Полезное приобретение

      — Какие симпатичные утята, — вещал Всадник, помахивая бутылкой пива. Он уже изрядно надрался и не слушал, что говорит Хэйтем.       — Да падаж-ж-жи, — бедный магистр все пытался объяснить, рассказать про их дальнейший путь по карте, которую удалось нарыть, но Каену уже было плевать.       — Я говорил Анди, давай утят заведем, а он все боялся, что их медведь поест…       — Какой медведь? — спросил Хэйтем, слегка сбитый с толку.       — А, жил у нас в лесу рядом с имением один, наглый такой…       К изумлению Хэйтема, пусть и притупленному коньяком, гессенец снял кожаную куртку и продемонстрировал кубики на животе, которых вместо восьми было всего семь.       — Он мне кусок пуза оторвал, а я ему челюсть. Да, Анди?       Анди его разговоров про утят уже не слушал — он давно спал, зарывшись лицом в сено. Он, видимо, слишком вымотался за день и слишком много выпил. Как только Хэйтем нашел все, что искал, испортил все орудия, что хотел, а сам Анди сжег склад с порохом, Всадник свистом подозвал коня, еще какое-то время порубился на нем верхом, после чего дал возможность Анди и Хэйтему уехать, а за ними сам дал галопу. Они двинулись в дорогу и больше не плутали. Карта, хоть и примерная, дала им понять, куда нужно двигаться. Они, правда, периодически останавливались, залезали повыше и сверялись с дорогой, но после верно взятого курса путь не предстоял труда.       Хэйтем хотел ехать к порту хотя бы полночи, но дождь, начавший накрапывать еще вечером, разразился в ливень с громом и молниями, и гессенцы вместе с магистром колониальных тамплиеров заняли сеновал амбара, на этот раз не заброшенного.       Внизу мычали коровы, фыркали лошади и блеял старый, вонючий козел, а гессенцы и магистр Кенуэй распили пиво и коньяк, стремясь согреться. Хэйтем, хоть и клялся больше в компании этих обалдуев не брать в рот ни капли, все-таки не выдержал и поддался зеленому змию: как только он вспоминал про индейские следы, то сразу начинал нервничать, вжимал в плечи голову, и Гэн принимался хлопать его по плечу, намереваясь ободрить. Чем больше он пил, тем больнее получались эти хлопки, но Хэйтем сдался не поэтому.       Он хотел не думать о следах. Он хотел не думать о том, что будет дальше.       Дальше их ждал порт и расставание с Анди. Через сколько это произойдет, магистр не знал. Он хотел было обсудить это со Всадником, но спирт одолел их обоих, и вот уже один счастливо говорил про утят, а второй тщетно пытался обратить его внимание к карте. Кончилось это все тем, что оба они принялись обсуждать медведя под сопение рыжего стрелка.       — Мощно он тебя, — Хэйтем похлопал по изуродованному животу Всадника. Даже пьяный, он понял, что шрамам этим не больше пары лет, ну самое больше — пять. Возраст рубцов он научился определять по собственным — самые старые были совсем белые, и если везло, они заживали так, что Хэйтем видел свои шрамы, светло-желтые нити, только если смотрел на них на свету под определенным углом. У Гэна же отсутствовала часть мышц живота — вместо нее было лишь рубцовое пятно, будто капнули краской. Хэйтем, глядя на него, сделал то, что не позволил бы себе трезвому — потрогал этот шрам. Всадник только рассмеялся, ощутив мягкие пальцы на своей коже:       — Такие маленькие лапки… Как у котенка…       — Чего это тебя на детенышей потянуло? — Хэйтем слегка покраснел.       — Да может, просто потому что ты какой-то маленький…       — Я нор-р-р-мальный, это ты лось просто…       Они дергано засмеялись, помолчали какое-то время, а потом Всадник опять завел песню:       — Утят хочу. Как домой вернусь — сразу утят. И больше никого слушать не буду… Озеро у меня есть, все есть… Так будет и мясо, и пуховые комочки… Буду им мамой… Папой…       — А я, если осяду, индюшек буду держать… — вдруг выдал Хэйтем. — Они тоже такие… утю-тю-тю-тю… уру-уру… Звуки всякие издают. Мне их кормить нравится, — он, несмотря на опьянение, признал это с каким-то смущением. Гэн в ответ засмеялся и обнял его за плечи.       — Как бы хорошо было, не будь этой войны… Тебе утят, мне индюшку…       — Наоборот, — поправил магистр, и они оба захихикали.       — Ну неважно. Сидели бы при своих имениях, или просто домики бы купили… Тишина… Я порой так мира хочу, пусть это и против моей прир-р-р-роды… а так хочу, страсть!       — Да ла-а-адно, — не поверил Хэйтем.       — Вот тебе и ладно. Я бы книг столько прочитал за это время… Или, может, станок бы себе купил и литеры…       — А где б ты денег взял?       — Известно где, — Всадник пожал плечами. — На боях.       — Говоришь о мире, а сам на бои идешь, — подтрунил магистр.       — Э, нет, брат, не пу-у-утай. Одно дело — люди сами идут на кулаки, а другое — против своей и их воли.       — С-с-сглассн, — Хэйтем положил ему руку на плечо. Они помолчали несколько минут, греясь теплом друг друга.       — Дует, — заметил Хэйтем.       — Можем вниз пойти, ляжешь к лошади, согреешься, — предложил гессенец.       — Да нет, тепло-то оно вверх поднимается, — возразил Кенуэй. По лицу немца он понял, что тот хочет сказать «прям как член», но сдерживается.       — Сколько ехать-то будем? До порта… — вдруг спросил он.       — Я тебе и пытался это р-р-рсказать, — махнул рукой Хэйтем.       — Ну рассказывай…       — Да ну тебя в жопу, я уж-ж-же забыл, — магистр махнул рукой. Они засмеялись, но оба как-то быстро поникли. Особенно притих и погрустнел Всадник. Хэйтем слегка ударил его локтем в бок, мол, ты чего, но Гэн отозвался только после паузы.       — Я не хочу, чтобы он уезжал, и в то же время мне за него страшно.       — Страшно? Ты и чего-то боишься? — магистр глупо хмыкнул, прекрасно понимая, что неправ.       — И ты тоже, — тот пожал плечами. Помолчал какое- то время, а потом после паузы добавил: — Все мы боимся потерять последнее, что дорого.       Он отвернулся и затих, посидел какое-то время, допивая пиво, а потом улегся в угол на сено и уснул. Хэйтему не спалось. Он уныло рисовал на пыли соломинкой, и ему, несмотря на усталость и затуманенную алкоголем голову, даже мысли о сне не приходили.       Как можно спать, когда тут, совсем рядом, следы?       Индейские следы.       Гребаные индейские следы!       Хэйтем ударил кулаком по пыли, поняв, что рисует отпечаток ноги. Он поспешно стер художества, после чего сел у маленького окошка наверху, которое нужно было, чтобы можно было проветривать и просушивать сено, заодно обеспечивая скотине внизу дополнительный приток свежего воздуха, и все пялился в ночную тишину. Он почему-то ждал, что пойдет дождь и будто бы смоет все тяготы этого дня. Дождя не было, но стало холодновато. Хэйтем, сам того не замечая, стал напевать под нос услышанную от Всадника песню про бордель, а потом и вовсе задумался, крепко завис, глядя на звезды и мечтая, чтобы они дали ему ответы на вопросы, что роились у него в голове. Наконец он устал сидеть или стоя высовываться из окошка и лег на сено, надвинув на лицо треуголку. Сон все равно не шел, хотя и бодрствовать дальше было тяжело. Хэйтем ненавидел это состояние.       Так он пролежал где-то час или два, ворочаясь, после чего опять встал и прильнул к окну. Он уже полностью протрезвел, но стал от этого только мрачнее и грустнее. Ему захотелось снова напиться просто ради того, чтобы хотя бы не думать о чем-то.       Не о чем-то, а проклятом индейце, оставившем в лесу следы чертовых кожаных мокасин.       Хэйтем вздохнул и устало прилег на раму.       — Тебе надо выспаться, — услышал он сзади приятный голос. Как оказалось, рыжий Адлер уже проснулся.       — А?       — Ложись, — он прищурил глаза.       — Я что-то не хочу, — поморщился Хэйтем.       — Знаешь, Гэн порой бывает дерзким и несносным, но в людях он хорошо разбирается, — Анди сел рядом, поджав ноги. — И он абсолютно прав насчет твоего состояния.       Магистр не ответил.       — Тебя что-то до того мучает, что ты начинаешь страдать уже физически.       — Да это так, сущая ерунда, — Хэйтем поморщился. — Просто результаты прошлых ошибок.       — Послушай меня, — Анди обнял его за плечо, да так неожиданно тепло и нежно, что магистр аж вздрогнул. — Мы все здесь встретились потому, что совершили много ошибок. Каждый из нас. И я, и ты, — он погладил его и вдруг покосился на спящего Всадника. — И Гэн тоже. Отчасти в наших ошибках виноваты мы сами, отчасти — это все злой рок, — он улыбнулся, и Хэйтему показалось, что в его глазах блеснули слезы.       — Зачем ты меня утешаешь? — севшим от волнения голоса спросил он. — Я же ваш… не знаю… рабовладелец, что ли.       — Ты с нами побратался, — Анди сморгнул слезы. — Ты сражался с нами бок о бок, даже когда мы тебя прикрывали, чтобы ты вскрыл сундук.       Ты точно так же, как и мы, бегаешь по поселкам и грязям за своей целью. А наши предыдущие наниматели только сидели в шатре и играли в шахматы. Ты не такой.       — Но я тоже не ангел, — сказал магистр после недолгой паузы. — И я… правда не понимаю, почему… ты и Гэн… даже заботитесь обо мне.       — Мы втроем в одной лодке, — Анди улыбался, но глаза были безумные от боли. Он сморгнул, и слеза побежала по его потемневшей от ожога щеке. Повинуясь неведомому наитию, Хэйтем изящным движением вынул из кармана носовой платок и бережно промокнул ему лицо.       — Ты плачешь…       Не вопрос — констатация.       — Все мы плачем, — Анди облизал губы и снова грустно улыбнулся. — Когда приходит время.       Судя по выражению его лица, он хотел сказать что-то еще, но вместо этого только обнял Хэйтема покрепче и как бы покачал.       — Слушай, я попрошу тебя кое о чем, ладно?       Магистр молча кивнул.       — Присмотри за Гэном. Не ссорься с ним, не зли его — ему и так досталось от жизни.       Они оба покосились на спящего Всадника, а потом повернулись к друг другу.       — Он не всегда был такой, — Анди вытер лицо. — Я застал его… почти до превращения. Я не успел предотвратить то, чем он стал, но я знал, что даже пытаться было бесполезно. Я кажется, говорил тебе это, да?       Хэйтем молчал.       — Слишком много всего у него за плечами. От этого он такой… Но иногда он прежний, — губы у Анди дрогнули, он отвернулся. — И я порой вижу его, каким он раньше был.       Он шмыгнул носом, но магистр не решался протянуть платок. Хотел дать возможность выговориться.       — Поэтому я тебя прошу — не зли его, — Анди повернулся. — Не потому, что не стоит наживать лишнего врага, с которым не совладаешь, даже не поэтому. Я просто хочу… Чтобы однажды ты увидел его настоящего. Чувственного. Другого.       — Для тебя это так важно? — еле шевельнул губами Хэйтем.       — И для тебя тоже. Мне кажется, что мы давно уже что-то большее, чем покупатель и его солдаты. Возможно, я тешу себя иллюзиями, но… я лишь хочу, чтобы он не обжегся, доверяя тебе.       — Меня во многом можно упрекнуть, но я всегда соблюдаю договор, — сказал Кенуэй, боясь, что волнение все-таки прорежется в голосе.       Анди сплел его пальцы со своими.       — У меня для тебя еще кое-что есть. Поскольку завтра я уеду, — его рука сползла с плеча Хэйтема, пошуршала где-то в гессенском мундире и положила что-то в карман магистра. Тамплиер скосил глаза, но Анди прижал карман рукой.       — Нет. Не сейчас. Потом откроешь.       — Когда?       — Ты сам это поймешь.       Анди еще раз его погладил и поднялся. Прежде, чем улечься на сено ко Всаднику, он еще раз произнес:       — Мы плачем, когда приходит время.