Sing To Me Your Insanity

      Дни могут ощущаться долгими годами, когда человек проживает каждый день, будто в своём страшном бесконечном кошмаре.       Именно так себя чувствовала Гермиона после проведённой недели в Министерстве.       И жизнь в Министерстве совершенно не была похожа на жизнь в Хогвартсе. Она ела в своей комнате. Она читала в своей комнате. Она спала в своей комнате. И ей постоянно было тесно и — самое главное — одиноко. Конечно, когда Рону и Гарри удавалось выбить себе выходной от поисков Беллатрикс, они были рядом, но разговоры с ними заставляли девушку чувствовать себя ещё хуже.       В основном из-за того, что она до сих пор не рассказала им самого главного.       И этот факт заключался в том, что уже на третий день после подавления, Гермиона почувствовала, что последствия медленно, но верно захватывают её с головой.       Поначалу головные боли и редкие царапины были болезненны, но терпимы. И обычно она притворялась, что дело в обычном стрессе и недосыпе. Именно поэтому девушка иногда сгибалась от боли, но все вокруг наивно верили тому, что она говорит и не задавали вопросов.       Временно.       Вскоре лёгкие царапины превратилась в настоящие обжигающие удары в груди. Болезненная пульсация где-то в глубине её сознания была настолько сильной, что ей начало серьёзно казаться, что кто-то бьёт её битой.       Хотя, наверное, это было наименьшим злом в этой ситуации.       Хуже всего был шёпот.       Впервые с момента подавления Гермиона, наконец, смогла вновь услышать сирену внутри себя.       Она чуть не заплакала от радости, когда услышала такой родной голос.       Кроме…       Сейчас всё было совсем иначе.       Теперь от утешительных и нежных слов не осталось и следа.       И на их место пришёл грубый и неподатливый гнев.       Даже сейчас, пока Гермиона сидела за столом вместе с Роном и Гарри, она едва могла вслушаться в их разговор, поскольку весь её разум занимал шипящий ядовитый голос сирены.       Это ты сделала. Это всё твоя вина. У нас теперь ничего не осталось. Мы — ничто. Это ты сделала.       — А потом Говард заявил, что я должен был подать отчёт на прошлой неделе, когда Крис сказал, что занят своими делами. Это же полное безумие! Клянусь, в следующий раз, когда он обвинит меня в том, что Кингсли его выгнал, я… Миона, с тобой всё в порядке? — прервался Рон, останавливаясь на середине своей тирады.       Гермиона в панике посмотрела на друга, стараясь не обращать внимания на то, что она несколько минут до этого немигающим взглядом смотрела в никуда.       — Да, я в полном порядке. Просто устала, вот и всё. Я тебя внимательно слушала, — слабо улыбнулась девушка, нервно убирая от себя вилку.       Рон нахмурился, явно не до конца поверив в её слова, но промолчал.       — Ну, если ты так говоришь. И, как я уже сказал… Если Говард когда-нибудь…       Разговор вновь продолжился, пока Рон возмущался о своей работе, а Гарри изредка делал свои замечания об их коллегах. Гермиона молча наблюдала за друзьями, кивая, чтобы показать, что она действительно внимательно слушает, хотя её голова полностью была занята водоворотом ненависти, кипящей внутри.       Мы потеряли нашу пару. Мы потеряли себя. Мы преданы. Потеряны. Мы беззвучны и безжизненны.       Девушка нервно задёргала ногой, поскольку внутренний шёпот никак не мог угомониться.       Это сделала ты. Мы не хотели этого. Зачем? Зачем? Зачем?       — Не знаю, — сдавленно прошептала Гермиона, снова поднимая руки к ошейнику.       — Гермиона, — предупреждающе сказал Гарри. — Не делай этого. Ты снова навредишь себе.       Тебе больно? Нам всегда больно. Всегда больно. И мы сами в этом виноваты. Это твоя вина. Это ты сделала.       — Я не хотела этого, — умоляюще простонала девушка, отчаянно цепляясь за металл, будто тот пытался задушить её. — Я говорила им, что не хочу этого. Что ещё ты хочешь от меня?       — Миона, с кем ты говоришь? Здесь только я и Гарри, — взволнованно спросил Рон. Он среагировал первым, когда понял, что Гермиона, кажется, снова начала впадать в панику. Его палочка была наготове, чтобы если что остановить её, прежде чем она успеет навредить себе.       Причини им боль.       Гермиона почувствовала, как от этого приказа к горлу подступила тошнота.       — Мы уже сделали это!       И даже больше.       — Нет, — панически воскликнула девушка, хватаясь за своё горло. — Я не хотела. Я никогда не хотела этого. Я просто хотела, чтобы всё вернулось на круги своя.       Рон и Гарри начали действовать. Гарри тут же схватил её за руки, крепко сжимая их своими и нашёптывая успокаивающие слова, пытаясь вернуть её к реальности. Рон же выбрал более радикальный метод. Парень быстро достал из кармана знакомое и ненавистное голубое зелье, подходя ближе к Гермионе. Девушка вздрогнула, и одного этого было достаточно, чтобы сердца парней болезненно сжались.       