Кризис. Книга 2: Ascendant

— Мисс Грейнджер, зайдите ко мне, — в озерце связи на столешнице на мгновение отразилось темное лицо Кингсли Бруствера. Гермиона Грейнджер привыкла к осторожности. В детстве у нее, как и положено нормальному ребенку, инстинкт самосохранения чутко дремал, изредка вскидывая голову и бурча что-то маловразумительное, если ноги уже понесли владелицу на очередное приключение. Привыкшая повиноваться голосу рассудка, она редко совершала безбашенные поступки, но чем дальше, тем яснее становилось понятно — Распределяющая Шляпа не ошиблась, отправив девицу на Гриффиндор. Ее внутренняя природа была подобна уютному теплому полуострову, отгороженную от материка горной цепью, любовно берегущей отрезок суши от туч и непогоды. Спокойный ветерок, колышущий листья пальм, ласковый теплый песок и неспешные лазурные волны создают впечатление настоящего рая на земле, но никто не расскажет, как выглядит шторм в этой гавани — убежать мало кому удается. Каждая частица ее существа была соткана из противоречий. Рассудительная и трезвая с детства, она искала спасения в сказках. По-взрослому встречала трудности — и мечтала улететь от них на ковре-самолете далеко-далеко. Она как никто, ценила стабильность и покой — и грезила по ночам о спасительном шторме. Но ведь если искренне во что-то верить — или просто часто и красочно об этом думать, примеряя его на себя — оно так или иначе сбудется. Пусть даже не в то время и не совсем в том виде, в котором ожидаешь. Второе полугодие в маггловской школе было для нее самым ненавистным. Тысяча девятьсот девяностый год отправился с платформы и медленно пошел вперед, оставляя позади украшенный праздничными огнями вокзал. Гермиона старалась учиться изо всех сил — когда у нее это получалось — но как же трудно было противостоять этой серой скуке, падающей с неба и тающей на земле, тянущейся каждый год с конца января и до начала апреля. Зима с ожиданием чуда и подарками закончилась, до Пасхи было еще долго. Время без чудес, как-то сказала учительница на уроке обществоведения. Гермиона молча согласилась. Молчала девочка не только потому, что на уроках не болтают. С самого утра ее беспокоила ноющая боль за щекой. Идти в кабинет отца, в это ужасающее бело-стальное хирургическое царство с дико жужжащим сверлом жутко не хотелось. — Что с тобой, Гермиона? — спросила ее за завтраком мать. — На тебе просто лица нет. Ты не выспалась? — Нормально, мам… — В школу не хочется? — нахмурилась миссис Грейнджер. — Ну, дорогая, есть такое слово «надо». — Мы тоже любим праздники и каникулы, — поддержал ее отец, — как и все остальные. Думаешь, мы хотим каждый день ходить на работу?.. Погоди-ка, глянь на меня…уж не припухла ли у тебя щека? Может съездим проверим? — Не, паап, у меня ничего не болит, тебе показалось! — засуетилась девочка. — Вот, и сразу настроение поднялось, да? — заулыбалась мама. Гермиона уже совала ноги в сапоги, лихорадочно дергая молнии. Только когда ворота школы начали медленно закрываться за ней, девочка перевела дух. Нет, только не отцовский кабинет. Авось поболит, да и перестанет. Тем более, что девочка уже знала, как с этим справиться — вот сейчас, пока нудная мисс Порки будет бормотать у доски, Гермиона представит себе, что то мерзкое темное дупло на зубе, которое она заметила за пару дней до Рождества, затягивается, затягивается ее родной эмалью…и вот его уже и вовсе нет! А еще можно помечтать и улететь далеко-далеко, в страну эльфов и драконов… Тогда, перед елочным утренником, она даже сделала себе волшебную палочку из указки и оберточной бумаги и вообразила, как она одним мановением руки расправляется со всеми мелкими гадостями, отравляющими жизнь. Ну, а что такого? Можно же побыть феей не только на празднике! Что интересно, боль после этих игр становилась на несколько секунд просто невообразимой, и как только уже не оставалось сил сдерживать стон, исчезала. А зияющее дупло и правда будто бы уменьшалось. Но затея Гермионы провалилась. К концу третьего урока её щека заметно распухла и встревоженная завуч бросилась звонить родителям девочки. — Бедная моя, — качала головой миссис Грейнджер, заводя мотор, — ну что ж ты раньше не