***
Прогулка до места назначения была молчаливой и напряжённой; в голове каждого бушевал целый водоворот эмоций и мыслей. Особенно у Кингсли. Мужчина поймал себя на том, что смотрит на Гермиону с грустью и пониманием, прекрасно осознавая, что под маской временного спокойствия бурлила ярость и обида, готовая взорваться в любой момент. И он знал, что девушка имеет на это полное право. Но Кингсли также понимал, что в этот тяжёлый момент он не имеет право волноваться и нервничать. С тех пор, как он стал Министром Магии и главой программы авроров, Кингсли был обязан принимать множество сложных и довольно жестоких решений для безопасности волшебного мира. Ни друзья, ни враги не имели каких-то приоритетов для закона. И ему это совсем не нравилось. Никогда. Однако если бы он делал так, как хотел, то мира, который сейчас существовал, просто бы не было. Ничего из этого не было личным — это была жестокая непоколебимая политика. И по его мнению, это было просто ужасно. Кингсли незаметно взглянул на Гермиону. Когда он был простым высокопоставленным аврором, его работа состояла в том, чтобы спасать тысячи жизней. Большинство своих дней он проводил в надежде, что все эти действия позволят ему, наконец, выспаться, когда всё кончится. Тогда он был аврором. Его работа, как Министра, конечно, всё ещё заключалась в спасении тысячи жизней. И… давала право на спасение ещё одной. Да, теперь Гермиона могла ненавидеть его, но даже это не меняло его решения. По крайней мере, девушка будет жива, чтобы сделать это. Ей не нужно было знать, что Кингсли сделал, чтобы это решение было возможным. И также она не знала, что Дэвид, Эмили и Сильвестр были посторонними в этом деле. Из двенадцати других начальников отделов эти трое были единственными, кто мог посмотреть на это дело с двух сторон. Вот почему Кингсли использовал всю свою власть, как Министра, чтобы они присутствовали на собрании. Если бы он пригласил весь совет — добровольно допустил, чтобы все присутствующие были предвзяты страхом, как раньше — тогда Гермиона никогда бы не покинула эту комнату живой. Во всём хаосе и тяжёлых последствиях войны Кингсли не мог полностью оценить своих коллег. Он не мог знать их мыслей и мотивов в делах, подобных делу Беллатрикс и Гермионы. Поэтому, чтобы убедиться, что он не совершает самую большую ошибку в своей карьере, Кингсли провёл голосование. Даже учитывая его голос, шансы между шестнадцатью склонялись к трём. Трое выступали за подавление. Один против. Двенадцать проголосовали за казнь. Кингсли буквально почувствовал, как его сердце остановилось, когда он увидел эти результаты. Затем он оглянулся, понимая, что шансы были настолько неравными. Сильвестр был тем, кто выступал против подавления. Как глава отдела по борьбе с магическими происшествиями и катастрофами, — имея при этом сына, который также являлся магическим существом — именно он должен был быть самым чутким в ситуации Гермионы. Возможно, он и не был лично знаком с девушкой, но мужчина искренне верил, что она не станет специально представлять угрозу себе или окружающим. Эмили с Дэвидом голосовали за подавление. Эмили хоть и была новичком в департаменте, но женщина ещё задолго до этого стала свидетелем несправедливого обращения с магическими существами. Эта женщина могла относиться к этому делу непредвзято и справедливо. Дэвид же возглавлял отдел тайн уже более шестидесяти лет. Он был чертовски хорош в работе с опасными артефактами и людьми. Его интуиции и быстрой реакции Кингсли доверял больше всего. Каким бы ни был его выбор, он верил, что так же, как Эмили и Сильвестр, мужчина сделает то, что будет необходимо, даже если это будет трудным решением. Таким образом, в большинстве оставались ещё двенадцать членов совета. Те, кто, не поговорив с Гермионой и не зная всей ситуации в целом, проголосовали за казнь. И, конечно же, Кингсли знал, чем были движимы все эти люди. Страхом. Они не были такими чуткими, как Сильвестр; понимающими, как Эмили; и не обладали такой интуицией и чистотой мышления, как Дэвид. Все они были трусливым и чистокровным правлением, назначенным во время пребывания на посту Корнелиуса Фаджа. Эти волшебники и ведьмы были готовы убить Гермиону также, как и Беллатрикс, будто они обе были виновны в одних и тех же грехах. В то время поиски за женщиной было пустыми и безрезультатными. И чем дольше она оставалась на свободе, тем большую опасность представляла окружающим. Кингсли подозревал, что все эти ленивые трусливые ублюдки были искателями быстрого решения всех проблем. Знание, что у многих магических существ были пары, из-за потери которых другие умирают, не было неожиданным и необычным. И прекрасно понимая, как коррупция и страх могли заставить этих людей совершать страшные поступки, Кингсли не удивился бы, если бы они решили проверить эту теорию. Он презирал их всех. Министр чётко понимал, что как только всё это закончится, ему придётся снова собрать совет. Кажется, пришло то самое время, когда необходимо очистить Министерство от таких людей. Сейчас у власти находилось множество людей, которые превращали нечто справедливое и честное в ядовитое и отвратительное. Тот факт, что они приговорили кого-то вроде Гермионы Грейнджер к верной смерти — после того, как несколько месяцев назад восхваляли её и других членов «Золотого Трио» за победу над Тёмным Лордом — довольно многое говорил об их личностях. И если бы сейчас во главе Министерства стоял кто-то, подобный этим людям, Кингсли бы серьёзно боялся, что у Гермионы не было бы ни единого шанса. Но сейчас дело не только в ней. Если подобное могло случиться с кем-то, кто фактически являлся причастным к спасению волшебного мира, то Мерлин знает, каким могло стать отношение к магическим существам менее значимых ведьм и волшебников. То, чему они уже подвергались при таких людях, как Фадж. Но Кингсли больше не собирался допустить этого, во всяком случае, пока он являлся Министром. Потому и использовал свою власть Министра, чтобы убедить остальных, что Эмили, Сильвестр, Дэвид и Хогвартс — это все, кто нужен, чтобы справиться со всей этой ситуацией. Но при всём этом он чувствовал себя грязным. Он был лицемером. Но как с политической, так и с моральной точки зрения — Кингсли понимал, что делает всё возможное, чтобы эта девушка могла жить спокойной и нормальной жизнью, которую она заслужила. Конечно, возможно, что Гермиона больше не захочет говорить с ним, с Роном, Гарри или Минервой. Однако, если девушка сможет прожить достаточно долго, чтобы потом однажды найти своё счастье без них, тогда все эти страдания будут стоить того. И одной этой мысли было достаточно, чтобы он с уверенностью продолжил свой путь в отдел тайн. Но даже сейчас, глядя на Гермиону, какая-то крошечная часть его сердца кричала, что всё это было ошибкой. И Кингсли молился, чтобы это было не так.***