Но даже это не заставило их передумать.       — Миона, мне нужно, чтобы ты выпила это, — он открыл пузырёк, протягивая жидкость своей подруге, которая что-то неразборчиво бормотала себе под нос.       Это яд. Он хочет отравить нас. Не пей это.       — Это не яд, — тихо прошептала девушка. — Они никогда не сделают этого. Это всего лишь успокоительное. Мы уже пили его раньше.       — Гермиона, о чём ты, чёрт возьми, говоришь? — обиженно воскликнул Рон, который, кажется, был немного шокирован этим заявлением. — Мы никогда тебя не отравим! С кем ты вообще говоришь? Мерлин, Гарри, она начинает говорить так же, как и ты в школе.       При этих словах Гермиона вскинула голову, понимая, что голос сирены, наконец, начал приглушаться ясностью от слов Рона. И к своему ужасу, она поняла, что его слова не так уж и далеко ушли от истины. Вспышки воспоминаний о том, как люди относились к Гарри всякий раз, когда у него в голове находился Волан-де-Морт, заставили её мгновенно схватить пузырёк с зельем и выпить.       И до этого момента Гермиона даже не представляла, что можно одновременно чувствовать и спокойствие, и панику. Хотя зелье и не остановило боль, которую причиняла ей сирена — почти так же сильно, как и её голос — этого было достаточно, чтобы приглушить всё вокруг, убирая сирену куда-то глубоко в сознание.       Когда зелье начало полноценно действовать, сирена, казалось, отступила ещё дальше, даруя столь необходимую свободу и ясность мышления.       Но… она всё равно успела бросить пару слов на прощание.       Теперь она нас ненавидит. Она ненавидит нас. Ненавидит. Ненавидит…       Гермиона отвернулась от парней, пытаясь быстро стереть любые свидетельства своих слёз.       Даже если кто-то из них и заметил, никто не посмел сказать об этом, спрашивая лишь о её состоянии.       — Я в порядке. Спасибо, ребят.       Гарри громко выдохнул, даже не пытаясь скрыть своё облегчение, и Рон расслабленно откинулся на спинку своего стула.       — Гермиона, я знаю, что ты не хочешь говорить об этом, но всем нам очевидно, что ты врёшь. И если есть хоть что-то, что мы можем сделать, чтобы помочь тебе — пожалуйста, скажи, — с мольбой попросил Гарри, с беспокойством смотря на девушку.       Гермиона ничего не ответила. Если они не могут снять с неё этот чёртов ошейник и вернуть ей её способности, тогда они буквально ничем не могли помочь. Ей так отчаянно хотелось избавиться от него, но что-то подсказывало, что Дэвид не собирался с ней делиться этим секретом, по крайней мере, в ближайшее время. Теперь он фактически являлся её единственной надеждой на спокойную и здоровую жизнь.       Белла…       Гермиона резко моргнула, снова слыша голос сирены. <      Белла… трикс…       — И, что с ней? — теперь ей, наконец, хватило здравого смысла, чтобы задать этот вопрос в своём сознании, а не вслух, что обязательно вызвало бы панику у парней.       Поможет… нам… снять… ошейник…       — Что ты… — девушка удивлённо округлила глаза, резко вскочив на ноги. — Идиотка, — воскликнула Гермиона, заставив парней испуганно вздрогнуть и упасть на пол.       — Действительно, Гермиона! Ты ведёшь себя, как полная идиотка, — пародируя свою подругу, заметил Рон, который, казалось бы, был поражён внезапной переменой настроения. — Что с тобой сегодня происходит?       Гермиона медленно повернулась к парням и, к их обоюдному удивлению…       Улыбнулась.       — Ничего. Теперь я в полном порядке, Рон. Просто пока не привыкла к ошейнику, — в её глазах промелькнула странная искра, которая осталась без внимания. — Но со мной всё будет в порядке. Я думаю, что скоро всё станет намного лучше.       Гарри пришёл в себя первым.       — Это же здорово, Миона! Я знаю, что сейчас всё может показаться отстойным, но мы всегда знали, что ты справишься. И поскольку мы с Роном усердно пытаемся отследить Беллатрикс — всё закончится быстрее, чем ты думаешь.       — Тебе больше не о чем беспокоиться, — с улыбкой заверил её Рон. Ему, наконец, удалось подняться на ноги, пряча пустой пузырёк от зелья в свою мантию.       Гермиона уже собиралась ответить на их непоколебимую уверенность, что они действительно смогут найти Беллатрикс, но настойчивый стук в дверь прервал её. Все повернулись на звук, и из двери выглянуло серьёзное лицо Кингсли.       — У нас появилась возможная зацепка в поисках Беллатрикс. Вы срочно мне нужны.       — Да, сэр, — хором ответили авроры, понятливо кивая.       Парни быстро попрощались с Гермионой, предварительно пожелав удачи в её новых планах. После этого они поспешно направились к двери, на ходу обещая, что скоро они, наконец, поймают Беллатрикс и вернут её жизнь в норму…       Но девушка поймала себя на мысли, что не может пожелать им успехов.       