Sing To Me Your Insanity

      Выручай-комната вскоре стала вторым домом для Гермионы, так как охота на Беллатрикс всё ещё продолжалась, вызывая беспокойство и тревогу. Поэтому петь ей приходилось чаще, чем раньше. Большую часть времени, когда она приходила, она была одна, но если к ней кто-то присоединялся, Гермиона была не против. Конечно, она всё ещё посещала занятия и время от времени навещала мадам Пинс, но по большей части Гермиона держалась особняком. Были моменты, когда некоторые из её одноклассников задавали вопросы об её времяпрепровождении в лазарете; и каждый раз она извинялась и деликатно меняла тему разговора, прежде чем они подошли бы к истине. Это было изнурительное занятие, но девушка знала, что правда принесет ей гораздо больше проблем, чем было у неё сейчас.       Однако это мало что значило, поскольку, как она поняла — если она не будет искать проблем, — проблемы все равно найдут её.       И, когда октябрь подходил к концу, это было именно то, что и произошло. Гермиона отдыхала в библиотеке на своем излюбленном месте; нежный роман был в одной руке и ваза с фруктами на коленях. Рядом с ней, свернувшись калачиком, лежал Живоглот, который наслаждался теплотой от её тела и умиротворяющей тишиной вокруг.       Они провели большую часть дня после занятий вместе, когда вдалеке послышались чьи-то нетерпеливые приближающиеся шаги. Когда шаги стали слышны ещё чётче, Гермиона положила закладку между нужных страниц и подняла взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть Джинни, неловко выскочившую из-за угла.       — Гермиона! — закричала девушка, но вскоре отдернула себя, видимо вспомнив, где находится. Джинни быстро огляделась, как будто мадам Пинс собиралась появиться у неё за спиной и надрать ей уши. Не дождавшись ответа, она подошла к Гермионе с явным волнением на её лице. — Гермиона, нас вызвали к директору! Ты должна увидеть, кто здесь! — нетерпеливо воскликнула она.       Гермиона нахмурилась. — Кто там, Джинни? — уточнила девушка. Живоглот недовольно спрыгнул с её ног, когда Гермиона поднялась с места, и решил потереться о Джинни, которая была одной из немногих людей, кого привередливый кот мог вынести. Она наклонилась, чтобы взять его на руки, когда тот удовлетворенно замурлыкал.       — Нет, это сюрприз. Просто давай быстрей, — поторопила её Джинни, прежде чем повернуться и направиться к выходу.       — Ты невыносима, — простонала Гермиона. Она быстро собрала свои вещи и поспешила за своей подругой, чтобы, наконец, увидеть, из-за чего весь этот шум; неприятное чувство вновь поселилось в её животе, когда девушка покинула свою зону комфорта, свой безопасный островок, чтобы встретить их таинственного гостя.       Надо было остаться в библиотеке, — это было первое, что пришло ей в голову, когда до неё впервые за несколько месяцев донеслись два знакомых голоса. Они звучали абсолютно так же, как она их помнила, разве что, усталость была слышна четче, чем раньше. Но у Гермионы не было никаких сомнений в том, кто находился за этими тяжелыми дверями.       Она решительно дернула за ручку и вошла в комнату.       — Гермиона! — в унисон воскликнули два голоса, стоило ей только переступить порог с Джинни и Живоглотом рядом.       — Гарри, Рон! Что вы здесь делаете? — спросила она с улыбкой, бросившись к друзьям, чтобы заключить их в крепкие объятия, на что они ответили с таким же энтузиазмом.       — Мы слышали о том, что произошло, и пришли поговорить с тобой и профессор Макгонагалл от имени Министерства, — ответил Гарри, первым отстранившись от объятий.       — Сколько раз я должна вам повторить, что больше не являюсь вашим профессором? Как взрослые люди, работающие аврорами, я думала, что вы двое будете вне себя от радости, когда сможете перестать называть меня так, — вмешалась Макгонагалл, с помощью магии разбирая бумаги за своим столом.       — Возможно, мы больше не студенты, но вы всегда будете нашим профессором, профессор, — ответил Рон с глупой улыбкой, подходя к сестре, чтобы поприветствовать и её.       — Как бы то ни было, я все равно буду настаивать, чтобы вы не называли меня так, — она взглянула на троицу поверх своих очков в тонкой оправе. — Но, поскольку это, без сомнения, бесполезное занятие, я оставлю это, чтобы мы могли приступить к делам.       — Да, думаю, вы правы, профессор, — ответил Рон, прежде чем сесть на кресло перед Макгонагалл. Гарри предпочел не садиться, а прислониться к ближайшему шкафу, давая возможность Джинни опереться на него, погружаясь в теплоту его тела. А Гермиона…       Ну, она стояла неподвижно, по крайней мере, сначала.       Пока снаружи девушка казалась вполне нормальной — внутри — Гермиона закатывала истерику.       Не поймите её неправильно, она была в полном восторге от долгожданной встречи с её лучшими друзьями, но часть её чувствовала, что это чувство не было взаимным. Они оба, казалось, были рады видеть её, но воссоединение больше походило на деловую встречу, которой это технически и являлось. Но это совершенно не было похоже на то, что два её друга детства пришли проверить её благополучие. Всё это неприятно давило на неё изнутри. Они оба знали об её отношениях с Беллатрикс, знали о том, что женщина сделала с ней той ночью в Поместье Малфоев. Если она была бы на их месте, то, узнав, что кто-то вроде Беллатрикс всё ещё жив и угрожает им, она бы сразу же побежала к ним. Она бы волновалась, и будь проклята работа, она придет, чтобы убедиться, что всё в порядке.       Тем не менее, казалось, что то же самое нельзя сказать о Гарри и Роне. Гермиона точно знала, что авроры знают о Беллатрикс уже несколько недель. Она также знала, что Рон и Гарри находятся на довольно высоком положении в программе авроров, поэтому, даже если бы они были невероятно заняты, не было никакой возможности, что они могли не знать, что происходит. Так почему же они не связались с ней? Элементарный звонок, личное письмо, письмо из Министерства, да что угодно, лишь бы дать ей знать, что им не всё равно на то, через что она сейчас проходит. И ей было бы достаточно даже малейшего внимания. Она не хотела сейчас казаться злой, Гермиона понимала, что быть аврором отнимало много времени, но гнев всё равно начал зарождаться в её душе. Поэтому, прежде чем потерять самообладание окончательно, она попыталась успокоиться, чтобы услышать их точку зрения и лучше понять всю ситуацию.       И, если ей не понравится то, что они скажут, она сможет отпустить себя, давая понять, как она себя чувствовала всё это время.       Гермиона села на кресло рядом с Роном, давая понять, что можно начинать разговор.       — Как вы, наверное, уже поняли, нам не удалось поймать Беллатрикс. Министерство делает всё возможное, чтобы скрывать это от общественности, но люди уже начинают говорить и распространять слухи, — начал Гарри, становясь с каждым словом всё более уставшим. — Один из наших источников сообщил, что видел, как она засветилась в Косом переулке, но когда мы прибыли туда, её уже нигде не было.       — Как будто мы гоняемся за чертовым призраком, — прошипел Рон. — Когда я доберусь до этой су…       — Мистер Уизли! Это не тот стиль речи, который кто-то в вашем положении должен использовать. Особенно перед вашей младшей сестрой! — осуждающе воскликнула директор.       — Уверяю вас, профессор, разговоры в раздевалке девушек во время квиддича гораздо хуже, чем всё, что мой брат может сказать своим большим ртом, — усмехнулась Джинни. Гермиона не удержалась от смеха, вспомнив все истории из их раздевалки, которые ей рассказывала младшая Уизли. Особенно те, что происходили, когда метлы и бладжеры откладывались на целый день.       — Как бы то ни было, если Мистер Уизли когда-нибудь захочет произвести хорошее впечатление на кого-нибудь, кто занимает равное или более высокое положение в Министерстве, то такого рода разговоры должны оставаться в раздевалке, или вовсе, не должны иметь место быть, — сказала Макгонагалл. Это был тот самый тон, который она использовала с первокурсниками, которых ловили за нарушением правил. Рон тут же стыдливо опустил голову, скрывая румянец на щеках.       Даже сидя ближе всех к нему, Гермиона едва расслышала его извинения, и ей потребовалось всё самообладание, чтобы сдержать смех от такого поведения друга.       Вскоре старший Уизли взял себя в руки и продолжил. — Вернемся к тому, что говорил Гарри. Не сумев найти место, куда она ушла, мы получили приказ выяснить, куда она может направиться.       — Вот почему мы здесь, Миона, — обратился к девушке Гарри. — Были слухи, что она пришла за тобой, отправляя тебя в лазарет.       — Да. Я была в Запретном Лесу, когда она нашла и напала на меня. Мне удалось спастись лишь потому, что Джинни поняла, что я пропала, и пошла за помощью, — ответила Гермиона.       — Черт возьми, Гермиона! О чем ты думала, идя в лес поздней ночью в одиночестве? Тебя могли убить! — Рон озабоченно нахмурился. Что-то в его тоне заставляло её сжать челюсть, слыша, как скрипят собственные зубы, но сейчас она даже не обратила на это внимания.       — Может, я и не такой аврор, как ты с Гарри, Рональд, но я всё ещё в состоянии позаботиться о себе, — девушка опустила взгляд на свои руки, сложенные на коленях. — Кроме того, я не знала, что она появится той ночью. Я думала, что там никого нет. Именно тогда я и попала в ту дурацкую ловушку.       — Подожди, что значит «той ночью»? Ты знала о ней до нападения, Миона? — воскликнул Гарри. Гермиона почувствовала, как её глаза расширились от осознания своей ошибки.       Будь ты проклят, Гарри, что ухватился за это! С каких пор ты стал таким проницательным? — она даже не успела придумать оправданий, как Рон начал вскипать.       — Ты знала об этом и ничего не сказала? Как ты могла быть такой безрассудной, Миона? Ты должна была немедленно прийти к одному из нас! — кричал парень, его голос был полностью пропитан гневом.       Гермиона возмущенно вскочила на ноги. — Извини, ты шутишь? Конечно, я не знала, что это она! Думаешь, я идиотка? — чуть ли не рычала Гермиона.       — Ты сказала, что не знала, что это Беллатрикс, но знала, что кто-то мог появиться, верно? — спросил Гарри, отходя от шкафа. — Это всё ещё было очень опасно, Миона. Почему ты была там? — снова спросил он.       Гермиона собиралась честно ответить на его вопрос, но следующие слова Рона заставили её передумать.       — Не имеет значения, почему она была там, Гарри! Если она знала, что там скрывается кто-то опасный, она должна была сообщить кому-нибудь из нас, — заявил он, поднимаясь со своего места.       И этого хватило, чтобы окончательно привести её в ярость.       — Не имеет значения? Не имеет значения?! Как ты смеешь, Рональд Уизли! Ты даже не представляешь, как лицемерно слышать это от тебя! — агрессивно кричала Гермиона, стараясь не дать существу внутри нее выйти наружу.       — Что это значит? — спросил он.       — Какой смысл сообщать вам, если я знаю, что никогда не получу ответа? Как думаешь, сколько времени я слала вам письма? Сколько дней я просидела в ожидании записки, или письма, или даже проклятой «вопилки» от вас? — выплюнула Гермиона.       Сирена внутри неё проснулась и заволновалась от множества эмоций, циркулирующих по комнате.       Гарри подошел ближе; его голос был настолько низким и снисходительным, насколько это было возможным, чтобы попытаться снизить напряжение в помещении. — Нам очень жаль, Миона! Быть аврором занимает много времени, и со всеми этими документами и свободными Пожирателями Смерти, всё только осложняется…       — Не мог найти пять минут, чтобы проверить друга? Вероятно, одного из своих лучших друзей? — прервала его девушка.       