В отделе тайн было столько же комнат, сколько слоёв в луковице, невольно сравнила Гермиона. Она как сейчас помнила зал, где хранились пророчества, и он был огромен. Но теперь она понимала, что это была лишь малая часть. Быстро проходя по различным бесконечным коридорам, Гермиона мельком разглядывала комнаты, позволяя себе эту малую шалость — заглянуть в самые таинственные и страшные уголки Министерства. И то, что она увидела, всё ещё могло удивлять её. Люди, проходящие мимо них, были явно невыразимцами. Ни одна ведьма или волшебник не заговорили с ними и не обратили на них внимания; они ходили по коридорам в молчаливой спешке, словно призраки, обитавшие в Хогвартсе. Все они были одеты в тёмные плащи, которые скрывали их тела с головы до ног. Гермиона также заметила, что все они были в пустых масках; их единственной особенностью была большая римская цифра, выведенная спереди. Иногда ей удавалось разглядеть части кожи или волос, выглядывающих из-под капюшона, но в остальном все люди были безликими. И всё это немного нервировало. Комнаты, мимо которых они проходили, были также окутаны пеленой тайны — названия, напечатанные над дверными проёмами, были единственной обозначительной чертой. Комната для размышлений. Камера времени. Палата любви. Комната смерти. Палата масок. Камера памяти. Комната болезни. По всему коридору тянулось бесчисленное количество дверей. Роскошный холл, который они только что прошли, был невероятно эффектным, даже несмотря на то, что, предположительно, он должен был быть незаметным. Гермиона искренне пожалела, что у неё нет возможности находиться здесь при других обстоятельствах. Здесь было так много вещей, о которых ей хотелось бы узнать. Её мозг лихорадочно перебирал тысячи возможных вариантов того, что могло находиться за этими закрытыми дверями. Ей так отчаянно хотелось раскрыть эти секреты. Именно здесь находилось всё самое невозможное. Сколько открытий было сделано прямо здесь, в этих залах? Сколько жизней было изменено из-за работы невыразимцев? Какими проблемами они занимаются ежедневно? Какие новые открытия они сделали? Та книга, которую она нашла в запретной секции Хогвартса, не могла быть единственной. И учитывая то, где Гермиона сейчас находилась, она была уверена, что тут есть все ответы, которые были ей нужны. И это касалось не только её способностей сирены. Впервые за долгое время Гермиона подумала о своих родителях; они продолжают жить в огромном мире магглов, даже не подозревая о её существовании. И судя по тому, что ей рассказывали, забвение не могло быть обращено вспять. Однако с другой стороны, девушка уже выяснила, что то, что ей говорили, не всегда было правдой. И если был хоть какой-то шанс обратить сделанное, то она найдёт его. Гермиона впервые за долгое время чувствовала, что внутри неё разгорается надежда. Да, она была взрослой и сильной, но девушка всё равно скучала по своим родителям. Сейчас ей больше всего на свете хотелось, чтобы они были рядом, пока она проходила через всё это. Естественно, они бы не могли быть в курсе того, что Гермиона была парой Беллатрикс, ведьмой и ещё множество чего, но, по крайней мере, у неё была бы их любовь и поддержка. Девушке всё равно придётся поговорить об этом с Кингсли, даже если она больше не захочет говорить с этим человеком. Их долгое путешествие в итоге, наконец, подошло к концу. Комната, к которой они подошли, была также похожа на все остальные. Огромная серебристая дверь с потрёпанной табличкой указывала на то, что они пришли именно туда. — Камера подавления, — прочитала Гермиона, переводя взгляд на невыразимцев. Дэвид подошёл к ним, спокойно протягивая свою палочку. Белый вихрь окутал её, и невыразимец указал на дверь. Та медленно распахнулась, и палочка Дэвида была возвращена хозяину. — Пожалуйста, воздержитесь от прикосновений к каким-либо предметам. Здесь всё может быть опасно при неправильном обращении, — сказал мужчина, входя в комнату. Все присутствующие последовали за ним. Все, кроме Гермионы. Её ноги упорно отказывались двигаться дальше, как бы ни пыталась она сделать шаг. И теперь, находясь прямо здесь, всё стало слишком настоящим. Также свою роль сыграло и исчезновение действия успокаивающего зелья. Гермиона отчаянно пыталась сохранять былое спокойствие, чтобы ей насильно не влили очередное зелье. Но опять же, если она не войдёт в эту комнату, это может случиться. Но она просто… не могла. Ни она, ни сирена внутри неё не хотели входить внутрь. Ей не нужны были никакие инстинкты, чтобы с уверенностью сказать, что это, в конце концов, полностью решит её судьбу. Внезапно чужие руки опустились на её плечи. — Миона, — тихо позвал Рон. — Всё будет хорошо, — также тихо пробормотал Гарри. — Мы будем с тобой, пока это всё не закончится. Трое старых лучших друзей были единственными, кто ещё оставался за пределами комнаты. Гермиона даже не осознавала, что дрожит, пока не услышала свой голос. — Я боюсь вас, — прошептала девушка, чувствуя, как слёзы скапливаются в глазах. — Не заставляйте меня делать это. Парни чувствовали, что их сердца угрожают разорваться от этого признания. Гарри резко заключил её в свои родные тёплые объятия, Рон последовал его примеру. Парни говорили тихо, чтобы никто, из стоящих позади, не смог услышать их. — Мы под присягой, Миона, — с сожалением прошептал