сказала, глупышка? Знаешь ведь: чем раньше скажешь, тем проще лечить! Боялась? — А у меня ничего не боле-е-ело, — захныкала дочь. — Так не бывает! Ну, а в зеркале дырку видела? — Да… То есть нет, — осеклась Гермиона. Судя по лицу миссис Грейнджер, она не слишком поверила дочери. — Ну ладно, ладно, сейчас облегчим твои страдания, трусишка моя, — вздохнула она. — Джордж, примешь нашу ви-ай-пи пациентку? — распахнула она двери папиного кабинета. — С острой болью. Запрокидывая голову на обитый красно-коричневой клеенкой подголовник кресла, Гермиона почувствовала, как у нее леденеют от страха руки. Как ни странно, она сразу же успокоилась. Теперь уж все быстро кончится. — Сейчас увидим, — нахмурился мистер Грейнджер, наклоняя лампу пониже. — Так…слева внизу три-шесть корень, три-пять пломба…третий… Здесь болит, под пломбой? — он постучал железякой по темнеющей поверхности. — Не-ет…вот этот, — Гермиона показала на зуб рядом. Инструмент глухо звякнул по эмали и… провалился. Доктор Грейнджер не смог сдержать удивленного возгласа. Создавалось полное впечатление, что проделанный бактериями каньон в дентине словно затянулся снаружи тонким слоем эмали. Кариес может замедлиться, ускорить развитие, но чтобы зарасти — такое отец Гермионы в своей практике видел впервые. — Ты мне скажи, как?! — вопрошал он, уставившись на дочь. — Парадокс ты мой ходячий! Как такое может быть?! — Я…я увидела дырку еще до Рождества, — пролепетала девочка, — я очень испугалась сверления и представила…ну будто она зарастает сама. Сначала было больно, а потом совсем нет… Лицо отца враз потеряло растерянное выражение. — Разводи новокаин, — сухо велел он ассистенту. — Вот же выбрала дату, ни ближе, ни дальше. Фея ты моя зубная… Дальнейшие события были настолько невероятными, что действительно напоминали сказку. Наложив мышьяк и залепив злосчастный зуб временной пломбой, мистер Грейнджер велел Гермионе ждать его, а сам стремительно направился в офис, отделенный от кабинета тонкой перегородкой. — Алло. Барышня, мне отдел опеки пожалуйста, мистера Смита. Скажите, это Грейнджер его беспокоит… Мистер Смит? Да, это я. Мистер Уизли сказал звонить вам сразу же, как только это произойдет… Да… Что, уже завтра? К семи часам? Хорошо. Услышав, что в ненавистную школу можно больше не ходить, Гермиона чуть не упала с кушетки. Она была настолько ошарашена, что напрочь забыла про все буры и пломбы. Не каждый день тебе прилетает известие, что для этой школы ты слишком умная и теперь тебя переведут в другую. Та, другая намного лучше и похожа уже скорее на институт. Только она очень далеко, туда надо ехать на поезде. — Так я буду студенткой! — подпрыгнула Гермиона. — Уже сейчас! Круто! Вскоре радость девочки слегка поутихла — каникул ей давать никто не собирался, для новой школы предстояло пройти какую-то комиссию и курсы. Вставать придется в жуткую рань. Да и вообще… Папа явно ее старается подбодрить. Институт, слишком умная… Бедный папа так говорит, чтобы Гермиона не нервничала. Он думает, она не поняла, о чем речь и кого туда отправляют учиться. В прошлом году в такую школу уехала Эмили, ее бывшая соседка по парте. Она была тоже…в общем, с ней мало кто хотел водиться. По секрету девочка рассказала Гермионе, что она, как говорят, положительная. Просто есть люди «плюс», а есть «минус». Ничего страшного в этом нет, «плюсики» не опасны для окружающих, но чтобы их не стало в крови слишком много, Эмили приходится постоянно принимать лекарства. Гермиона тогда здорово возмутилась. Из подаренного ей на день рождения анатомического атласа для детей она знала: иммунодефицит не «начихаешь» и не передашь через грязные руки. Да и в любом случае, Эмили не выбирала себе эти «плюсики», она получила их совсем малышкой, когда ей переливали кровь. Такое может случиться с каждым! Что же, теперь со свету сжить, не давать ей учиться?! А ещё раньше в лесную школу уехал их школьный чудак Сильверберг… Тем же вечером Гермиона попросила отца сказать ей правду. Она уже большая и должна знать, хотя бы, что у неё и скоро ли она умрёт. Вроде у нее не такая здоровая и тяжёлая башка, как у Сильверберга, недаром же он ею постоянно колотился обо всё, что видел. Так