Не может потому, что надеялась на их провал.       Потому, что, как бы сильно она не хотела это признавать — и как бы сильно она хотела, чтобы эта женщина ошибалась…       Гермионе необходимо было вернуться к Беллатрикс.       Кажется, одной этой мысли было достаточно, чтобы физически ранить её, но теперь было совершенно ясно, что женщина пела не просто для того, чтобы мучить Гермиону. И сейчас она действительно нуждалась в Беллатрикс, хотя, как оказалось, не по той причине, на которую рассчитывала девушка.       Но самым большим её страхом по-прежнему оставалось то, что она может потерять свою личность в собственных же инстинктах; все её чувства были полностью захвачены одной-единственной Беллатрикс и связью, которая являлась неразрывной. Эта женщина могла контролировать каждое её действие, словно величайший кукловод, дёргая за нужные ниточки и превращая каждый день в сущий ад на земле. Да, конечно, в книге пророчески говорилось, что Гермиона не может быть полностью беззащитна перед Беллатрикс в долгосрочной перспективе, но она была уверена, что с ошейником — это немыслимо. За те несколько недель, проведённых с этой женщиной, её силы и контроль над ними стали значительно лучше. Но Гермиона не тешилась иллюзиями, что она действительно стала такой же талантливой в этом, как Пожирательница Смерти. Но также она искренне верила, что с достаточным временем и усилиями — она стала бы ещё лучше.       И для этого ей необходимо было решить одну очень важную проблему.       А именно — ошейник, который надёжно подавлял её силы.       И Министерство в этом ей точно не поможет.       Друзья тоже.       Но воспоминания, переданные Беллатрикс в комнате подавления, и недавние слова сирены внутри неё открыли ей единственное доступное решение этой проблемы.       Теперь, когда Гермиона застряла в этом здании, беспомощно находясь в самом охраняемом месте на земле, единственным её способом на побег — было чудесное спасение.       Или, в данном случае, похищение.       Снова.       Беллатрикс была для неё одновременно и спасительницей, и палачом.       Существовала большая вероятность, что ведьма убьёт её на месте, как только проникнет в Министерство. И Гермиона даже не сможет защитить себя, потому, что тут вновь всплывает жестокое напоминание о подавлении.       Но девушка, как бы это безумно ни звучало, верила, что этого не произойдёт.       Беллатрикс абсолютно прозрачно дала понять, что её игры ещё не закончились. Девушка до сих пор помнила, что та сказала ей однажды. Обещание, которое преследовало её каждую секунду жизни.       «И если наша грязная связь — это то, чего ты так боишься, то представь, что будет, когда я задушу нас этим».       И Гермионе оставалось слепо надеяться, что женщина — самая тёмная и могущественная ведьма своего поколения, садистка, сумасшедшая — изменилась. Девушка с каждым прожитым днём начала всё больше задумываться о собственном безумии. Успокаивающие зелья были временными. И пока она оставалась наедине с сиреной, которая ненавидела всех и вся, шансы на то, что она, в конце концов, останется в здравом уме, уменьшались на глазах.       И именно тогда Беллатрикс станет её спасителем в чёрных доспехах.       Теперь всё было иначе. Потому, что сейчас Гермиона знала правду. Правду, которую Макгонагалл и Министерство, возможно, скрывали, надеясь, что она не узнает её. То ли они это делали, чтобы избежать признаний в своих собственных ошибках, то ли из-за страха, что Беллатрикс знает больше, чем они.       И девушка сидела в Министерстве, полностью погружённая в свои мысли, ожидая, что вот-вот разразится буря. Ожидая, пока тёмный водоворот под названием — Беллатрикс, ворвётся и похитит её вновь.       И теперь, кажется, она, наконец, осознала одну очень важную деталь, что преследовала её и днём, и ночью.       Понимание, что в тот день, когда они разделили между собой волнительный момент дуэли, Гермиона отчётливо запомнила тепло и податливость чужого тела под собой.       Понимание, что когда она пела, варьируя от по-детски высокого до соблазнительно низкого звучания, девушка чувствовала, что по спине бежали мурашки каждый раз, когда ей удавалось услышать это пение.       Понимание, что эта женщина изо всех сил боролась с сиреной внутри себя, но всё-таки впустила Гермиону обратно во время шторма.       Понимание, что Беллатрикс Лестрейндж сделала то, что Министерство и все остальные считали невозможным. Она самостоятельно избавилась от подавления.       Да, Гермиона никогда бы не пожелала своим друзьям удачи в их поисках, всё равно желая им благополучного возвращения.       Она никогда не посодействует им в поисках; только не тогда, когда долгожданная свобода находилась на расстоянии вытянутой руки.       