Рон. — Мы с Гарри против, ты должна нам поверить. — Мы согласились на это лишь из-за Кингсли. — Он предупредил нас, что любое вмешательство полностью снимет нас с дела, если мы как-то попытаемся помочь тебе сбежать. Ты же знаешь, что это было первое, о чём мы подумали, — Гарри смущённо улыбнулся. — И он это знал. Мы, как авроры, должны соблюдать клятвы, которые дали. Если он сделает какое-то исключение ради нас, то станет не лучше, чем Фадж и ему подобные. — Мы решили, что, по крайней мере, хотя бы так сможем быть на твоей стороне. Если бы мы не согласились, вместо нас были бы два чужих невыразимца, — поддержал друга Рон. — А мы бы ни за что на свете не позволили бы этому случиться. Миона, пожалуйста, разреши нам помочь. Наверное, это был самый просящий и ласковый тон парня, за всё время знакомства и дружбы с ним. И сейчас Гермиона чувствовала себя между двух огней. Сердце и разум девушки твердили о совершенно разных решениях. Гнев и понимание боролись за господство над её сознанием. Инстинкты требовали мести, а разум взывал к милосердию. И она хотела ухватиться за это так же сильно, как и отвергнуть. Вечная паранойя нашептывала ей, что всё это может оказаться совсем неправильным. А надежда успокаивала её сердце, обещая, что всё будет хорошо. Чему ей верить? Чему она может довериться, если даже самой себе не может? В груди неприятно заныло, когда её охватила очередная волна паники. Краем глаза Гермиона заметила, как один из невыразимцев повернулся в её сторону. Рон тоже это заметил, прикрывая своей спиной всех остальных. Друзья взяли её за руки, стараясь успокоить её испуганные метания. Это, конечно, помогло, но не остановило от внутреннего ропота. Последние остатки зелья начали исчезать из её сознания. И тут Гермиона услышала приближающиеся шаги. — Гермиона. Мне нужно, чтобы ты присоединилась к нам, — тихо попросила Макгонагалл. Из-за плеча женщины девушка могла видеть, что другие присутствующие также смотрят на неё. Рон с Гарри учтиво отстранились от неё, но ни один из них не отпустил её руку. Гермиона всё ещё не могла самостоятельно решиться зайти внутрь, поэтому парни как можно осторожнее повели девушку в комнату. Позади неё с характерным ударом захлопнулась дверь, вынуждая резко вздрогнуть. Гермиона растерянно оглядела комнату. Всё помещение было обставлено множеством витрин. И на них располагались расплывчатые тени от предметов, парящих внутри. Некоторые из них были такого же размера, как сама девушка, в то время как другие были настолько малы, чтобы с лёгкостью поместиться в её руке. Некоторые из них парили под потолком, закручиваясь в разноцветные спирали. В комнате было достаточно темно, и Гермиона списала это на то, что единственным источником света была гигантская серебряная сфера, которая вращалась высоко над ними на массивных цепях, прикреплённых к потолку. Она на мгновение задумалась, как же она не застряла в цепях вокруг себя. Их было настолько много, что они постоянно терялись между собой. Гермиона отвела взгляд от убранства комнаты, обращая внимание на мужчину, стоявшего чуть впереди. Дэвид стоял напротив троих друзей, держа один из чемоданов в руках. Девушка с любопытством заметила, как за расплывчатым окном плавает нечто золотое. В это время все профессора и работники Министерства полукругом окружили этот самый огонёк. Гермиона ещё крепче сжала руки своих друзей, надеясь, что они не попросят отпустить их. С каждой секундой её ладони становились всё горячее и горячее, и девушка боялась, что если Гарри или Рон спросят её почему, она окончательно потеряет остатки своего самообладания. Конечно, Гермиона знала, что она выглядит испуганной. Но это было ерундой по сравнению с тем, что происходило сейчас внутри неё. Действие зелья, предназначенного для поддержания её спокойствия, уже закончилось. И если раньше сирена внутри неё тихо гудела, то теперь она кричала и отчаянно боролась на задворках разума Гермионы. Также на нервы действовали отрывки воспоминаний и образов, которые ей передала Беллатрикс в поместье. Вспышки прекратились так же быстро, как и начались, однако теперь перед глазами стоял один-единственный образ. Образ, невероятно похожий на тот, что сейчас находился прямо перед девушкой. Какой-то чемодан проплывал рядом с молодыми Макгонагалл и Дэвидом, пока рядом с ними стояла ещё одна женщина. Женщина, чьё лицо было одновременно знакомым и незнакомым. Она была намного старше той женщины, которую девушка знала лично, но между густыми, чёрными, как смоль, кудрями, презрительной усмешкой и ониксовыми глазами — было довольно просто догадаться, кто стоит перед ней. Друэлла Розье — мать Беллатрикс. И внезапно Гермиона, наконец, поняла, что она сейчас видит. Это были воспоминания. Воспоминания Беллатрикс, когда та была моложе. В особенности день, очень похожий на день самой девушки; день, когда собственная мать привела её сюда, чтобы подавить сирену Беллатрикс. И вот теперь Гермиона стояла именно там, где когда-то стояла её предшественница. Леденящий ужас пробежал по её телу, когда сирена внутри неё продолжала показывать эти воспоминания. — Успокойся. Просто успокойся, — повторяла девушка, словно мантру, пока её не отвлёк голос Дэвида. — Добро пожаловать в палату подавления. В этой комнате собраны все артефакты и предметы, которые помогают подавить магическое наследие волшебника. Я работаю в этой сфере деятельности в течение последних шестидесяти лет и, как таковой, я единственный человек в Министерстве, обладающий необходимой квалификацией и опытом, чтобы осуществить эту процедуру, — мужчина указал на свой чемодан. — Несмотря на то, что всё это может показаться страшным и мучительным, мисс Грейнджер, процедура проходит быстро и безболезненно. И как только это устройство окажется на Вас, Ваша связь с Беллатрикс — по крайней мере, с Вашей стороны — будет оборвана. Гермиона растерянно моргнула. Это звучало слишком быстро и просто. — Я не верю, что всё так просто. Мужчина отрицательно покачал головой. — Я понимаю, что в это трудно поверить, но всё действительно так просто. Ваши обстоятельства