***
Я в очередной раз приехал к своему омеге, но сегодня со мной решил поговорить его врач. — Мистер Миллер, Вы знаете, мы делаем всё возможное, но Маркусу лучше не становится. А прошёл уже год, даже чуть больше. В связи с этим, мы хотим предложить отключить мистера Мура от аппаратов искусственного жизнеобеспечения. — Не смейте это делать. — Я пытался себя сдерживать, но кроме рычания у меня ничего не выходило. — Не поймите меня неправильно. Я просто хочу донести до Вас действительность. Вы усердно стараетесь бежать от реальности, раз за разом оплачивая лечение. Но оно не даёт результата! Я понимаю, никто не хочет лишиться любимого человека, но раз уж это всё-таки произошло, Вы должны просто смириться и жить дальше. В конце концов Вы всегда можете встретить нового человека, который, возможно, заполнит дыру в сердце и заново откроет Вам мир. — Я еле сдержался, чтобы не ударить его. — Вы ничего не понимаете. Он мой истинный. Он больше, чем просто «любимый человек». Он — часть меня. Я буду ждать столько, сколько он того потребует. — Сочувствую, но перед смертью мы бессильны. Просто постарайтесь понять, что не только ему нужна помощь, огромное количество людей нуждается в палате, в которой он лежит. Так зачем спасать труп из морга, если можно спасти множество людей, которые подают надежды на выздоровление? — Каких усилий мне стоило сдержаться, трудно себе представить. Но каким-то образом он заставил меня задуматься… А ведь он прав… Марк не один, кто попал в подобную ситуацию… — Хорошо. Дайте нам ещё месяц. Если он не очнётся, я всё подпишу. — И тут я осознал, что теперь всё зависит только от него. Наверное, Олли был тогда прав, и омега просто не хочет возвращаться сюда, в мир проблем и постоянных встреч со мной. С человеком, который его не защитил. С человеком, который его бросил. С человеком, из-за которого он и оказался здесь. После этого разговора я ещё раз заглянул к Марку. Сев рядом с ним, я просто уткнулся в его руку. — Маленький мой, пожалуйста… Пожалуйста… Прошу тебя, ну открой глаза, ну пошевели хотя бы пальцем… Прошу тебя… Я не смогу без тебя… Только осознание того, что ты всё ещё можешь очнуться, держит меня на плаву. Я стараюсь не сдаваться, но если через месяц ты останешься в таком же состоянии… Нам придётся отключить тебя от этой аппаратуры… Марк, солнышко, ты умрёшь! Понимаешь? Умрёшь! Пожалуйста, ну дай мне шанс всё исправить, ну вернись ко мне… Да даже не ко мне. Даже к семье и друзьям, пожалуйста! Нам без тебя очень тяжело и плохо, ты не представляешь, насколько! — Всё это я говорил, захлебываясь слезами. Я больше не мог себя сдержать. Это было больно. Больно осознавать то, что ты можешь лишиться самого дорогого, что есть в твоей никчемной жизни… Приехал я домой ближе к ночи — захотелось поездить по городу, чтобы отвлечься от нежеланных мыслей. Константин Николаевич ещё не спал и решил посидеть со мной. Он всегда понимал, когда мне нужна была поддержка. — Ну, я так понимаю, с Марком всё совсем плохо? — С ним всё также. Его хотят отключить от аппаратов. — Альфа замер с поднесенной ко рту чашкой. — Но ведь без твоего согласия никто ничего не отключит. — Я согласился. — Он тяжело вздохнул. — Прямо-таки сразу? — Нет. Я попросил ещё месяц. Если Марк не очнётся, то я подписываю документы и его отключают. — Губы начали неприятно дрожать. Константин Николаевич встал, подошёл к бару и достал оттуда коньяк. Открыв его, поставил передо мной бутылку. — Пей. — Не хочу я… — Пей, я сказал. Залпом, сколько сможешь. А потом спать пойдём. Тебе сейчас надо просто забыться. Ты всё равно не сможешь повлиять на происходящее. Если очнётся, значит, хорошо. Если нет — будем думать, как жить дальше. Но ты не должен сдаваться, ты не можешь. Это часть тебя. Это тот, кто смог достучаться до твоей души. Истинность, конечно, вещь хорошая, но она дает только идеальную физическую совместимость. — Я опрокинул в себя чуть больше половины бутылки разом. Приятное тепло разлилось по организму и я начал расслабляться. — Константин Николаевич, а Вы когда-нибудь влюблялись? — Конечно влюблялся. У меня даже семья была когда-то. Мне было столько же, сколько тебе сейчас. Я тоже женился на своей истинной паре… А потом… У нас и ребёнок родился… А потом… — Он горько усмехнулся. — А потом, в один прекрасный день, к нам пришёл какой-то альфа и открыл мне глаза на всё происходящее: омеге был нужен не я, а мои деньги, а сын оказался не мой. Он даже отпираться не стал. Просто собрал вещи и уехал вместе с ребёнком. А потом я устроился дворецким к твоему деду, и вот уже сорок лет служил вашей семье верой и правдой. Когда ты родился, я был вне себя от счастья. Поскольку у родителей постоянно не хватало времени, тебя воспитывал я. Я делал это так, как делал бы с родным сыном. Я правда счастлив, что ты, Никки, есть. Я смог отдать тебе всю свою любовь, и это правда. — Я подошёл к нему и обнял. С ним всегда было так. Так спокойно. Так хорошо. Так тепло… — Спасибо… — Ох… Не за что… Пойдём-ка спать, дорогой…***
На следующий день я собрал всех близких и друзей Марка и сообщил о разговоре с врачом. Омеги сразу заплакали, а все альфы, включая меня, пошли курить.***
Через месяц я снова стоял у палаты Марка. Ко мне подошёл врач с документами и ручкой. Он не очнулся.