Полезное приобретение

      Пальцы Хэйтема нервно стискивали гитару. В животе у него металась сосущая пустота. Отсутствие Всадника и поджимавшее время нагнетало атмосферу. Кроме того, стоя в одном из фургончиков для артистов, одетый в простую грубую рубашку, брюки и сапоги, он чувствовал себя чуть ли не голым, и это дополнительно лишало его уверенности в себе. Наконец дверь скрипнула. Всадник явился с начатой бутылкой пива и какими-то тряпками, яркостью своих цветов режущие глаза.       — Все, киса, пора одеваться, — Всадник бросил ему на колени какие-то полосатые яркие тряпки и золотую маску.       — Что это?       — Твой концертный костюм.       Хэйтем рассмотрел изумрудную жилетку и белые в красную полоску бриджи.       — Я это не надену, — заявил он. — Я в этом буду выглядеть, как идиот.       — Как и всегда, — заржал Всадник. Хэйтем метнул в него сапогом.       — Откуда ты вообще взял эти тряпки?       Всадник отпил пива:       — А ты как думаешь, я куда ходил в тот вечер, когда тебя поджать пришлось? Добывал всю эту чухню, — он показал кивком головы на инструменты и костюмы.       — Можно я не буду это носить, а? — Хэйтем брезгливо рассматривал кружево на рукавах.       — Будешь-будешь, — безжалостно ответил тот. — Пойми, это не моя прихоть. У нас рожи слишком приметные. Да и так мы сольемся с толпой.       Он взял серебряную маску и приложил к лицу.       — Шаришь, киса? — глухо спросил он.       Хэйтем вздохнул и принялся покорно переодеваться. Всадник последовал его примеру. У него брюки были белые в синюю полоску, а жилетка фиолетовая.       — Ну не зна-а-аю, — Хэйтем придирчиво осматривал в себя в зеркале, поправляя спрятанные клинки. От него не укрылось, что Всадник засунул в голенища сапог пару кинжалов.       — Да нормальный ты, не ссы, тут все такие блестящие и ряженые, — Всадник опять дружески залепил ему львиной лапой промеж лопаток. Потом он натянул серебряную маску, взял скрипку и уже собрался уходить, как вдруг Хэйтем вцепился в его рукав.       — Я боюсь! — в отчаянии признался он.       — Чего?       — Ну я же никогда в жизни не выступал!       Всадник вздохнул.       — Так, сюда иди. Рот открой. Голову запрокинь.       Хэйтем нехотя послушался. Всадник вдруг приложил к его губам бутылку пива и слегка наклонил. Магистр закашлялся от неожиданно попавшей в горло жидкости.       — Пей, пей. Это твой эликсир храбрости, — сказал наемник и отвратительно заржал.       — Ты дурак что ли? — проворчал Хэйтем, когда Всадник отнял бутылку от его губ.       — Ты мне потом спасибо скажешь. Допиваем, и пошли.       — Я же пьяный не смогу играть!       — А ты не пьяный. Ты просто угостился, — опять ржание и ощутимый шлепок лапой по плечу. Всадник снова дал ему выпить, потом забрал бутылку и прикончил ее. — Ладно, пошли, артист, покорять публику. Только уговор — песни не петь. Понятно? Комбинации помнишь, что за чем идет?       Хэйтем неуверенно кивнул, надел маску, и они, открыв дверь, спрыгнули с высокого порожка. Всадник вцепился в его локоть и уверенно куда-то потащил его. Но когда они уже приблизились к толпе музыкантов, он отпустил его и жестом велел следовать за ним. Хэйтем старался не отставать, но толпа то и дело оттесняла его назад. От природы невысокий и щуплый, он почувствовал себя потерянным. На островках, где людей не было, он умудрялся догонять Всадника. Наконец они встали в очередь. Увидев, как гессенец подозрительно напряг спину и выгнулся, как пантера перед прыжком, Хэйтем вытянулся на мысочках и зашептал в ухо:       — Ты чего это наизготовку встал? Хочешь убить Вашингтона прямо сейчас?       — Как пойдет, — Всадник пожал плечами. — Предпочел бы уже на конгрессе, вместе с остальными. Тут будет просто труднее сбежать, народу много. Впрочем, если этот кусок говна будет сидеть достаточно близко, то мы сможем легко его тюкнуть и смешаться с толпой. Будем импровизировать.       — Что?! — зашипел Хэйтем. — И ты говоришь мне об этом сейчас?! Ты что, издеваешься?!       — Днем позже, днем раньше, какая разница, — тот пожал плечами и слегка ущипнул его, чтобы не шумел.       — Это такой у нас план?! Делать неизвестно что?! Импровизатор хренов! — проворчал он и тихо ойкнул от очередного щипка.       — Я не делаю неизвестно что, я действую по обстоятельствам, это две большие разницы.       — Но!..       — Доверься мне, — вполголоса сказал Всадник. — Я знаю, что делаю.       Хэйтем замолчал, но нервничать не перестал. Напротив, чем ближе они подходили к кулисам, тем сильнее он волновался. Его серо-голубые глаза метались туда-сюда, рассматривая других музыкантов и уличную сцену. От высокопоставленных зрителей его отделял только помост и ширма. Он затаил дыхание. Он видел, как за занавесом маячили силуэты музыкантов, как гармонично и ладно двигались их руки, и боялся, что сам будет выглядеть глупо и нелепо или что не выдаст ни одной ноты.       Через какое-то время у него начала болеть голова — то ли от волнения, то ли от режущих глаза пестрых костюмов толпы, то ли от музыки. Хэйтему ужасно хотелось снять маску и помассировать виски. Боль до того стала ослеплять его, что он уже не обращал внимания, кого из музыкантов прогоняют, не дослушав, кому говорят «Мы будем иметь вас в виду», а кого с молчанием отпускают. Он даже не сразу заметил, что значительно отстал от Всадника. Он обратил на это внимание только тогда, когда тот сам позвал его.       — Эй! Ты чего там торчишь? Иди сюда!       Хэйтем неохотно поплелся следом. Всадник вдруг коснулся двумя пальцами его шеи.       — Че с тобой? Хреново тебе?       — Угу.       — Ну потерпи, потерпи. Немножко осталось. Я тебе потом принесу чего-нибудь, хоть маковых семечек поешь. Держись, мужик, — он похлопал его по плечу, но уже намного мягче, чем обычно. — Давай сюда гитару.       Хэйтем протянул ему инструмент. Очередь постепенно сокращалась, и когда они подошли поближе к сцене, Всадник усадил его на край сцены.       — По глазам вижу, плохо тебе.       — Думаешь, я справлюсь? — Хэйтем потер висок. Тот присел, чтобы быть с ним на одной высоте.       — Обязательно. Просто не загоняйся. Играй, как вчера играл мне. Хорошо?       Хэйтем рвано кивнул. Пальцы все еще ныли после занятий, особенно если попытаться их трогать. Он забрал у Всадника гитару, обнял ее и, прислонившись к ней щекой, кажется, задремал. Голова болела так сильно, что ему казалось, будто по черепу надавали молотком. Он уже даже не слышал, что кто-то играет, кто-то поет, не чувствовал, что доски под ним трясутся оттого, что артисты пляшут. Он даже не помнил, что ему снилось, кроме одного момента — он крутится перед зеркалом в этой концертной одежде и понимает, что напоминает себе кого-то из Аудиторе, если верить портрету. Но кого, так и не смог вспомнить.       Да и к черту.       Хэйтем во сне снова надел маску. Он хотел было повернуться и выйти, но вдруг увидел на кровати мертвое тело. Он подошел поближе, но не нужно было всматриваться — его ослабшее с возрастом зрение и так прекрасно видело, кто лежит в луже собственной крови, которая ручьями стекает по складкам простыни.       Его тело.       Его обезглавленный труп.       — Эй! Нет! — крикнул он, испытывая смешанные чувства. Удовлетворение и страх смешались в нем. И неловкость — с одной стороны он должен радоваться, что цель убита. Но с другой… Сердце как-то противно заныло. Хэйтем выскочил из фургончика и заметался, ища то ли помощи, то ли еще неизвестно чего, но тут ему на плечо легла чья-то тяжелая рука.       Хэйтем проснулся.       — На, попей, — Всадник протянул ему бутылку воды и какой-то кусочек. — И вот это съешь.       Хэйтем отодвинул край маски и принялся жадно пить.       — Где ты был? — спросил он, утерев губы.       — Неважно. Ешь быстрее, мы скоро выходим. Через одного.       Хэйтем послушался и нерешительно откусил от темного кусочка.       — Горький шоколад! Где ты его взял?       — Спер. Давай, лопай. Голова хоть не так будет болеть.       Хэйтема продолжало тошнить даже после воды и шоколадки. Наконец артисты с предыдущим номером закончили играть и начали по одному покидать сцену. Хэйтем на негнущихся ногах поплелся вслед за Всадником. Страх опять начал овладевать им.       — Не ссы, киса, — Всадник на секунду наклонился и шепнул ему в ухо. — Ты сможешь. Первая — один на два и четыре, вторая — «Ж» и «А», остальные — Д34. Понял? Эти самые сложные у тебя. И расслабь руки.       Хэйтем рвано кивнул. Всадник обогнал его, первым вышел на сцену и начал артистично кланяться, приветствуя. Хэйтем на ватных ногах вышел за ним, с каждым шагом все больше и больше чувствуя себя идиотом. Он неловко сел на высокий стул, поджав тонкие ноги. Всадник подождал, когда он устроится и неожиданно начал играть, прижав скрипку к шее. Ладная музыка быстро полилась из его пальцев. Хэйтем застыл, как по голове ударенный.       Скрипка казалась неестественно маленькой в огромных руках, но вместе с тем Всадник извлекал из нее такую чарующую и одновременно зажигающую мелодию, что Хэйтем, не веря своим ушам, сидел, обняв гитару, и глупо пялился на него. Его отец иногда приглашал музыкантов, сами они часто ходили в театр, но он никогда не слышал, чтобы кто-то играл подобным образом. Более того, вместе с песней Всадник начал осторожно пританцовывать, когда музыка стала набирать темп.       Сознание магистра понимало, что пора бы уже и вступить, но он не мог перестать восхищенно слушать. Наконец Всадник, то высоко вскидывая попеременно ноги, то очерчивая носком сапога круги, подошел к нему и слегка коснулся его смычком, намека, что надо бы уже и вступить.       Музыка перешла на крещендо, и Хэйтем робко взял первый аккорд. Толпа начала хлопать. Всадник, поняв, что все в порядке, принялся развлекать народ, приседая и наклоняясь со своей скрипкой. Хэйтем воодушевился и принялся то похлопывать по деке, как его учили, то в нужный момент вставлять комбинацию.       Он на секунду посмотрел на каменные лица Вашингтона и остальных, и, чтобы подавить зарождающийся страх, осторожно соскользнул со стула, подвинул ремень для гитары и принялся тоже опускаться на корточки, если надо было хлопать, и вставать, когда пора было брать аккорды.       Всадник продолжил разливаться трелями. Его ноги выписывали на дощатой, отчаянно скрипевшей сцене что-то невообразимое — он то отбивал чечетку каблуками, то припадал на одну ногу, то задирал колени. Хэйтему вдруг захотелось повторить, но он боялся опозориться.       Сыграв одну мелодию, они перешли на вторую. Магистр снова уселся на стул, пытаясь отдышаться и прийти в себя.       Ну, гад! Как он мог от него такое скрывать?       Засмотревшись на огромную фигуру, легко летавшую по сцене, он чуть опять не пропустил свою партию. Всадник делал быстрый проигрыш, брал паузу и снова вступал. Хэйтем никак не мог привыкнуть к тому, насколько быстро двигались его пальцы по скрипичному грифу. Темп нарастал, и он испугался, что сам-то не сможет вовремя брать аккорды.       Они доиграли композицию и вдруг перешли на что-то медленное. Хэйтему по большей части приходилось подстраиваться самому. Он слышал эту музыку первый раз, точно так же, как и зрители. Проклятый, вредный Всадник не отработал с ним ни одной гаммы совместно. Но почему?       К счастью, медленный темп композиции позволил ему расслабиться, задуматься. Он даже начал получать удовольствие и уже не так боялся. «С этого и надо было начинать», — подумал он, полуприкрыв глаза. В этот раз аккорды дались слишком легко. Он уже рефлекторно ставил пальцы в нужную позицию.       