значит…она, как Эмили? Услышав, в чем дело, доктор Грейнджер рассмеялся и заверил дочь, что у нее нет ни ВИЧ, ни психического отклонения. Она абсолютно нормальна, а ее особенность заключается в том, что к одним предметам она склонна больше, чем к другим и в обычной школе вскоре будет отставать. Потому что именно эти, "другие" науки в ней, в основном, и преподают. Известие, что родителей она теперь будет видеть только на каникулах, Гермиону не огорчило. Была ли виной тому обрушившаяся лавина новостей или изначально не слишком тесная привязанность к родным пенатам, — сказать никто не мог. В магловскую школу она с тех пор вернулась лишь раз — для чаепития с теперь уже бывшими одноклассниками. Директор миссис Доусон объявила, что Гермиона Грейнджер покидает их стены и теперь станет получать знания в лесной школе -интернате. Так когда же в ее жизни появились Уизли? Как волшебница ни старалась, у нее не получалось вспомнить события непосредственно перед тем, как она миновала барьер перед платформой 9 ¾. Вроде в конце мая им на тех курсах вручили список учебников, которые надо будет купить, а потом они с мамой полетели в Коста Брава…или это произошло уже позже? Память начисто отказывалась открывать архивы. Оставалось только удивляться, как так получилось, что весь «волшебный» период жизни Гермионы оказался неразрывно связан с Уизли. Порой Гермионе даже начинало казаться, что это Молли и Артур — ее настоящие родители, а дома ее ждут… ну вроде как бабушка с дедушкой. Чушь же несусветная. Ведь она даже не дальняя родственница Уизли, а они ее опекали не хуже родной дочери. Кто бы ещё ей всё так рассказывал, так оберегал как родители Рона. Без них бы Гермиона в магическом мире оказалась совсем беспомощна. Совсем беспомощна. Именно эти слова произнесла Молли Уизли, когда прибежала уговаривать Гермиону не бросать Рона за его фортель с проституткой в Лютном. Да и не измена это, так, всего лишь оплошность. Близким нужно прощать оплошности, семейная жизнь — не место для юношеского максимализма. Тем более, когда тебе об этом говорит мать семейства. Мать! Человек, который прожил жизнь и знает, как она устроена. — Все они кобели. Ронни не самый плохой, любит тебя, переживает. Ты много одна сможешь? — грозила толстеньким пальцем Молли. И снова мятежная душа Гермионы не побоялась прорвать кордон навязываемых ей ограничений. Она уже не помнила, что тогда ответила Уизли, да это было и неважно. А действительно — много ли она сможет? Смогла же Гермиона поджечь мантию Снейпа, обчистить его хранилище. Смогла взять наркотики и подмешать ненавистным слизеринцам. Заполучила маховик времени и оставила его у себя, чего не позволялось никогда и никому. Она смогла запугивать, шантажировать, насылать проклятия. Смогла подслушивать разговоры в доме Уизли и начать свою игру. Смогла прорваться к закрытым хранилищам Гринготтса. Смогла заманить Долорес Амбридж к кентаврам, предвидя их реакцию и искренне надеялась, что те отодрали жабу во все дыры перед тем, как поиграть ею в футбол. Смогла сказать вслух, что не верит в самозванство Гилдероя Локхарта, которого тайком навещала все это время в Мунго и чью фотографию заботливо хранила между страницами блокнота. Гермиона на заре жизни смогла стать врагом Магического и магловского сообществ, получила все, что хотела, осталась жива и на свободе. Где верх ее потенциала? Гермиона не догадывалась, что этот же вопрос задал себе и Пожиратель смерти Корбан Яксли, изучая ее личное дело. Острейшим чутьем новый глава Департамента Магического правопорядка нащупал и увидел эту червоточинку неверия в ее душе. Помочь сомневающемуся другу стать врагом сложнее, чем кажется поначалу. Легко переборщить, напугать. Только не для Яксли, с его огромным опытом. К седьмому курсу маглородка стала полноценным врагом Дамблдора, просто не сразу призналась себе в этом. Как и в нелюбви к Рону Уизли, которая даже до его измены никогда не превращалась ни во что другое. Лишь немногие знали, где Гермиона уязвима, а в чем совершенно беспомощна. Шагая в кабинет Бруствера, девушка уже предполагала, какой разговор ее ждёт. И не ошиблась. Этим утром на стол врио Министра магии лег рапорт Рональда Уизли.