И когда Гермиона с тяжёлым вздохом встала, направляясь в спальню — действие зелья уже начало ослабевать — она знала, что возвращение к своей сумасшедшей паре не будет означать полную свободу.       Беллатрикс будет зла.       Наверное, уже.       И вскоре девушка вернётся к ней, по сути, поменяет свою ужасную старую клетку на гораздо более красивую.       — Лучше дьявола, которого ты знаешь, — согласилась с собой Гермиона, наконец, погружаясь в сон.       Если бы она легла чуть позже, то, наверняка, услышала бы звук, который девушка так отчаянно желала вернуть в течение последних нескольких дней.       Но, к её большому сожалению, довольное гудение, слышимое лишь ей, осталось без внимания, пока солнце медленно заходило за горизонт, прокладывая путь под покров ночи.       Также без внимания остался обладатель этого самого гудения…

***

      Гермиона проснулась от раздражающего, на грани болезненного, чиха, сотрясавшего её грудь. Девушка резко повернулась, едва ли не падая с кровати.       Она открыла глаза, наконец, понимая, что стало виновником её внезапного пробуждения.       Большие душистые подсолнухи, кажется, парили в воздухе. Только когда она подползла к спинке кровати и ясным взглядом пробежалась взглядом по комнате, Гермиона поняла, что, на самом деле, здесь не была причастна магия, а был причастен один её старый друг.       Через несколько секунд цветы с характерным звуком упали на землю; и руки Луны некогда наполненные ярко-жёлтыми растениями, вскоре сменились объятиями рыдающей подруги. Конечно, было видно, что девушка была удивлена такой переменой настроения, но вскоре она улыбнулась, успокаивающе перебирая чужие волосы.       — Хей, Гермиона, — тихо прошептала Луна.       — Луна, я так по тебе скучала. И я очень рада, что ты здесь, — неразборчиво сказала Гермиона, продолжая всхлипывать. Она попыталась успокоиться, но слёзы упорно отказывались останавливаться.       Луна, казалось, не имела ничего против.       — Я тоже по тебе скучала. Тебя так давно не было. И с тех пор Невилл и Джинни постоянно в дурном расположении духа. Они тоже хотели прийти, но у Джинни сегодня чемпионат по квиддичу, а Нев помогает профессору Стебель, — сообщила блондинка, всё ещё путаясь руками в густых вьющихся волосах. — Я слышала о том, что случилось с директрисой.       Гермиона удивлённо посмотрела на подругу.       — Ты слышала всё?       — По большей части. Вокруг её головы было слишком много нарглов, знаешь, — кивнула Луна.       Гермиона даже не заметила, как начала смеяться, успокаиваясь от всхлипов. Это было схоже с эйфорией — видеть Луну рядом. Девушка была настолько погружена в свой собственный мир, что начинало казаться, что все беды и невзгоды её собственной жизни канут в небытиё в присутствии блондинки. Как ни странно, иногда Гермиона ловила себя на мысли, что она никогда не сможет устать от общества Луны. Она крепко обняла девушку, понимая, как же всё-таки сильно ей не хватало чужого тепла рядом.       К её большому облегчению, кажется, девушка не имела ничего против таких объятий.       — Ну, это довольно приятное приветствие. Я принесла тебе немного подсолнухов. У них множество полезных свойств и они прекрасно отгоняют нарглов. Тебе это не помешает.       Гермиона искренне рассмеялась, наконец, выпуская Луну из объятий и усаживаясь на кровать.       — Я не знаю, кто такие нарглы, Луна, но если подсолнухи помогут, то я буду держать их рядом, — пообещала девушка. Она нахмурилась, даже несмотря на приподнятое настроение. — Не подумай, что я не рада тебя видеть, но почему ты здесь? Я не знала, что мне разрешены посещения.       Луна легко рассмеялась.       — Ты не пленница, Гермиона. И я получила специальное разрешение от директрисы. Она решила, что тебе будет полезно увидеть меня, так как я могу помочь, — просто ответила девушка.       — Помочь? Как? — ещё больше нахмурившись, спросила Гермиона.       Луна слабо улыбнулась, что абсолютно не вязалось с её постоянным настроением. Гермиона никогда раньше не видела такого выражения на лице подруги.       — Мир полон тайн, Гермиона. И многие эти тайны люди видят так же ясно, как солнце в чистом небе. Но другие тайны, — девушка осторожно взяла руки Гермионы в свои, поднимая их к своему лицу. — Иногда сложнее заметить.       Сначала девушка понятия не имела, что от неё хочет блондинка.       Так продолжалось до тех пор, пока Луна не поднесла их руки к собственным глазам. Гермиона уже хотела вырвать руки, опасаясь, что, в конце концов, может случайно ткнуть ей в глаза.       Но этого не произошло.       Вместо этого она почувствовала, как холодный металл преградил ей путь.       