Зло Обязательно Проигрывает

ЗАПИСЬ НОМЕР 11 Дата: 5 день Аревия, год 388 п.А Сегодня нас, уставших после очередных опытов (а кто-то даже был голоден и собирался перекусить), впервые предупредили о фаталистах. Эральд от Совета, Валентайн, рассказывал нам: эти фаталисты собираются в основном в Темекаре, но их можно найти и в других крупных городах. Это были люди, которые считали болезнь знаком пробуждения новой божественной воли Онморта, далëкой от старого пантеона и святого Аттолия. — По их поверью, если лечиться от болезни, то рискуешь потерять милость их нового божества по имени Фатал, когда настанет его время, — рассказывал нам Валентайн. — В общем, полная чепуха, но при этом чепуха опасная. В итоге нам было наказано Советом при возможности уменьшить количество выходов за пределы Норы. Однако не все восприняли эту новость спокойно: у некоторых мейстрелов в Темекаре жили их родные, которым тоже порой требовалась помощь. — Что же, если этого не получится избежать, — отвечал на возражения эральд, — то прошу вас: во имя всего святого, что осталось на нашей земле, будьте осторожны у храмов и алтарей святого Аттолия. Много кто вышел с того собрания в злости или недоумении. Никто из Норы не мог попросту понять, зачем между жизнью и смертью (а с этой болезнью всë было настолько серьëзно) некоторые решили не просто выбрать второе, но и других потянуть за собой. — Фаталисты! — восклицала Орианна, пока Кох, она и я возвращались к работе в своей лаборатории. — Это же надо так наплевательски относиться к тому факту, что люди от этой болезни вообще-то страдают. Я попыталась еë успокоить: — Орианна, иногда люди не хотят что-то понимать, — Кох кивал, соглашаясь с моими словами. — Как бы гнусно это не звучало, но как мейстрелам нам надо отпустить это и продолжать заниматься зельем, которым сможем вылечить их. Она же, однако, не хотела отпускать это: — Но чтобы вот так напирать на желание людей верить во что-то, извращая само понятие веры! Они же используют как больных, так и здоровых ради своих целей. — Некоторые аттолийцы как раз так и поступают: используют людей, которые искренне верят в то, что страдания помогают очистить душу, в то время как знания затрудняют путь к счастью, — решил вставить свою реплику Кох. — Тут я разницы, увы, не вижу. В его сторону тут же полетела фляжка (к счастью, в ней ничего не было). Кох едва уклонился, и фляжка ударилась об стену позади него, осыпав спину дождëм из мелких осколков. — Кох, Онморт тебя забери! — Орианна была в ярости. — То, что мои родители были глубоко верующими аттолийцами, ещë не значит, что я такая же, как они. В правой руке она сжимала ещë одну фляжку, готовая бросить и еë, если Кох что-то скажет. Но тот благоразумно промолчал. Было прекрасно видно, какое рубиновое было лицо у Верне, как она глубоко дышала. — Ты вообще понятия не имеешь, потому что всю свою жизнь даже не хотел замечать, что происходит вокруг! Она закашляла. Казалось, что ещë немного и она может потерять голос, но ей даже не надо было ничего больше говорить: всë было понятно и без слов. Орианна закрыла глаза, прошептала что-то себе под нос и выдохнула что есть силы. — Мейстрел Якоби, прошу меня простить, — она не хотела смотреть мне в глаза. — Позвольте отправиться к себе до следующего дня. — Д-да, конечно, — только и смогла выдавить из себя. Всë остальное время мы с Кохом лишь смотрели, как Орианна поклонилась сначала мне, потом ему, быстро прибралась на своëм месте и покинула лабораторию. Прежде я никогда не видела, чтобы Орианна так сильно злилась. Кричать она умеет, но очень быстро переводит в какую-нибудь шутку, это мы и так знали; но сейчас Кох, похоже, попал по больному месту. Остаток дня мы с Кохом проработали в тишине. Без уже привычных нам переговоров Орианны наше общение ушло на уровень сухого профессионализма. Из-за этого пришлось окончить работу раньше обычного, настолько всë шло не так, как обычно. Перед сном я решила навестить Орианну, надеясь поговорить о том, что произошло, но она уже спала. Я не стала еë будить; надеюсь, что смогу поговорить с ней об этой теме позднее. ЗАПИСЬ НОМЕР 17 Дата: 47 день Аревия, год 388 п.