особые потому, что Вы старше, чем наши обычные пациенты. Мы очень часто имеем дело с детьми, в которых были инциденты, которые требуют особого контроля и осторожности. Нам меньше всего хотелось бы напугать их или причинить боль, — твёрдо ответил Дэвид. — Единственный раз, когда всё вышло из-под контроля было тогда, когда, несмотря на все наши усилия и осторожность, человек запаниковал и начал защищаться. Вот почему я должен Вас заверить, что пока Вы остаётесь спокойной и расслабленной, Вы будете в полном порядке. То, что он говорил, действительно имело смысл. Конечно, Гермиона не знала Дэвида, но за всё время их общения он не сделал ей ничего плохого. Никто из них не сделал. И сейчас нервозность от всей этой ситуации лишь усилилась. Она просто хотела, чтобы всё это закончилось. И это было вполне осуществимо. Всё, что ей нужно было сделать, это расслабиться и пройти через эту предположительно быструю и простую процедуру. Казалось, это было достаточно просто. Гермиона могла сделать это… Это было именно то, что она пыталась себе внушить сквозь яростные крики внутри. Голова девушки угрожала взорваться в любой момент, пока инстинкты пытались взять верх над её желаниями. Дело дошло до того, что она больше не смогла скрывать свою боль, как делала до этого. Конечно, Гермиона понимала, что, должно быть, она выглядит как сумасшедшая, когда, отшатнувшись от Гарри и Рона, она схватилась за голову. Это была чистая агония, и никакое количество успокоительных не могло остановить её. И всё это время сирена внутри неё отчаянно продолжала кричать. Бежать. Мы должны бежать. Она будет в ярости. Она будет в ярости. Они хотят причинить нам боль. Это было настолько больно, что глаза наполнились непрошенными слезами, когда Гермиона обречённо посмотрела на чемодан перед ней. Вот оно, решение, которое раз и навсегда могло положить конец её страданиям. Всё, что ей оставалось сделать, это сказать «да». И это же не навсегда. На небольшой период времени. Как только Беллатрикс поймают, Гермиона, наконец, сможет вернуться к нормальной жизни. Она смогла бы снова петь, читать и полностью контролировать свои эмоции и мысли. Прямо сейчас, единственное, что причиняло ей боль, была она сама. И если она всё-таки решится сделать это, то вся боль прекратится. Боль в её голове достигла своего пика, на короткий миг заглушая кричащий голос в сознании, чтобы девушка смогла бы произнести одно-единственное слово. — Да. Все присутствующие одновременно вздохнули, выражая своё облегчение от её добровольного согласия. — Прекрасно. Это займёт всего несколько минут, юная леди. Пожалуйста, подойдите, чтобы я мог надеть его на Вас, — улыбаясь попросил мужчина. Он развернулся, забирая какой-то предмет из витрины. Гермиона нерешительно подошла к нему. — Сейчас, за многие годы исследований магических существ, мы обнаружили, что для того, чтобы подавить Ваше наследие, мы должны остановить его у источника. Гарпии, русалки и сирены — родственные виды, — объяснил Дэвид. — Ваша сила исходит от голоса, а точнее, от голосового аппарата. И хотя мы предпочли бы использовать ожерелья, они висят слишком низко для эффективности. А вот это работает намного лучше. Некоторые признали, что это было слишком неловко и унизительно выставлять его на всеобщее обозрение, поэтому мы создали полупостоянные маскирующие чары, чтобы скрыть его, как только он будет активирован. Также мы можем настроить индивидуальные характеристики для удобства ношения. Наконец, мужчина повернулся, вручая этот самый предмет. И к её большой радости, Гермиона не издала ни единого звука, когда перед ней предстал ошейник. В основном потому, что у неё буквально перехватило дыхание. Между сильными морщинистыми руками Дэвида лежало тонкое золотое кольцо, не толще двух пальцев. Оно было украшено замысловатыми рисунками, проходящими через всю его длину. Они напомнили ей о надписи «вход запрещён», которая обычно висела над строительной площадкой напротив дома Гермионы. Материал был гладким и мерцающим, намекая на то, что работа была сделана на славу. Девушка подумала, что любая чистокровная ведьма упала бы в обморок при виде этого предмета, если бы он был преподнесён так же, как сейчас. В конце концов, это лишь причудливое украшение. И в придачу оно очень красивое. Честно говоря, Гермиона была благодарна, что оно выглядит именно так, ведь могло быть и хуже. Хотя даже этот своеобразный ошейник навевал нежелательные воспоминания. Воспоминания о цепях, которые когда-то надёжно приковывали её к стене в клетке. Миски для животных, чтобы питаться и пить из неё. Взволнованный голос Беллатрикс во время их дуэли. «Похоже, мой питомец научился новому трюку». И этот ошейник перед ней беспощадно бередил старые раны, о которых Гермиона долгое время пыталась забыть. Это было больно. Это было очень больно. А Гермиона Грейнджер уже устала от постоянной боли. И все присутствующие потом вспомнят, что девушка не издала ни звука, пока ей показывали её будущий ошейник. Вспомнят, как она также молчаливо отправила всех их в неконтролируемый полёт через всю комнату. Профессора и сотрудники Министерства были шокированы внезапным всплеском беспалочковой магии. Наконец-то, Гермиона сорвалась. Это было похоже на то, как последние нити спокойствия обрываются. Ей надоело быть такой спокойной и послушной. Надоело слушать, как все, кто только может, принимают за неё решения, совершенно не обращая внимания на то, что хочет сама девушка. Все эти люди были её друзьями, которые хотели для неё наилучшего; и всё же именно они решили подавить часть неё, чтобы удержать Беллатрикс. Они искренне верили, что спасают её. Но Гермиона, как никто другой, знала, что это не так. Если они отнимут её способности сирены, то она останется фактически беззащитной. Пытаясь её спасти, они сделают её самой простой мишенью. Её голос был единственной вещью, которая смогла защитить Гермиону от Беллатрикс. Она уже проверяла это. И если бы девушка тренировалась, нарабатывая опыт, то она смогла бы стать сильнее. И смогла бы контролировать свою пару, как это могла делать