Ни один из них не осмелился поднять взгляд на неё. Гермиона презрительно усмехнулась. Она не думала, что однажды увидит их такими. Теперь было совершенно ясно, что они оба были слишком заняты собственной жизнью, чтобы обратить внимание на то, что происходит в её жизни. Единственная причина, по которой она разговаривала с ними сейчас, заключалась в том, что Беллатрикс была на свободе и угрожала её жизни; и если это не было самым печальным предлогом, чтобы увидеть их предполагаемую лучшую подругу, то она не была уверена, что это тогда было. Её мысли стали ещё более печальными, когда она начала сомневаться в подлинности их многолетней дружбы. На самом деле, это была мимолетная мысль, и если бы Гермиона думала более ясно, то поняла бы, что, возможно, она накручивает себя.       Но это не так.       Гермиона была оскорблена и ранена, и её инстинкты взяли верх задолго до её знаменитого рационального мышления.       Поэтому, когда с её поджатых губ слетел звук острой боли, она поняла, что ничего не может с этим сделать.       В комнате воцарилась тишина.       Гермиона подняла взгляд и увидела, что все присутствующие смотрят на неё.       Джинни и профессор Макгонагалл знали об её секрете, так что они не были удивлены, но челюсти Рона с Гарри угрожали коснуться пола.       — Гермиона… — тихо позвал Гарри. — Что это было?       Несмотря на то, что Гермиона знала, что сирена внутри неё проявила себя, девушка всё равно попыталась прикинуться глупой. — Я не понимаю, о чем ты говоришь, Гарри.       — По-моему, он говорит о том, что ты звучишь, как чёртов кот, попавший в шторм, — воскликнул Рон. Его глаза удивленно распахнулись, будто он видел её впервые.       — Живоглот просто ещё не обедал. Он делает так, когда голоден, — попыталась выкрутиться Гермиона, чувствуя легкую вину за то, что подставила кота, чтобы спасти свою шкуру.       Они не купились ни на секунду.       Гермиона знала, что её оправдания закончились. Вся ситуация выходила из-под контроля быстрее, чем её жизнь.       И подумать только, она хотела возглавить один из отделов в Министерстве.       И сейчас вместо того, чтобы списать всё это на собственные эмоции, Гермиона решила переложить всю вину на Беллатрикс. Если бы эта мерзкая женщина оставалась мертва и никогда больше ей не встречалась, девушка могла бы спокойно прожить свой остаток жизни в блаженстве. Но нет же, она должна была прийти и всё испортить.       Как ей хотелось бы, чтобы земля сейчас разверзлась и поглотила её целиком. Это было бы в десятки раз лучше, чем разговор, который ей сейчас предстоял.       Тот, где она признается обо всем Рону и Гарри после долгих лет лжи им прямо в лицо.       Гермиона просто надеялась, что это не будет полной катастрофой.       — Ладно, ребят, что бы вы не думали, не волнуйтесь, — мягко попросила Гермиона.       — Да, потому что, конечно, это нам поможет, Миона! — в открытую насмехался Рон.       — Только не надо этого! — она глубоко вздохнула, подавляя ответную реакцию. — Я действительно не знаю, как сказать это… это просто… я имею в виду всё это время… Мерлин! Я… я не совсем… ну, человек, — неуверенно тихо закончила Гермиона.       Рон и Гарри посмотрели на неё широко раскрытыми глазами.       — Что значит не совсем человек? С каких пор? — закричал Рон.       — Я имею в виду, что по моим венам течёт кровь существа. И с каких пор… Ну, наверное, с самого рождения, — ответила девушка, нервно путаясь рукой в волосах.       — И ты не думала сказать нам об этом? Нам! Двум твоим лучшим друзьям! — взорвался Рон, с каждой секундой краснея всё больше. — Тебе не кажется, что мы должны знать об этом?       