***

— Джордж, свежий номер! — колокольчиком прозвенела Флер Уизли. — Прочитай, что там! Периодика Магической Великобритании редко радовала своих подписчиков сенсациями. В основном политические и банковские новости, сплетни, спортивные события. Сейчас же, после Второй Магической войны любителям почитать прежние выпуски газет приходилось несладко. Почти все киоски украсила табличка: «СТАРЫХ ГАЗЕТ НЕТ». Едва узнав политические и общественные события, народ жаждал узнать об этом побольше, а потому мелкие листки со сплетнями расходились едва ли не быстрее «Еженедельного Пророка» и «Придиры». В последнее время шутили, что если кто и победил в войне по-настоящему, так это владельцы информационных и издательских агентств. Полоскали всех, кого только можно, особенно доставалось Ордену Феникса и Дамблдору. И это несмотря на то, что репортёры наперебой голосили, как сильно пострадал Магический Мир от Волан-де-Морта. Уставший бояться народ перестал верить «светлым» наобум и больше не испытывал страха перед свободой слова. Прошел слух, что Кингсли Бруствер лично распорядился изъять весь тираж газет, рассказывающих о зверствах авроров и об изнасиловании ими Алекто Кэрроу перед первым исчезновением Того-кого-теперь-уже-можно-называть. Тем не менее, скандальный выпуск все же увидел свет, а рейтинг Бруствера, и без того неуклонно снижавшийся, полетел вниз с фантастической скоростью. — Защита Долорес Амбридж утверждает, что издевательства с помощью пера производила не она, а ее двойник, — вслух прочитал Джордж Уизли. — Остановите кто-нибудь этот блядский цирк уже! Парень только что вернулся из парикмахерской, где обзавелся модной асимметричной стрижкой — теперь даже вблизи никому и в голову бы не пришло, что у него отсечено ухо.  — Петиция с требованием освободить Люциуса Малфоя собрала почти триста тысяч голосов, — покачал он головой. — О! Смотрите! Акция протеста в Хогвартсе! Бюст Дамблдора демонтировали! — Где это? Я не читала, — растерянно произнесла Молли Уизли, входя в гостиную. — Ну-ка дай…о, Малфоя-младшего арестовали, хоть одна приятная новость. А все благодаря Рону! Ну и ну, на моих глазах рос герой, а я и не замечала, — женщина торопливо прикалывала на место выбившуюся из прически рыжую прядь. Джордж хотел было заметить, что для того, чтобы быть важным и любимым в глазах родных, человеку не обязательно быть героем, но промолчал. Вслед за миссис Уизли в гостиную вплыли чарующие ароматы индейки и готовящегося пирога с клубникой. Уцелевшие члены Ордена Феникса понемногу подтягивались в дом на площади Гриммо, чтобы отпраздновать очередной маленький этап на пути к окончательному разгрому Пожирателей. В смысле, те, кто в этот самый разгром еще верил. Впрочем не яства были главной заботой. Больше всех ждали с радостными вестями из суда Гарри, Сириуса и Андромеду. Поздно вечером должны были прийти Рон и Билл. Уизли-младший стоял в оцеплении: сдерживать толпы сочувствующих и протестующих становилось все труднее. Последнее заседание суда над Люциусом Малфоем грозило масштабными беспорядками, по сравнению с которыми налет на палаточный лагерь в дни Турнира Трех волшебников выглядел бы детским