И тогда Гермионе действительно потребовалась пару минут, чтобы собраться с мыслями. Зная Луну, девушка понимала, что это не могут быть очки. И когда её мозг, наконец, собрал воедино все факты — ей стало трудно дышать.       — Луна… как долго? — сдавленно прошептала девушка.       Блондинка что-то пробормотала себе под нос, и Гермиона увидела, как на глазах девушки прятались металлические синие очки. Также ей удалось разглядеть те же символы, что и на своём ошейнике.       Они были прекрасны…       И уродливы в той же степени, хотя бы потому, что они обе знали, что это такое.       Понимание, что у её подруги было такое же подавления, как и у неё, было душераздирающим.       Луна не отреагировала так, как того ожидала Гермиона — девушка не была ни сердита, ни расстроена.       — Уже несколько лет. На самом деле, ещё до моего начала обучения в Хогвартсе. Кровь провидицы течёт по моим венам с рождения, как и у моей матери. И когда мой отец узнал, что у меня есть провидение — он привёл меня сюда. С тех пор у меня такое же подавление, как у тебя.       — Что? — возмущённо воскликнула Гермиона, не веря тому, что сейчас услышала. — Как он мог? Твой отец всегда казался таким хорошим человеком, который мог сделать всё, что угодно для своей дочери. Он даже сдал нас Пожирателям Смерти, чтобы спасти тебя. Почему он…       — От страха, — перебила её Луна, не переставая улыбаться. — Он был напуган. Знаешь, мой отец стал свидетелем того, что случилось с мамой, и страх, что однажды я могу столкнуться с такими же проблемами, как моя мама, был слишком велик, чтобы ничего не предпринимать. Он уже потерял жену. И он просто-напросто не вынес бы моей смерти, — девушка ободряюще сжала руку Гермионы. — В конце концов, он привёл меня к совету, и мои способности подавили. Сначала они хотели сделать мне специальные контактные линзы, но я подумала, что очки будут практичнее. От контактных линз у меня болели глаза, и я однажды чуть не упала с лестницы из-за этого. Дважды, — призналась Луна, рассмеявшись.       Для Гермионы было странно, чтобы кто-то способен так спокойно воспринимать это и даже шутить, когда сама девушка даже в мыслях не могла оставаться спокойной в этом вопросе.       С другой же стороны, если Луна действительно так долго уже жила с этим, то у неё было достаточно времени, чтобы привыкнуть к подавлению.       Гермиона невольно задалась вопросом, сможет ли она со временем стать такой же, и одной этой мысли было достаточно, чтобы вызвать у неё слёзы.       На лице Луны мелькнуло беспокойство, и она порывалась успокоить подругу, думаю, что именно её слова расстроили её.       — Гермиона, не грусти из-за меня. Со мной всё в порядке. Моё подавление не вызывает у меня проблем, как у других, — ободряюще сказала девушка.       — Не вызывает?       Луна отрицательно покачала головой.       — Нет. Иногда подавление необходимо, понимаешь. Такие виды, как ты, представляют опасность для окружающих. А провидцы, как я, представляют опасность для себя, — она переступила с ноги на ногу. — Проблема провидцев заключается в аддитивной природе наших сил. Понимаешь, чем дольше мы смотрим в будущее, тем больше нам хочется увидеть. Некоторые даже застревают в будущем, забывая о настоящем, — кажется, она была сейчас где-то далеко, и Гермиона не могла понять, куда та смотрит. — И пока они смотрят, как уходят из жизни те, кто им дорог, те, кто им дорог, смотрят, как они сами уходят из жизни.       — Это ужасно, — сдавленно прошептала Гермиона.       — Да, ты права. Но это ещё не самое худшее, что может случиться… и моя мама узнала это на собственном опыте, — серьёзно сказала Луна. — У провидцев есть одно важное невысказанное правило: не менять будущее. Даже если, допустим, одно убийство может предотвратить тысячу — нельзя. Провидение — это дар, а не право. И если судьба решит, что мы злоупотребляем нашим даром, то закончится всё ужасно.       Гермиона неуверенно покачала головой.       — Но твоя мама должна была знать об этом. И я не понимаю, почему она сделала это, если знала о последствиях? — нахмурившись, спросила девушка. Как только она услышала рассказ Луны, ей показалось, что сердце вот-вот разорвётся от грусти за другого человека. Одна лишь мысль, что девушка проходит через это одна, и никто никогда не узнает об этом, вызывала недовольство и печаль.       И одиночество.       Она изо всех сил старалась сдержать слёзы, когда подруга продолжила свой рассказ.       — Понимаешь, есть вещи, ради которых можно пожертвовать многим, — печально улыбнулась Луна. — Ради любви. Именно из-за любви ко мне моя мама начала заходить так далеко. Она увидела моё будущее и захотела изменить его, чтобы мне не пришлось страдать.       И впервые с момента их первой встречи Гермиона увидела, как Луна плачет.       