Язык моей души

      Началось.       Недавно со мной случилась одна неприятность. В определенном возрасте это происходит со всеми, но я никогда не думал, что нечто подобное настигнет и меня. Впрочем, все шансы на это были — у кого-то начинается раньше, у кого-то позже.       И случилось это несколько дней назад. Накахара-сан вызвал меня по важному делу — нам с Черными ящерицами нужно было решить одну «проблему», возникшую в порту с контрабандистами. Выслушав план нападения Накахары-сана, я хотел возразить, но не смог. Точнее, я высказался, но никто не понял ни единого слова.       И этим все не кончилось. Я долго думал о том, что происходит — я понимаю все, что говорят окружающие, но никто не понимает того, что говорю я сам. Все смотрят на меня так, будто я ругаюсь хуже любого старого моряка. Конечно, это не осталось незамеченным. Спустя два дня после операции с Черными ящерицами, от которой, кстати, меня отстранили, Накахара-сан остановил меня в холле и отвел в сторону.       — Я обсуждал твое поведение с Мори-саном, Акутагава-кун, — сказал он мне, глядя при этом куда-то в сторону. — Я ожидал, что он выдаст тебе наказание за твое упрямство или хотя бы какое-нибудь средство для борьбы с твоим внутренним «я», которое вдруг захотело запутать всех вокруг, но Мори-сан объяснил мне все, — тут Накахара-сан резко повернулся ко мне и стал изучать взглядом, будто я и выглядеть стал иначе.       Наконец, он вздохнул и продолжил:       — Да, тебе давно уже пора. И как я сразу не вспомнил об этом сам, не понимаю.       Я молчал. Мой собеседник вел себя так, будто размышляет вслух, а я и не пытался прерывать его, как бы мне этого ни хотелось — он все равно не понял бы меня.       — То, что происходит с тобой, Акутагава-кун — обычное явление. Впрочем, ты, наверное, знаешь об этом…       Я быстро замотал головой, чтобы ясно дать понять Накахара-сану — я ни о чем не знаю. И он тихо рассмеялся в ответ.       — Ну конечно, — сказал он, вытирая подступившую слезу. — Вряд ли господин дезертир рассказал бы тебе нечто подобное.       Я опустил взгляд. Прошло уже полгода с тех пор, как Дазай-сан пропал. Привыкнуть к методам тренировки Накахара-сана было непросто, и, наверное, я скучал по моему старому учителю. Как бы глупо это ни звучало. И все-таки любое упоминание о Дазай-сане нагоняло на меня тоску вкупе с внешним безразличием. Тем временем мой новый учитель, сделав вид, что не заметил, как я дал слабину, продолжал:       — Видишь ли, Акутагава-кун, то, что никто больше не понимает тебя, означает, что тебе пришла пора найти человека, который поймет тебя. Буквально, — он раздраженно фыркнул. — Ты достиг того возраста, когда любая встреча с предназначенным тебе человеком может обернуться языковой аномалией. Одно хорошо — раз ты заговорил бессвязной белибердой, значит, что и тот придурок говорит на этом же языке.       Накахара-сан участливо положил руку на мое плечо. Я вдруг почему-то подумал, что это чисто его жест. Дазай-сан никогда не делал ничего подобного.       — Мафии нужны бойцы, которые хоть немного отличаются от рыб. Поэтому ты должен найти того, кто повинен в твоей «проблеме», и решить ее, — Накахара-сан нагнулся чуть ниже — так, что наши взгляды оказались на одном уровне в нескольких сантиметрах друг от друга. — Надеюсь, ты меня понял?       Я закивал. На самом деле я не понял почти ничего, но это был единственный способ выиграть время, чтобы разобраться во всем самому.       Накахара-сан отодвинулся и медленно кивнул.       — Запомни — того человека, который тебе нужен, тоже никто не понимает. Говорить он сможет только с тобой. Используй это и не оплошай.       Фыркнув, мой наставник удалился, оставив меня наедине с мыслями.       Вскоре произошло худшее — я был отстранен от всех планируемых операций Портовой мафии, мне был закрыт доступ на собрания и в помещения складов с голосовым паролем. Я написал записку для Гин — хотел проверить, могу ли я общаться с кем-нибудь хотя бы письменно. Но сестра не поняла ни слова из написанного и лишь огорченно пожала плечами.       Найти в городе людей, речь которых никто не понимает, оказалось не так трудно. Не считая того, что я не понимал их тоже. Я решил, что эта затея — полная дрянь. Чем немой боец хуже болтливого? Даже лучше — делает меньше шума. Но спустя несколько дней моего «вынужденного отпуска» Накахара-сан ясно дал мне понять: если не решу эту проблему — могу распрощаться с работой, с домом и с Гин. Такой расклад меня не устраивал. Но что еще оставалось делать?       Теперь я лишь человек, которого не понимает никто. Может, конечно, где-то и есть тот, кто поймет меня, но почему-то я в этом сомневаюсь. Сомневаюсь в том, что смогу найти этого человека. Накахара-сан сказал, это моя родственная душа, предназначенная мне. Это то, что сделает меня счастливым. Но пока я не получил от этого ничего хорошего. Да и разве может быть родственная душа у кого-то вроде меня?       Уж не знаю, как Гин узнала про эту напасть, но она стала пытаться всячески помогать. Однажды она попросила меня хорошенько вспомнить все, что случилось за день до того, как я заговорил на другом языке. Но я не мог вспомнить ничего особенного.       