Беллатрикс. Гермиона была уверена, что она справилась бы с обучением и тренировками. Девушка понимала, что в книге было написано, что пары часто пытаются навредить друг другу. Беллатрикс всегда будет пытаться убить её — до тех пор, пока не представится такая возможность, — но женщина не сможет сделать это. Только если согласиться умереть вместе с Гермионой. По крайней мере, она в это верила. И честно говоря, даже несмотря на то, что Беллатрикс ясно дала понять, что она не против умереть, если это означает, что девушка умрёт вместе с ней… Гермиона не верила ей. Эта женщина так долго играла в свои маленькие игры разума, что девушка, в конце концов, выучила правила. На самом деле это была огромная ошибка со стороны Беллатрикс. Возможно, она пыталась таким образом проникнуть в голову Гермионы, но тем самым и позволила войти в свою. Как бы безумна ни была Беллатрикс, она всё ещё оставалась слизеринкой. И если она действительно чего-то захочет, то сделает всё необходимое и даже больше, чтобы получить желаемое. Раньше Беллатрикс хотела место рядом с Тёмным Лордом. Она с радостью посвятила этому безумцу всю свою жизнь и даже долгие пятнадцать лет в Азкабане, чтобы доказать ему свою преданность. И когда Волан-де-Морт пал, а большинство Пожирателей Смерти исчезли — Беллатрикс лишилась своей жизненной цели. Конечно, она всё также могла создавать хаос, убивать и доставлять страдания, но теперь это потеряло былую искру, которая доставляла ей искреннее счастье. Но всё изменилось с появлением Гермионы. Гермиона Грейнджер — магглорожденная ведьма, которая посмела украсть её палочку; разграбила её хранилище; была одной из виновников падения её Лорда. А ещё она просто по счастливой случайности оказалась её парой. Никто и ничего не могло разжечь в ней этот огонь, как Гермиона. И девушка — в страхе перед тем, что они собиралась сделать с ней — надеялась лишь на то, чтобы Беллатрикс взяла всё в свои руки. Женщина была невероятной собственницей, что касалось её вещей, разума и тела. И то, что сейчас делало Министерство, потенциально угрожало самой Беллатрикс. Пришёл тот момент, чтобы посмотреть, умела ли она держать своё слово. Конечно, Гермиона не хотела возвращаться обратно. То, что Беллатрикс делала с ней или хотела сделать — было тем, что просто невозможно ни забыть, ни простить. Гермиона просто-напросто хотела быть счастливой. Хотела жить той простой жизнью, которую она заслужила. И возвращение обратно превратило бы все её мечты в прах. Гермиона была умной. Всегда. И она была уверена, что есть другой способ, чтобы разорвать их связь. Ей просто необходимо было время и дополнительные ресурсы. И ещё, конечно же, надежда. И девушка была уверена, что не найдёт её здесь. Беллатрикс придёт за ней; теперь оставалось только продержаться достаточно долго, чтобы это произошло. Гермиона совершенно ясно поняла, что ни её друзья, ни профессора не станут слушать её мольбы и страхи. Но даже если бы они и выслушали, то никогда бы не согласились с её несогласием. Для всех присутствующих возможный риск намного превышал любое её слово и вероятность. Так что сейчас Гермионе пришлось рискнуть единственным, что у неё осталось. Её жизнью. И если это означало, что ей придётся сражаться со своими лучшими друзьями, то именно так она и поступит. — Мне жаль, — подумала Гермиона, наблюдая, как все медленно, но верно приходят в себя. — Но я должна поступить по-своему. Девушка встала в защитную стойку, готовясь к нападению. Конечно, Гермиона знала, что эта битва с Роном, Гарри и работниками Министерства будет проиграна изначально. Сейчас она находилась в очень невыгодном для себя положении. Во-первых, у неё всё ещё не было палочки. Во-вторых, она тараном шла против взрослых опытных волшебников. Но у Гермионы было одно большое преимущество — она не боялась умереть. Нет, она не была настолько глупа, чтобы верить, что они не причинят ей вреда. И если они всерьёз начнут свою атаку, то у неё не будет ни единого шанса. Она должна была использовать свой ум, а не силу. Гермиона решительно оглянулась, думая, что из этого она может использовать для своего плана. Кингсли сориентировался первым, поднимаясь на ноги и направляя свою палочку в сторону девушки. — Гермиона, немедленно прекрати! — прорычал мужчина. — Мы не причиним тебе боль. Но ей уже надоело молчать, притворяясь, что она не чувствует злости, печали, обиды и многого другого. — Мне очень жаль, Кингсли. Правда. Но я не хочу этого. Это всё равно ничем не поможет — станет только хуже. Рон с Гарри в это время помогали директрисе подняться на ноги, пока женщина бросала на неё недоверчивые, полные боли, взгляды. — Гермиона, пожалуйста, подумай разумно. Если ваша связь с Беллатрикс останется такой и дальше… — То она найдёт меня, конечно, — решительно оборвала женщину Гермиона. — Я на это и рассчитываю. — Ты сошла с ума, девочка, — возмущённо прокричал профессор Слизнорт с другого конца комнаты. — Я тоже не согласен, что это лучший вариант, но нападать на нас? Это переходит все границы дозволенного! — И это всё потому, что никто из вас не попытался услышать то, что я говорю! — в ответ закричала Гермиона, отходя назад, когда авроры попытались обойти её с фланга. — Гермиона, мы понимаем, что ты боишься, но… — Нет, послушайте, наконец, меня, когда я прошу Вас не делать этого! Мне нужны мои силы. Они — единственное, что защищало меня от Беллатрикс. Неужели Вы не понимаете? Если Вы их заберёте, то я останусь беззащитна, — испуганно прорычала девушка. В это время профессор Стебль и Флитвик пытались незаметно приблизиться к ней, вызывая новый приступ паранойи. И сейчас это было даже хорошо. Гермиона ловила каждое движение людей перед ней. И именно это помогло ей вовремя отклонить заклинание, отправленное Эмили. Но это было лишь началом. Первое заклинание послужило спусковым крючком для всех присутствующих, вынуждая Гермиону поставить защиту, прислоняясь к двери. По крайней мере, теперь ей не придётся беспокоиться, что кто-то может напасть сзади. Заклинания не замедлялись ни на секунду, и если она не предпримет что-нибудь