Без малейшего колебания она наклонилась вперёд, чтобы заключить свою подругу в крепкие тёплые объятия, абсолютно не обращая внимания на свою мокрую от слёз футболку.       — Я скучаю по ней. Может быть, я прожила с ней не так много, но она всё равно моя мама, — по-детски потёрла глаза девушка. — Но в каком-то ужасном смысле… я рада, что она не может видеть меня сейчас.       — Почему?       Луна неуверенно отвела глаза в сторону.       — Я заглянула в своё будущее. Я хотела знать то, ради чего умерла моя мама, — она горько указала на себя. — И ты сейчас на него смотришь.       Теперь Гермиону окончательно бросило в холод. Если она правильно поняла, о чём говорит девушка, то будущее, которое так отчаянно пыталась предотвратить Пандора… совершенно не было ужасным. Да, Луна была немного странной, но, в конце концов, она была здоровой, счастливой и живой. Раньше Гермиона думала, что женщина боялась, что с её дочерью случится нечто поистине ужасное; она могла увидеть, что её дочь умрёт или её похитят и будут держать в поместье Малфой.       Должно быть, все её эмоции были написаны на лице, потому что Луна продолжила своё объяснение.       — Мама видела моё подавление и то, как оно повлияло на мои способности провидицы. И как многие другие люди, она думала, что это сведёт меня с ума. «Полоумная Лавгуд», которая утверждает, что видит вещи, которых нет. Например, нарглы и жужжалки, — на её лице снова появилось отстранённое выражение. — И потом она начала экспериментировать, пытаясь избавиться от моего подавления, чтобы я могла жить нормальной и счастливой жизнью.       — … Но это привело к совершенно обратному результату, — закончила за девушку Гермиона.       — Да, она умерла… что, в конечном итоге, привело спусковой механизм будущего в движение. То будущее, которое она пыталась предотвратить, — девушка повернулась. — Знаешь, это довольно иронично, если подумать. Отец и профессор Макгонагалл — опасаясь, что меня постигнет та же участь, что и мою маму — подавили мои способности, осуществляя будущее, которое фактически убило её.       Гермиона буквально не могла ничего сказать. Она чувствовала, как в одночасье весь её мир перевернулся вверх дном. Луна, скорее всего, держала это в себе всё это время. И то, что она сейчас открылась, доказывало, как сильно девушка доверяет ей. Конечно, в глубине души Гермиона знала, что Луна поделилась своей историей, чтобы дать ей некое подобие утешения и родства, но девушка не была уверена, что её утешила эта история. Ей сейчас было крайне обидно за Луну и…       И за профессора Макгонагалл.       Если бы женщина знала, что её попытка спасти девушку была тем, что фактически убило её мать, — это бы полностью уничтожило директрису.       Гермиона никогда бы не рассказала о том, чем только что поделилась Луна, тем более Макгонагалл, даже если кто-то попытается вытянуть это из неё силой. Эта история останется лишь между ними.       Пока в голове Гермионы крутился целый ураган мыслей и обещаний, Луна взяла себя в руки и перестала плакать.       — Наши способности смотреть в будущее — безграничны. И если бы мама посмотрела чуть дальше, то увидела бы меня сейчас, — она осторожно похлопала подругу по ноге. — Она увидела бы всех моих замечательных друзей, которые дороги мне, и я дорога им. Она увидела бы все те приключения, в которых я участвовала, и существ, которых я видела. Да, возможно, есть люди, кто до сих пор называют меня чокнутой, но гораздо больше тех, кто зовёт меня просто Луной.       Гермиона ласково улыбнулась.       — Я уверена, что твоя мама гордилась бы тобой.       — Когда я умру, то обязательно спрошу у неё, — с улыбкой ответила девушка. — Но я не заглядывала в своё будущее с самого детства, так что, возможно, никогда не узнаю, когда это случится. В конце концов, я верю, что лучше не знать о таких вещах. Вот почему мы должны вернуться к настоящей причине, по которой я пришла сюда.       — Настоящей причине? Я думала ты пришла, чтобы проведать меня, — неуверенно спросила Гермиона, заправляя прядь волос за ухо.       — Да, но мне также нужно кое-что тебе отдать. Подожди, — улыбнувшись, ответила девушка, начиная что-то искать в своих карманах. И пока Гермиона ждала, у неё, наконец, появилось время, чтобы полностью оценить наряд своей подруги.       Поверх голубого полосатого свитера был надет коричневый комбинезон. Светлые волосы были заплетены в длинную замысловатую косу, скреплённую маленькой чёрной заколкой в виде ворона. Гермиона невольно подумала, что наряд был довольно милым — и простым по сравнению с другими нарядами Луны, — затем её глаза опустились к её ногам, и тогда уже девушка не смогла сдержать искреннего смеха.       Штаны комбинезона были закатаны, открывая вид на носки «Когтевран знает толк», на которых также были изображены вороны, летающие в ночном звёздном небе. Это было бы идеально, если бы птицы не устали и не летали так низко и неровно.       