Нервозность и неуверенность Гермионы моментально отступили, уступая место гневу.       — О, и я полагаю, что ни ты, ни Гарри никогда не скрывали от меня ничего важного, да?       Рон не отступил. — Да, может быть, и скрывали, но ничего такого важного! Черт побери, Гермиона, ты не думаешь, что мы имели право знать? О чём ты вообще думала?       — Рон! — закричал Гарри со всей серьезностью, свойственной настоящим аврорам. — Хватит! Неважно, кто Гермиона! Она наш друг — человек она или нет. И не смотри на меня так; ты знаешь не хуже меня, что она говорит правду. Мы не святые, когда дело касается правды. И я полностью уверен, что она не скрывала это, лишь бы позлить нас.       Спасибо, Гарри, — её глаза увлажнились, когда он отдернул своего друга.       — Я знала, что всегда могу на тебя рассчитывать.       — Нет, конечно, нет, — подтвердила девушка. — Я просто не могла сказать вам этого. Я вообще никому не говорила. Только мои родители знали правду, — она перевела взгляд на директора. — Ну, и профессор Макгонагалл.       — Вы знали, профессор? — спросил Гарри.       Женщина кивнула. — Конечно. В конце концов, именно я позаботилась о том, чтобы никто другой не узнал об этом. Мы с Альбусом знали обо всех волшебных существах в школе, — уточнила она, возвращаясь к своей работе. — Мы тайно заботились об их потребностях, при этом, не тревожа их, если они не нуждались в помощи или не представляли опасности для себя, или окружающих.       Рон в неприкрытом гневе вскинул руки. — Это всё ещё не объясняет, почему ты скрывала это от нас, Гермиона.       — Ну и что я должна была вам сказать? Я даже не понравилась вам, когда мы впервые встретились! И как только я поступила в Хогвартс, сразу же начала получать кучу дерьма по поводу того, что я магглорожденная. Если бы кто-то узнал, что я ещё и сирена, моя жизнь была бы кончена! И если бы вы проболтались — даже случайно — все было бы кончено, — прошипела Гермиона в ответ.       — О, прекрасно, теперь ты нам не доверяешь! — крикнул Рон. — На самом деле, Гермиона, я думал, что мы близки! Во всяком случае, это тебе нельзя доверять!       И именно это стало последней каплей для неё.       Все замерли, когда из груди Гермионы вырвалось рычание. Профессор Макгонагалл с Джинни уже привыкли к воздействию магии сирены, но Рон и Гарри впервые испытывали это.       И сейчас это была ненависть.       Это было не та поднимающая настроение и успокаивающая мелодия, которыми девушка делилась с ними в выручай-комнате. Это было что-то тёмное. Нечто первобытное, что не являлось Гермионой, которую они знали и любили. Воздух в момент стал казаться удушающим, их конечности онемели и отяжелели от напряжения. Никто из них больше не видел молодую львицу, и, честно говоря — даже для такого опытного профессора, как Макгонагалл, которая повидала немало волшебных созданий за свою жизнь, — это было пугающе.       В комнате было только двое, кого, казалось, не смущало растущее напряжение.       Первым из них был Живоглот, который перестал рыскать по комнате, и теперь подошел к хозяйке, чтобы мягко потереться об её ноги в знак утешения.       А вторым была сама Гермиона, которая просто понятия не имела, насколько сильно она потеряла контроль, когда её гнев достиг точки кипения.       Конечно, она знала, что Рон был немного туповат, но это было смешно. Если кто и имел право злиться, так это Гермиона. Она хотела рассказать Рону и Гарри. Она хотела сделать это на протяжении многих лет, честно, но не могла. Каждый раз, когда девушка думала об этом, находилось что-то, что постоянно удерживало её. То, как Рон вёл себя в течение четвертого курса во время турнира, а затем вновь, когда это все случилось с Лавандой; Гермиона знала, что у парня слишком горячая голова, чтобы держать это в секрете. Если бы однажды у него это вырвалось, она знала, что, скорей всего, это будет случайно. Рональд не был жестоким, но случайно или нет, это могло полностью обрушить мир девушки. И это было последнее, чего она хотела.       