в скором времени, то рано или поздно — они прорвутся. Краем глаза Гермиона заметила кое-что, что могло бы помочь ей. Это было рискованно, да. И у неё было всего несколько секунд, чтобы осуществить свой план, но она справится. Ведь именно этому её учил профессор Снегг. «Дело не только в концентрации внимания. Также необходим фокус и направление». Все были застигнуты врасплох, когда девушка резко побежала к одной из больших витрин, ныряя за неё и оставляя лишь руку. — Хоть бы это сработало, — прошептала Гермиона, прикрывая глаза. — Люмос Максима, — вскрикнула она, направляя руку в толпу волшебников. Ослепляющий большой шар света вырвался из её руки, направляясь в толпу поражённых людей перед ней. И услышав болезненные стоны с другой стороны, Гермиона практически завизжала от детского восторга, когда её план осуществился. Когда она произносила заклинание, то ни на чём не сфокусировалась; вместо этого девушка направила всю свою магию туда, куда ей хотелось. В данном случае — повсюду. И это сработало. То, что должно было быть концентрированным шаром света, расширилось до размеров стадиона. И комната наполнилась криками, когда этот свет ослепил волшебников, которые искали её взглядом. Гермиона воспользовалась их растерянностью, сразу же бросая несколько заклятий. Один угодил в Эмили, в то время как другой ударил человека рядом — Слизнорта. Оба волшебника упали, теряя сознание. Но Гермиона даже не собиралась останавливаться. — Акцио! — вскрикнула девушка, поднимая руки к потолку. Несколько больших витрин понеслись прямо на неё, но в последний момент рухнули, образуя вокруг себя своеобразный защищённый квадрат из восьми витрин. Флитвик собирался послать очередное заклинание, когда Дэвид внезапно ударил его по руке. — Стойте. Эти предметы чрезвычайно непостоянны. Одно неправильное заклинание — и мы может серьёзно ранить мисс Грейнджер! — прокричал мужчина. После этого в комнате воцарилось временное спокойствие. Теперь у неё было немного времени, чтобы сосредоточиться на новой проблеме. Чем дольше Гермиона оставалась за этим импровизированным барьером, тем больше магии она расходовала. И если она, в конечном итоге, лишится своей магии — всё будет напрасно. Она должна была что-то предпринять. Быстро. Полностью спрятавшись за витринами, Гермиона бегала глазами по комнате, думаю, какие у неё могут быть варианты. Дверь была единственным выходом, но девушка была уверена, что, если и сумеет выйти через неё, то по ту сторону её ожидает множество невыразимцев, готовых свести все её шансы на побег к нулю. Конечно, Гермиона неплохо владела магией без палочки, но даже она была недостаточно сильна, чтобы справиться с таким количеством людей. Если бы у неё была палочка, тогда — и, да, это звучало ужасно даже в её голове — она могла бы взять кого-нибудь в заложники, чтобы добраться до лифта. Конечно, Гермиона не собиралась действительно угрожать человеку. В ярости, да, она могла случайно причинить кому-нибудь вред, но так — нет. Это был бы блеф чистой воды. Девушка не хотела даже думать о подобном варианте событий, но ещё больше она не хотела видеть этот ошейник на себе. Очевидно, никто не хотел её слушать, так что теперь Гермиона была сама по себе. И как только ей удастся сбежать отсюда, она обязательно уйдёт в бега. Тем более, девушке уже доводилось делать это во время войны, поэтому она умела выживать и оставаться инкогнито. Конечно, вопрос по поводу того, найдёт ли её Беллатрикс, оставался открытым, но чем больше эти люди пытались вбить в её голову свою правоту, тем яснее Гермиона понимала слова Нарциссы. «Вчера тебе удалось сделать то, о чём я мечтала с самого детства. Хоть меня, несомненно, и будут преследовать бессонные ночи, когда я оставлю тебя здесь, в её власти, но я знаю, что ты не умрёшь здесь». Именно эти слова заставили её передумать. Пока у Гермионы есть силы сирены, она была уверена, что сможет остановить Беллатрикс. Впервые с тех пор, как всё это началось, Гермионе пришлось полностью и безоговорочно довериться своим инстинктам. Они ещё ни разу по-настоящему не подводили её. Мерлин, они столько раз предупреждали девушку об опасности, а она просто игнорировала их из-за страха перед неизвестным. Но не сейчас. Сейчас Гермиона знала, что делать. Магия без палочки была ненадёжна, а палочки у неё вообще не было, и поэтому у девушки оставалось всего одно-единственное решение. Её голос. Девушка глубоко вздохнула, погружаясь в себя. И теперь, когда она плавно подчинилась своим силам, Гермионе стало намного легче чувствовать сирену внутри себя, которая раньше всегда скрывалась в глубине её сознания. Если раньше это звучало как тихий шёпот, ожидающий, когда его услышат, то теперь это ощущалось как физическое присутствие. Игнорируя голоса друзей и профессоров, Гермиона обратилась к своей сирене. — Мне нужна помощь. Нам нужно выбраться отсюда, но я не хочу причинять им вреда, — попросила помощи девушка. Гермиона лишь несколько раз разговаривала с сиреной напрямую, обычно позволяя ей действовать самостоятельно, без её вмешательства. Тем не менее, в такой ситуации, как эта, девушка должна была контролировать свои силы и ситуацию. И позволить сирене взять над собой верх было не самым разумным решением, потому в такие моменты она не могла отличить, кто враг, а кто друг. Если они, например, злились, то в голове была лишь злость, отодвигающая остальные эмоции в сторону. И не важно, на кого была направлена эта злость и почему; им просто было необходимо выразить свои чувства единственным известным способом. Гермиона верила, что именно поэтому, она причинила неосознанный вред своим друзьям в кабинете Кингсли. Конечно, она понимала, что ей необходимо контролировать свои силы, как с беспалочковой магией. Обычно Гермиона позволяла им течь подобно океану, а не спокойной реке. В этом не было ни концентрации, ни направления. Одни эмоции. Профессор Снегг говорил, что она никогда не сможет овладеть беспалочковой магией, если не научится контролировать свои чувства и эмоции. И теперь девушка решила, что пришло время доказать, что он