В тот день я мог встретить кого-то, кто не работает на мафию, только возле торгового центра вечером. Я проходил мимо каждый день, возвращаясь домой, и тогда там было довольно людно. Так как я могу?..       Гин убеждена, что аномалия не сработает, если родственные души не встретятся взглядом. Значит, это был кто-то, на кого я посмотрел, а этот кто-то ответил на мой взгляд. Но вспомнить что-то такое — как это возможно?       Обычно я не смотрю на людей, когда иду по улице. Наверное, поэтому мысли о моей «проблеме» кажутся мне настолько невероятными. Я видел человека, который способен подарить мне счастье, мы обменялись взглядами и растворились в толпе. Увидимся ли мы когда-нибудь еще?       В тот вечер я снова шел домой мимо торгового центра. Впрочем, теперь я всегда ходил этой дорогой. Видимо, несмотря на все убеждения самого себя в том, что я обречен на вечное непонимание со стороны окружающих, в глубине души я на что-то надеялся. Тогда-то это и случилось.       Сначала я подумал, что мне показалось, но позже я окончательно убедился в том, что это не видение. В толпе мелькнула макушка Дазай-сана. Он всегда был достаточно высоким, чтобы его можно было узнать издалека. И в этот раз я не ошибся. Дазай-сан стоял, прислонившись к стене кафетерия торгового центра и состроив кислую мину. Дополнительной строгости его лицу добавляли солнечные очки, из-за которых его глаз почти совсем не было видно. Я подумал было подойти к нему, но о чем мы могли бы поговорить? Я безумно хотел знать, где он был все это время и почему ушел, не сказав ничего мне. Я глубоко вдохнул и направился к нему, но вспомнил, что он все равно не поймет ни единого моего слова. Я просто буду выглядеть глупо. Тем не менее, о своем проклятии я вспомнил слишком поздно — я подошел достаточно близко, чтобы Дазай-сан меня заметил.       Он сразу узнал меня и помахал, улыбнувшись. Я подошел к нему, смущенный обстоятельствами, ожидая, что он скажет что-нибудь, но он молчал. Так мы и стояли, глядя друг на друга. Должно быть, проходящим мимо людям это могло показаться странным.       Во мне же росло напряжение. Я не мог спросить моего бывшего наставника ни о чем, а он в свою очередь, видимо, не желал начинать разговор. Только обводил меня взглядом из-под очков и молчал. Я нахмурился, он отвернулся.       — Старый добрый Акутагава-кун, даже слова сказать мне не хочет, — сказал Дазай-сан наконец, отвернувшись и наблюдая за проходящими людьми. — А я-то думал, наша встреча будет хоть чуточку теплее.       Он усмехнулся. Мне вдруг захотелось ударить его — ведь я даже сказать ничего в ответ не мог. Я отвернулся от него и, подумав, что он все равно не поймет меня, процедил:       — Старый Дазай-сан, все так же глуп, как и раньше.       Вдруг его тряхнуло, да так, что солнечные очки сползли на кончик носа. Поверх стекол он удивленно уставился на меня. Затем ухмыльнулся и сделал то, что повергло меня в шок.       — Не будь так груб со своим учителем, Акутагава-кун. Неужели Чуя не учит тебя манерам?       Я окончательно вскипел. Мне понадобилась пара секунд, чтобы обдумать ответ, как вдруг я осознал кое-что другое.       — Вы понимаете меня? — воскликнул я, да так, что проходящие мимо люди остановились и уставились на меня. Еще бы — парень кричит что-то несуразное на всю улицу.       — Значит, и ты понимаешь меня, — Дазай-сан снял очки и с улыбкой обвел меня взглядом. Затем он хмыкнул и состроил излишне театральную гримасу вселенской печали. — Ах, а я так надеялся, что это будет какая-нибудь прелестная девушка!       Я поднял руку, чтобы сбить с него эту трагическую маску, но он перехватил меня.       — Не могу поверить, что мне предназначены именно Вы, — процедил я сквозь зубы. Снаружи я горел яростью, в душе же случилось нечто совсем иное. Я почувствовал, будто внутри меня наконец развязался какой-то тугой узел; распустился давно созревший бутон.       — Я удивлен не меньше тебя, мой дорогой ученик, — он отпустил меня. — Ты, должно быть, ужасно устал от непонимания.       Я отвернулся. Не хотел больше видеть его выражение лица с этой широкой улыбочкой.       — Я не собираюсь принимать это, — бросил я, собираясь уходить, как вдруг Дазай-сан вздохнул. Я обернулся — он больше не улыбался.       — Я тоже ужасно от этого устал. Но там, где я теперь, мне нужно иметь голос, — он ненадолго замолчал. — Впрочем, мне следовало догадаться, что понимать меня перестали из-за тебя.       — С чего Вы взяли, что Вас перестали понимать? — буркнул я, подходя к нему ближе. Я вдруг вспомнил, что видел его в тот день. Я смотрел на него — и не узнал. Он был в точно таких же очках. Наверное, поэтому я не заметил, что он тоже посмотрел на меня.       — Может, ты и прав. Может, никто никого никогда и не понимал, — Дазай-сан пожал плечами. — Но, может, еще не поздно начать?       С этими словами он взял меня за руки и легко коснулся губами моего лба.       На следующий день окружающие снова стали понимать мою речь.       — Итак, кто это? — спросил Накахара-сан, легко толкая меня в плечо.       — Ничего особенного, — буркнул я в ответ. И почувствовал, как внутри расцветали сады.