утренником. На поправки к закону о запрете пропаганды экстремистской символики вообще мало кто обращал внимание. Студенты носили браслеты и подвески, а то и татуировки на левой руке в виде черепа и змеи, невзирая на страх быть отчисленными. Вне учебы молодежь щеголяла толстовками, пирсингом. Мантии, стилизованные под одеяние Пожирателей смерти стали трендом. Можно было не опасаться наказания со стороны властей — похожее не означает то же самое. Единственное, что грозило модникам — стычка с озлобленными «фениксовцами» или теми, чьи семьи пострадали в войне, как Виктор Крам. В стенах государственных учреждений, особенно Министерства магии, все было иначе. Клерки всех мастей соблюдали осторожность и старались лишний раз не лезть на рожон, понимая, что все еще может поменяться в какую угодно сторону. Наконец послышался шум, стук двери и плаксиво-ворчливый голос Кикимера, приветствующий гостей. — Ну что?! — по лестнице вниз спешила Молли. — Можно поздравлять? — Ага, — деревянным голосом ответил Гарри. — обпоздравляться просто. Люциуса Малфоя освободили. — Эм…то есть как это освободили? — после короткой паузы переспросил Джордж. — В зале суда, — хмуро пояснила Августа Долгопупс, осторожно ступая за порог и ведя под руку Андромеду Тонкс. — Выбил всё-таки адвокат. Скользкий тип. Еще и предлагал Андромеде… впрочем, всё по порядку. Миссис Уизли, пожалуйста распорядитесь насчет успокаивающего чая. — А где Гермиона? — поинтересовался вышедший из комнаты Чарльз Уизли. — Задерживается что-то, говорит, дела, — пожал плечами Гарри. Лицо Андромеды было таким бледным, что казалось, будто она вот-вот упадет в обморок. — Да, я сейчас сама заварю, — засуетилась Молли. — Августа, милая моя, почему же освободили эту гадину? Как Бруствер допустил такое? — Бруствер уже ничего не решает, — Августа щелкнула замочком своей красной «Биркин», достала портсигар и, не спрашивая разрешения, закурила. — Ему отказано в доверии. Он вправе бороться за кресло Министра магии наравне с другими кандидатами, но с завтрашнего дня складывает с себя полномочия исполняющего обязанности. Гарри, расскажешь? Ты у нас всё-таки аврор. — Да, расскажу. Только сначала тоже чего-нибудь успокаивающего выпью. Снейп дал мне пастилок от головы, да мне они что в лоб, что по лбу. Ну и забористое же у вас зелье инициации, Сириус, — обратился юноша к крестному. — Что? — удивился анимаг. — Какое ещё зелье? Ты же сказал, перстень. Моё упущение, надо было тебе раньше всё рассказать, но я рад, что ты сам разобрался… — Ну да, вот он, — Гарри поднял руку. — Я о зелье говорю, которое обязательно надо пить новому хозяину, чтобы дом его принял, ну, не тупи же! — Это ты тупишь! — возмутился Блэк. — Гарри, тебе срочно в отпуск надо, а то у тебя того гляди какая-нибудь хрень на постоянную основу в черепушку въедет — засмеялся он. — Сначала Волан-де-Морт с его глюками, теперь вот зелье инициации... Нет у нас таких снадобий и никогда не было! — Сириус прав, — подала голос Андромеда. — Гарри, ты что-то путаешь. Насчет перстня всё верно, но зелье… У Блэков нет такого ритуала. Какое зелье ты пил, кто тебе его давал? — Нарцисса Малфой, — последовал ответ.