Да, все-таки быстрый темп — это, по крайней мере, пока не его…       Вдруг он увидел, что Всадник лежит на спине и болтает ногой, продолжая играть, а толпа, стоящая поодаль от них, ритмично хлопает. Хэйтему захотелось похулиганить, и он начал опять слегка шлепать по деке в такт, перемежая это с короткими, но меткими аккордами.       Когда эта тема закончилась, они выдержали паузу и снова перешли на что-то более быстрое. Хэйтему опять пришлось резко подстраиваться. Но в этот раз он уже почти не боялся, если только не кидал взгляд на толпу. А вот смотреть на мощную спину Всадника внушало ему уверенность в своих силах. Тот уже разошелся настолько, что кружился по сцене не хуже балерины, а потом и вовсе совершил, по мнению Хэйтема, что-то восхитительное и неприличное одновременно.       Он пошел по столам.       Гарцуя, как лошадь, Всадник легко танцевал между чашек и блюдец, не задевая их. Подошвы и каблуки его огромных сапог то и дело мелькали между приборами и посудой, но он, ничего не опрокинув и не разбив, пропорхал от начала ряда столиков и до конца его.       Хэйтем решил поддержать планку и аккуратно плюхнулся на колени. Вышло, конечно, не так красиво как он рассчитывал, но он хотя бы при этом не ударился и не прервал мелодию. Всадник, вернувшись, выдал тихий проигрыш, который нужно было исполнять пальцами, а не смычком. Звуки напоминали тихие шаги, и Хэйтем опять отвлекся, заслушавшись. Однако, когда Всадник снова взял смычок, он сообразил, что сейчас нужно будет вступить, и обратил внимание на гитару.       Снова пара аккордов.       Только бы не облажаться — Всадник наращивал темп.       Внезапно Вашингтон поднял руку. Всадник и Хэйтем доиграли фразу и сняли, не закончив произведение.       — Достаточно. Эти двое, — он указал рукой то на одного, то на другого.       Хэйтем не понимающе уставился сначала на него, потом на Всадника. Это что значит? Они приняты или пошли вон? Всадник медленно поклонился, разведя руки в стороны. Магистр нерешительно последовал его примеру.       — Приедете на следующий Конгресс, ясно вам? Будете заполнять паузы, — Вашингтон лениво покрутил кистью, совсем как иногда делал Всадник. — Будьте к десяти, понятно?       — Прелестно, — прошелестел гессенец. — Почтем за чес-с-сть.       Они, кланяясь, ушли со сцены и уселись в вагончик. Всадник закрыл дверь. Хэйтем первым делом сдернул маску и вытер лицо от пота и набежавших слюней.       — Бо-о-оже… — простонал он и рухнул на сваленные кучей одеяла.       — Да ладно тебе, — фыркнул Всадник и тоже стянул маску. Он осторожно присел рядом и оперся спиной на стенку вагончика. — Ты был молодцом.       — А?       Всадник похлопал его по плечу:       — Ты зря боялся, киса. Ты классно сыграл. Лажал немного, не без этого. Но даже опытные музыканты лажают, нестрашно.       Хэйтем невольно расплылся в улыбке:       — Спасибо.       Потом смущенно опустил глаза:       — А ты со своей скрипкой… Почему ты не говорил, что умеешь такое… такое… Я бы никогда… А ты… Это было даже лучше, чем то, что я слышал вчера… А еще мы не репетировали вместе, почему?       — Я не хотел тебе сюрприз испортить, — Всадник засмеялся. — Видишь, вот сюрприз и удался.       — А если б я облажался?       — Я бы тебя прикрыл, все было под контролем. А не говорил я тебе, потому что… Это уже вроде как в прошлом. И если бы необходимость не вылезла, я бы не сказал, если бы ты сам не спросил…       Повисла пауза. Хэйтем кивнул.       — …И не доказал, что заслуживаешь знать ответ.       Он отвернулся:       — Ладно, киса. Отдыхай. Мы подремлем здесь хотя бы час, если тебе не мешает шум, а потом двинемся в путь.       Хэйтем не ответил. Он во все глаза уставился на белую щеку Всадника: ему показалось, что что-то черное, похожее на смолу, выползло прямо из кожи, протянулось через щеку и исчезло под воротом.