ошибался. Гермиона ощутила знакомое гудение, бурлящее в её груди. И даже под неугомонным шумом своих мыслей она смогла услышать ответ. Пой. Пой, и они будут слушать. И девушка так и сделала. Никто из присутствующих не мог видеть Гермиону из её укрытия, но в тот момент, когда плавное гудение начало распространяться по комнате, все начали действовать. — Скорей. Мы должны остановить её, — приказал Кингсл. — Без заклинаний. Она, скорее всего, очаровала пространство вокруг себя, чтобы оно стало неприступным для магии, поэтому мы должны действовать сами. Филиус, Вы остаётесь с Эмили и Горацием. Все остальные со мной. И они начали действовать. Кингсли с Макгонагалл быстро справились с чарами, чтобы одна из витрин снова начал парить в воздухе. Сильвестр, Рон и Гарри взяли её, оттаскивая дальше в комнату. К их счастью, парящее заклинание позволило значительно облегчить этот процесс. Теперь, когда в укрытии девушки была брешь, они имели свободный доступ к Гермионе. И это бы действительно сработало, если бы они начали действовать раньше. Те, кто был ближе к девушке, сразу всё поняли по её выражению лица. Готовность. За время, потраченное на разбор импровизированного убежища, Гермиона пришла к какому-то молчаливому заключению. Что именно за заключение — никто не знал, но все понимали, что… Она не позволит нацепить на неё ошейник без борьбы. Рон поднял палочку, пытаясь остановить свою подругу, но было поздно. Нежный мелодичный голос начал растворяться в воздухе, словно ласковый ветер.«Слова летят, но это шепот, оставленный без внимания. Крики злых людей теряются в Вашем мире. Если бы Вы хотели слушать, то услышали бы мои желания и просьбы. Ибо те, кто остаются в темноте, устанут ещё больше».
К своему большому удивлению, Гермиона заметила, как трое мужчин перед ней расслабились, падая на колени. Остальные — кроме, как ни странно, Макгонагалл — тоже упали на пол. — Гермиона, чёрт возьми, что ты делаешь? Почему я не могу пошевелиться? — вскрикнул Рон, явно пытаясь подняться. — Так будет лучше, Рональд, — подумала девушка, не прерывая своей песни.«Мне нельзя напоминать об ошибках, которые я совершала. Те, что связывают меня с этой дорогой, и сейчас я понимаю. Тот, кто впереди дороги, Кто руководит всем? Кто возьмёт меня за руку? Ведите меня за собой, И ведите себя неосмотрительно. Я знаю, что Вы хотите лучшего, но знайте и Вы, что я тоже хочу лучшего. С каждым моим шагом я узнаю нечто новое, И хотя мои слова покажутся вам абсурдом. Пожалуйста, поверьте в мой путь. Эта жизнь принадлежит мне, так что отойдите в сторону. Если Вы ненавидите этот путь, он всё равно продолжится».
. Все присутствующие ожили, будто их облили ледяной водой. Их тела двигались без их согласия, освобождая ей путь. И одних выражений их лиц хватало, чтобы Гермиона испугалась. Все смотрели на неё с нескрываемым ужасом. Конечно, они и раньше знали о силе девушки, но никто и никогда не чувствовал её так, как сейчас. Гермиона вспомнила, каково это, когда Беллатрикс подчиняла её одним своим словом. Как эта женщина могла заставить её сделать всё, что захочет. Но Гермиона никогда раньше по-настоящему не чувствовала это, не понимала, что глубоко в ней есть это. Если честно, это был ужасный опыт. Слова девушки полностью охватывали разум присутствующих, приводя в полное оцепенение. Гермиона знала, что некоторые под властью голоса сирены даже не поймут, что происходит, пока всё не закончится. Однако здесь и сейчас всё было иначе. Её друзья и профессора отчаянно боролись с её чарами всеми силами, понимая всё так же ясно, как и обычно, но совершенно не контролируя свои тела. И эта потеря контроля дала всем очень ясное осознание. Во-первых, Гермиона была невероятно опасна в своём отчаянии. Во-вторых, они довели её до того, что девушка была готова пойти на всё, чтобы остановить их. Самым душераздирающим было то, что никто из них не хотел такого поворота событий. Всё должно было быть совершенно иначе. Пытаясь всеми силами защитить Гермиону, они только оттолкнули её дальше. Гарри и Рона это ранило больше всех. Ведь именно они обещали ей, что всё будет хорошо. Всё будет хорошо, пока она им доверяет. Но они не доверились ей и теперь расплачивались за эту ошибку. Сначала Гермиона хотела остановиться и попросить прощения за свои действия, видя обиду на лицах своих друзей. Однако одного нежного толчка сирены внутри неё было достаточно, чтобы девушка пошла дальше. Она делала маленькие осторожные шаги, боясь, что слишком резкие движения разорвут ту власть, что она сейчас имела над этими людьми. Но никто не пошевелился. Гермиона продолжила идти к двери, не прекращая петь, отчаянно надеясь, что хотя бы сейчас они услышат и поймут её.«Мне нельзя напоминать об ошибках, которые я совершала. Тех, что связывают меня с этой дорогой, и сейчас я понимаю. Тот, кто впереди дороги, Кто руководит всем? Кто возьмёт меня за руку? Ведите меня за собой, И ведите себя неосмотрительно. Страх толкает меня вперёд. Ваша вина связывает Вас по рукам и ногам. Ваша надежда может быть оправдана, Но я не останусь здесь. Посмотрите на мир моими глазами. Успокойтесь и закройте собственные. Поверьте в меня, И вернитесь домой».