А Гарри?       Конечно, Гарри мог сохранить тайну, в этом она не сомневалась.       Кто-то, кто смог выживать и прятаться, имея Волан-де-Морта, а позже и Снейпа, в своей голове, был тем, кому можно доверять. Также она знала, что Гарри никогда бы не рассказал ни одной душе о Ремусе, даже если тот чуть не убил их в ту ночь на третьем курсе. Но, лишь из-за того, что Волан-де-Морт со Снейпом были у него в голове, Гермиона не могла ему сказать. Цель на её спине стала бы намного больше, если бы Темный Лорд узнал об её статусе сирены во время войны. Не говоря о том, что он послал бы за ней Беллатрикс. Гермиона содрогнулась при одной лишь этой мысли.       Да, как бы ей неприятно ни было признавать, что Рон прав, но она действительно им не доверяла.       Просто не по той причине, о которой он думает.       Это была не их вина, это была целиком и полностью её вина. Гермиона пыталась позаботиться о себе, скрывая это от всех. Девушка ходила ночью на озеро, прикусывала язык и губы, когда её пытали в Поместье Малфоев; всё это было ради её безопасности. По крайней мере, они, как её лучшие друзья должны были это понять, но, похоже, Рон воспринял это как личную атаку, и это нисколько не помогло успокоить её и без того взвинченные эмоции.       И, прежде, чем она поняла, что происходит, рычание в её груди стало громче, пока окна в кабинете не начали дрожать и звенеть из-за давления.       Примерно в это время в ситуацию вмешалась профессор Макгонагалл.       — Хватит с меня этого, мисс Грейнджер! — закричала женщина, выводя Гермиону из транса. Раздался коллективный вздох облегчения, когда давящая атмосфера, которая некогда окружала их, начала спадать.       Гермиона покачала головой, когда туман, окутавший её разум, рассеялся. Она огляделась по сторонам.       Джинни уперлась руками в колени и громко дышала, пытаясь отдышаться. Гарри всё это время стоял, прислонившись к столу. А Рон откинулся на спинку стула, выражением своего лица выдавая крайний ужас; без сомнения, он видел то, на что Гермиона была способна. Даже профессор выглядела немного запыхавшейся, смотря на девушку с разочарованием поверх своих очков.       Тошнота медленно начала подниматься к горлу от осознания того, что она только что сделала, и внезапно ей показалось, будто мир начал вращаться, унося её куда-то далеко-далеко.       — О, Мерлин… что я наделала, — ахнула Гермиона.       Не обращая внимания на то, что она снова сбегает — будь проклята её гриффиндорская храбрость, — Гермиона развернулась и выбежала из кабинета директора.       Девушка ненавидела себя за то, что она оставила Джинни и Макгонагалл убирать за собой, но даже этого чувства вины не хватало, чтобы заставить её вернуться. Если Гарри и Рон хотели услышать оставшуюся часть истории, она была уверена, что женщины смогут ответить на все вопросы Министерства. Её новый пункт назначения был уже выбран, и она ни за что не остановится, чтобы развернуться.       К тому времени, как Гермиона добралась до выручай-комнаты, у неё совершенно не осталось сил петь. Её тело было эмоционально истощено, и единственное, что ей хотелось делать, это спать.       Трава мягко соприкасалась с кожей, пока она лежала в приятной тишине; единственными звуками были рябь пруда и шелест листьев. Над головой показалась чья-то мохнатая морда, и она протянула руку, чтобы погладить своего верного питомца. Живоглот вскоре удовлетворенно замурлыкал от столь необходимого и приятного внимания.       Гермиона не знала, когда погрузилась в сон, надеясь, что когда она проснется в следующий раз, всё разрешится само собой.       Однако, с её удачей и везением, девушка понимала, что просит невозможного.