. — Мисс, Вы либо умрёте, либо пойдёте со мной, — Хейзел медленно подходил к ней. Грета лишь усмехнулась, резко крутанулась на пятках, разбежалась, коротко вскрикивая от боли, потому что пуля, выпущенная Хейзелом, попала ей прямиком между лопаток, кажется, пробив один из позвонков, но девушка не обратила на это должного внимания и одним прыжком оказалась на подоконнике. — Wir sehen uns in der Hölle*, — крикнула она, шагая в прохладный мартовский воздух. Руки крепко обхватили грудь, халат так и норовил слететь к чертям. Перед глазами с космической скоростью неслись этажи, сливавшиеся в единое чёрное месиво с золотистыми полосами света из окон тех неуёмных, которые в такую рань уже не спят. Серое полотно дороги с каждым мгновением приближалось, но это не пугало, когда она только купила эту квартиру, ночью она на пробу прыгала, правда, тогда она чуть не влетела в чьего-то кота, который с истошным «Мяв» успел отскочить от летящего на него тела. Удар был очень сильным, видимо, потому, что она порядочно разогналась перед прыжком. Она слышала и чувствовала, как внутри неё разбиваются в лепёшку все органы, как рассыпаются на острые обломки кости, а вокруг тела медленно расплывается лужа крови. Это было больно, до безумия больно, но она из последних сил сжала губы, чтобы не заорать. Если за ней сейчас наблюдают, то поймут, что дело нечисто, трупы так громко не кричат. «Спокойно, Грета, спокойно. Расслабься, прошу тебя, сейчас боль пройдёт», — уговаривала она себя в голове, стараясь не думать об адской боли в буквально разорванном теле. Но процесс восстановления уже начался, потому что Грета чувствовала, что тело будто бурлит изнутри, наполняясь новой, свежей кровью, горячими потоками скользящей по тканям. Кости с мерзким хрустом и стреляющей болью срастались, и девушка чуть не заорала, когда на место встал сломанный нос. Через секунду её начало ужасно мутить: перемешанные и частично разбитые в бесполезную кашу органы восстанавливались, возвращаясь на свои места. Казалось, её сейчас вырвет, хотя рвать было особо нечем. При восстановлении организм будто перезапускался, не давая Грете отключиться от боли, потому приходилось страдать, понимая, что внутри всё с таким трудом сломанное заживает с огромной скоростью. Наконец, хрустнула последняя косточка, и девушка с огромным трудом поднялась на ноги, чувствуя мерзкий привкус железа во рту, и с отвращением выплёвывая на асфальт небольшую пулю. — Фу, блин, это отвратно, — прошептала Грета, как можно быстрее хромая в сторону ближайшей остановки.