Гермиона так засмотрелась на летающих птиц, что едва заметила, что на Луне нет обуви. Она сомневалась, что Министерство позволило бы девушке ходить в одних носках, так что вполне вероятно, что она просто оставила их у двери.       Гермиона молча рассматривала блондинку, пока та в спешке перебирала свои карманы. В конце концов, она радостно выдохнула, доставая нужную вещь. Луна быстро и без предупреждения обернула это вокруг руки Гермионы, улыбаясь. Девушка вздрогнула, опустив взгляд на свою руку, чтобы увидеть, что всё-таки искала её подруга.       На бледной коже величественно красовался знакомый браслет в виде выдры, который блондинка подарила ей на Рождество.       — Луна, откуда это? — поинтересовалась Гермиона, рассматривая браслет. — Я же его…       Нет.       На самом деле, девушка поняла, что здесь есть две нестыковки. Во-первых, глаза выдры, казалось, отдавали ярким свечением, хотя за всё то время, что у неё был браслет — такого не было.       Во-вторых, была одна вещь, что беспокоила Гермиону ещё больше…       Это был не её браслет.       Да, конечно, он был полностью идентичен, но это был не её браслет. Этого просто-напросто было невозможно. Тот, что был у неё, пока Гермиона жила в поместье, потерялся в лесу. Раньше она была слишком погружена в своё выживание и Беллатрикс, чтобы проанализировать это, но теперь девушка ясно понимала, что браслет исчез намного раньше, чем она думала.       Чувство стыда тут же охватило Гермиону.       Она потеряла подарок Луны и даже не заметила. И теперь девушка отдаёт ей свой браслет. Она чувствовала себя просто отвратительно. И Гермиона поспешно сняла его, чтобы отдать хозяйке. Блондинка покачала головой, отодвигая её руку.       — Луна, боже, мне так жаль! Я потеряла твой браслет, когда жила с Беллатрикс. Пожалуйста, возьми его обратно. Я просто не могу принять это, — взмолилась девушка, снова протягивая браслет.       И снова Луна отодвинула чужую руку.       — Всё в порядке, Гермиона. Это действительно твоё, — улыбнулась девушка. — Извини, что так поздно, но было бы глупо, если бы ты потеряла два вместо одного.       Гермиона удивлённо застыла, недоумённо глядя на подругу. И когда она, наконец, заметила знакомый огонёк в чужих глазах, всё встало на свои места.       — Ты знала, — обвиняюще воскликнула девушка, чувствуя, как сердце забилось чаще. — Ты знала, что я потеряю свой браслет, — Луна согласно кивнула, и сердце Гермионы испуганно сжалось, когда она подумала о том, что ей ответит блондинка, если она задаст следующий вопрос.       Но она всё равно спросила.       — Луна, ты… ты заглянула в моё будущее? — сдавленно прошептала Гермиона.       После этого последовала долгая пауза, прежде чем Луна ответила.       — … Да.       Вся эта ситуация становилась действительно смехотворной. Гермиона ошибалась. Она была уверена, что больше ничего не сможет шокировать её, однако, это всё же случилось. И одного лишь «да» хватило, чтобы в её голове воцарился хаос. Браслет теперь казался таким же тяжёлым, как и ошейник на шее.       Гермиона даже не знала, что сейчас волновало её больше всего.       — Но зачем?       Девушка даже не знала, что именно хочет услышать, однако, что бы она не ответила — это в любом случае взорвёт её мозг.       К счастью, Луна прекрасно видела все мысли своей подруги, поспешно объясняя.       — Моё подавление работает немного иначе, чем твоё. Оно не даёт мне утонуть в будущем, но я всё ещё могу использовать свои силы. Я просто смотрю на это иначе. Как у мозгошмыгов.       Луна сказала это так, будто Гермиона хоть что-то понимала в этом.       — Это заняло некоторое время, но я поняла, что разные магические существа могут показать много интересного. Нарглы крадут вещи, и когда преследуешь их, оказываешься в самых разных местах. Или ракшасы, которые притягиваются к нервным людям, танцуя рядом с головой и показывая, что именно их беспокоит, — пыталась объяснить девушка. — Очень часто они притягивались к тебе и Гарри. Видимо, вы у них в числе любимцев.       — Ладно-ладно. Я верю тебе, Луна… даже если ничего и не понимаю, — Гермиона устало потёрла шею. — С другой стороны, в последнее время всё потеряло всякий смысл.       Девушка успокаивающе погладила её по руке.       — Всё в порядке, Гермиона. Я иногда и сама путаюсь, — её глаза резко удивлённо распахнулись. — Представляешь, я видела этот момент несколько месяцев назад, и теперь мы переживаем его. Будет странно, если я скажу, что это «волшебно», но иногда я сама удивлюсь этому       Гермиона нахмурилась, внимательно наблюдая за девушкой перед ней.       — Подожди, ты уже видела это? Видела этот момент? Как далеко ты заглянула? — медленно спросила Гермиона. Если Луна действительно заглянула в её будущее, то она должна была знать, что произойдёт дальше.       Возможно, скоро ей удастся снять ошейник.       Возможно, даже быстрей, чем она думала.       Но девушка отрицательно покачала головой.       — Боюсь, я не могу тебе рассказать.       — Что? Почему нет? — отчаянно воскликнула Гермиона.       — Потому, что эта информация может изменить твоё будущее, — грустно ответила Луна. — Каждую секунду мы так или иначе меняем наше будущее. Даже просто слово способно изменить всё. И иногда не только для тебя одной.       Понимание этого болезненно отдалось в сердце, но Гермиона понимала.       — Хотя я и не могу сказать тебе, что тебя ждёт, но я могу заверить тебя, — она наклонилась вперёд, будто собираясь рассказать огромный секрет. — Это будет нелегко. Это будет болезненно. Но с тобой всё будет в порядке.       Гермиона перевела на неё тяжёлый нечитаемый взгляд.       — Ты обещаешь?       Ответ последовал не сразу.       — Я ничего не могу обещать, Гермиона. Мой вклад в твоё будущее уже внесён. А дальше всё зависит от тебя, — загадочно ответила девушка.       Ей абсолютно не понравился такой ответ. Невольно она скользнула взглядом по своему запястью, внимательно всматриваясь в красные, казалось бы, невинные глаза выдры.       — Луна, ты никогда не говорила, почему подарила это? — заметила Гермиона.       Девушка не ответила, переводя взгляд на закрытую дверь комнаты. Следом раздался громкий стук, а затем крик Рона.       — Луна, директриса сказала, что хочет, чтобы ты вернулась в замок и потом зашла к ней, — сказал Рон, удаляясь от двери. Луна встала, вынимая один из подсолнухов. Она осторожно заправила его за левое ухо Гермионы, крепко обнимая подругу. Девушка направилась к двери, на ходу отвечая на предыдущий вопрос.       — На браслете никогда не было защитных чар. Там лишь… следящие чары. Конечно, в ретроспективе это глупо, потому что она всегда найдёт тебя. Это просто ускорило события, — широко улыбнулась Луна. — Жизнь — забавная вещь, на самом деле. Пока, Гермиона. Думаю, тебе будет, что рассказать мне, когда мы увидимся в следующий раз, — загадочно прошептала девушка, прежде чем выйти, закрывая за собой дверь.       Когда она осталась одна, Гермиона всерьёз задумалась над тем, чтобы догнать подругу и потребовать ответы — и плевать на последствия.       И всё же девушка оставалась на месте, даже не пытаясь окликнуть Луну.       Гермиона просто сидела в тишине, пытаясь переварить всё, что произошло за утро.       Она узнала, что её подруга была не только провидицей, но ещё и прошла через подавление так же, как Гермиона, прожив с ним в течение нескольких лет, и никто об этом не знал.       И Луна видела её будущее.       Девушка подарила ей второй браслет, который был зачарован.       Но у Беллатрикс теперь был точно такой же браслет, как и у Гермионы.       Девушка понимала, почему Луна не сказала ей, что именно произойдет в её будущем. Она утверждала, что знание может навредить, но Гермиона точно знала, что в этом нет необходимости.       Потому она уже знала своё будущее.       И она знала это с самого начала.       Они обе знали.       Но не Луна и Гермиона — Гермиона и Беллатрикс.       Да, возможно, никто из них не ожидал вмешательства девушки, но то, что Беллатрикс найдёт её, всегда будет такой простой и неизбежной истиной.       Гермиона со стоном упала на кровать, устало прикрывая глаза. Но в её голове сейчас бурлила самая настоящая буря мыслей о том, что может произойти и когда.       Министерство и все её друзья хотели, чтобы Беллатрикс была убита или захвачена — конечно, предпочтительно первый вариант. Гермиона ни на секунду не сомневалась, что они сделают всё возможное, чтобы помешать ей уйти с этой женщиной.       Это понимание оседало на языке горьким привкусом, но Гермиона, как бы безумно это ни звучало, — а к этому моменту она уже приняла тот факт, что стало немного сумасшедшей — не могла позволить этому случиться.       Беллатрикс была свободной во всём, и Гермиона больше всего на свете хотела снова испытать на себе эту свободу.       И если это означало ещё раз броситься в объятия своего личного мучителя, то так тому и быть.       Жизнь без песни — жизнь без сирены, которая утешала бы её и заполняла ту дыру одиночества, переполнявшую её грудь — постепенно становилась пыткой.       Беллатрикс придёт…       — … И я пойду вместе с ней, — прошептала девушка.       И злое шипение и обвиняющий шёпот на некоторое время утих, давая понять, что сирена внутри неё, наконец, успокоилась.       Но возбуждение, бурлящее где-то в глубине сознания, пророчески предвещало, что вскоре что-то должно было случиться.       К её счастью, Гермионе не пришлось долго томиться в беспокойном ожидании.