Гермиона растерянно огляделась вокруг. Что-то незнакомое крепко засело в её груди. Ей было больно смотреть на такие знакомые и родные глаза, полные предательства. Вскоре все присутствующие начали закрывать глаза, но некоторые всё же продолжали бороться, как Кингсли, профессор Стебль, Флитвик и Сильвестр. Однако Дэвид, Рон и Гарри вообще не сопротивлялись, покорно закрывая глаза. И от этого Гермионе хотелось ещё больше заплакать. Сирена внутри неё твёрдо стояла на своём решении, во всём помогая девушке. И она понимала, что нужно бежать, но неприятное чувство вины полностью заполнило её сердце. Гермиона бы всё сейчас отдала, чтобы получить хоть какое-то подтверждение, что она делает правильный выбор. И ей действительно хотелось верить, что её друзья понимали, почему она делает это. И сирена помогла ей в этом. Те, кто спокойно закрыл глаза, верили в неё. Верили, что даже в таком положении девушка сможет со всем справиться. Гермиона всхлипнула, пытаясь сморгнуть непрошенные слёзы от своего предательства. И к её большому сожалению, её свобода оказалась недолгой, когда путь перекрыл один-единственный человек. Тот, кто не попал под её чары, когда все остальные подчинились. Тот, кто даже не пошевелился, когда все присутствующие отошли в сторону. Тот, чьи глаза всё также были открыты, наблюдая за ней с невероятным упрямством. Тем человеком была профессор Макгонагалл. Эта женщина была единственной, кто не попал под её власть. — Но как? — спросила Гермиона, обращаясь к сирене внутри себя. Но, к сожалению, у девушки не было возможности спросить об этом директрису, когда та ввела её в шок, наставляя на неё свою палочку. — Пожалуйста, отойди, дитя, — приказала Макгонагалл. — Я не могу гарантировать, что те, кто сейчас находятся по ту сторону двери, не причинят тебе вреда, если ты пойдёшь дальше. Как мы уже говорили — это временное решение. И как только Беллатрикс поймают, я лично сниму подавление, клянусь. Но, Гермиона, то что ты сейчас делаешь, не приведёт ни к чему хорошему. Девушка отрицательно покачала головой. — Я не сделаю этого, профессор. Я согласна остаться здесь, в Министерстве, но не дам надеть на себя этот ошейник, — устало вздохнула Гермиона, замечая искру сомнения в глазах напротив. Именно это стало зелёным флагом, чтобы она попробовала убедить Макгонагалл. — Я могу остановить Беллатрикс. И я уже делала это раньше. Но для этого мне нужны мои силы! Мне просто необходимо время, чтобы научиться контролировать их, пожалуйста. Непонятная эмоция промелькнула на лице профессора, но исчезла так же быстро, как и появилась. — Боюсь, у нас нет столько времени. Каждая минута бездействия даёт Беллатрикс больше возможностей найти тебя. Не исключено, что она уже знает, что ты здесь. И, в конце концов, она может прийти намного раньше, чем ты будешь готова, — решительно ответила женщина. Гнев и разочарование моментально наполнили сознание Гермионы. Хоть она и пыталась сохранять спокойствие и контроль над собой, девушка всё равно чувствовала, как сирена внутри неё возмущённо кричит. Но Гермиона не могла дать себе волю в подобном. Меньшее, чего ей бы сейчас хотелось, так это обострять уже сложившуюся ситуацию. Да, сейчас остальные были всё ещё под контролем её пения, но как долго это продлится, девушка не знала. И в этом Макгонагалл всё же оказалась права. У них не было столько времени. Гермиона выпрямилась, встречаясь с непоколебимым взглядом директрисы. — Если Вы действительно в это верите… то у меня нет выбора. Мне жаль, — девушка уже открыла рот, собираясь применить силы сирены. — Как и мне… Макгонагалл ни секунды не колебалась, переводя свою палочку куда-то за спину Гермионы. — Акцио ошейник. И как бы быстро она ни пыталась развернуться, заклинание оказалось сильнее. Девушка согнулась пополам, когда холодный металл ошейника больно столкнулся с её шеей. Никогда прежде Гермиона так отчаянно не пыталась что-то оторвать, тщетно пытаясь его разомкнуть. Девушка продолжала тянуть его, но концы ошейника упрямо продолжали смыкаться, вынуждая её глаза наполняться испуганными слезами, а воздух заполниться дрожащими вздохами. Вся её голова запульсировала в агонии, когда сирена внутри неё начала кричать и биться. На шее уже начали проступать первые царапины от ногтей, пока Гермиона старалась его снять. В какой-то момент ее тело не выдержало, жалко падая на землю. — Гермиона! Боже, дитя, остановись, ты можешь серьёзно покалечить себя! — отчаянно прокричала Макгонагалл, пытаясь перехватить руки девушки. Всё вокруг стало расплывчатым. Гермиона не могла дышать. Не могла говорить. Не могла даже думать. Магия ошейника уже начала действовать, подавляя сирену внутри неё. Они говорили, что эта вещь заставит сирену молчать. Но… это совершенно не было похоже на молчание. Сейчас была лишь боль, страх и паника. Больно. Очень больно. Везде боль. — Больно, — всхлипнула Гермиона. — Снимать его! Уберите его! — заплакала девушка, ещё больше стараясь снять ошейник. К этому моменту все присутствующие уже пришли в себя, растерянно наблюдая за Макгонагалл и Гермионой. Звук, исходящий от девушки, совершенно не был похож на тот успокаивающий гул, который был прежде. Это были болезненные крики кого-то, кто мечтается в агонии. Глубокие и страшные крики от страданий. И чем больше Гермиона сопротивлялась, тем громче становился этот звук. Понимая, что ситуация с каждой секундой накаляется, они поспешили на помощь. Гарри и Рон сориентировались первыми, подбегая к подруге и надёжно удерживая её руки. Профессор в это время бережно уложила голову девушки к себе на колени, шепча, что всё будет хорошо. Но это лишь больше пугало Гермиону, вынуждая бороться, чтобы отойти от этих людей как можно дальше. Кингсли и Сильвестр в это время удерживали её тело на месте, пытаясь остановить каждое движение девушки. Голоса начали сливаться в один мешающий шум, раздражая каждую клетку её сознания. Гермиона была готова взорваться в любой момент. Ей нужно было найти выход своим эмоциям. Ей нужно было выбраться отсюда. Девушка открыла рот, неестественно выгибаясь и сотрясая комнату новой вспышкой крика. — Оставьте меня в покое. Сильное эхо от её крика отправило всех присутствующих в неконтролируемый полёт, а стёкла начали поочерёдно разбиваться. Её крик был не единственным в комнате. Крики её друзей и работников слились, чтобы омыть комнату гулким эхом агонии и боли. Это продолжалось бы и дальше, если бы короткий щелчок не оборвал эту какофонию звука, погружая комнату в напряжённую опусташающую тишину. Вместе с криком ушла и боль Гермионы, когда сирену внутри неё выключили, отправляя в небытие. Следом раздался крик, в котором не были ни капли былой силы, но все содрогнулись, понимая, что этот крик состоит из чистой боли обречённого человека. Да, они выиграли, но никто из присутствующих не ощущал вкуса победы. Гермиона растерянно моргнула, прежде чем погрузиться в пустую непроглядную темноту. И в следующий раз, когда она очнётся, ничего уже не будет прежним…