А Каждый, кто был вовлечëн Советом в работу над зельем, работает не покладая рук. Ответственность о том, чтобы уберечь как можно больше жителей Монтикулии от болезни, вскоре дала о себе знать; в Норе много кто заходил с мешками под глазами. Иногда тут и там вспыхивали мелкие ссоры, разрешающиеся сами собой, пару раз даже случалась неприятность в виде ненарочного обливания химикатами. Стоит ли говорить, что мне приходится порой чуть ли не уговаривать людей взять хотя бы небольшой перерыв? Благодаря моему обращению в Совет, у нас в Норе вскоре появилась комната для отдыха. До сих пор не могу понять, почему еë не было — они словно ожидали, что мы будем заниматься экспериментами, попутно поедая что-то, а в конце дня (течение которого и так нелегко осознать) падать на койки и утром повторять всë заново? К счастью, Кох понимал моë негодование. Однако, он в то же время был согласен с точкой зрения Совета — времени у нас оставалось всë меньше, а больных и потенциально мëртвых всë больше. Во время одного из наших пререканий он внезапно предложил узнать, кому в какое время суток лучше всего работается. — Так мы хоть поймëм, где находится золотая середина между эффективностью в разработке зелья и, скажем так, твоя забота о наших коллегах-мейстрелах, — пояснил Кох. — Лично я готов взять на себя ночные часы. Орианна на это только фыркнула: — И доверить тебе то, над чем работала Ренарда или я? — Как правило, после моего совета работа у тебя продвигается чуточку лучше, — спокойно ответил на это Кох. Но он был прав: оказалось, много кто до Норы работал в другом дневном ритме, от чего теперь их работа похрамывала как старая скаковая лошадь. Теперь же в Норе был практический постоянный поток людей — очень редко можно было увидеть пустующие коридоры и переходы. Мейстрелы переговаривались, обсуждая как важные для работы над зельем моменты, так и что-то более обыденное (а иногда даже и что-то личное). Выстраивались новые связи, зарождались дружеские и не только связи. Даже пререканий и вытекающих из них ссор стало невероятно мало — кто бы мог подумать! Но не Норой единой, хотя у нас уже формируется свой, маленький мир. И хотя у нас есть задача, порой легко забыть, ради кого мы вообще стараемся. Для этого я решила поступить в обход Совета, по-своему. В те редкие моменты, в которые можно покинуть Нору, я стараюсь пройти как можно больший круг по Темекару. Обхожу при этом как можно больше мест — от площади Вольных Граждан, сердца этого города (да и всей Монтикулии), до башен, по которым жители прочертили границы Темекара. Даже при сильных холодах и снеге, который налетает на накидку и лицо, стараясь закрыть обзор, я всë равно стараюсь смотреть на происходящее внимательно, заглядывать в каждый угол; всë это радо того, чтобы запомнить, ради чего мы стараемся. Тут и там видно, как люди собираются у изображений святого Аттолия и садятся в групповых молитвах прямо на камни и грязь, как они молят его о помощи, надеясь на чудо. Мне так больно на это смотреть, но я заставляю себя смотреть на это, запоминаю каждую деталь, которую только смогу унести в своëм разуме. Временами я слышу в тавернах, как не особо трезвые голоса рассуждают о происходящем. Они говорят, что эта болезнь — наше наказание за то, что отвернулись от света, дарованного прежним порядком. Мол, если бы в своë время Армия Порядка не прогнулась под Рубиновый Совет, то не было бы "всего этого бардака". Это тоже неприятно слышать, но надо запоминать, до самого конца. Всë потому, что болезни всë равно, как ты относишься к миру. ЗАПИСЬ НОМЕР 23 Дата: 68 день Аревия, год 388 п.А В какой-то момент Кох начал задумываться над тем, что кто-то в Совете будто специально делает всë для того, чтобы работа над зельем продвигалась как можно медленнее. Во время обдумывания очередного эксперимента он порой рассказывал нам об этом, иногда пытаясь отгадать, кто бы из Совета мог бы заниматься саботажем. — Тебе кажется, Кох, — говорила я ему в таких случаях, пока однажды с ужасом не осознала: я подсознательно начинаю соглашаться с этой мыслью. — Кох, это уже похоже на паранойю, — соглашалась со мной Орианна, но я видела: еë тоже пугает такая возможность. То, что в Совете и правда может быть кто-то из фаталистов, не может не пугать. Однако во время очередного выступления перед Советом Кох всë-таки выразил беспокойство о том, что наша работа может быть саботирована. Как результат, Совет принял беспокойство Коха и через какое-то время выпустили указ, запрещающий покидать Нору без присутствия другого мейстрела и сопровождающего стражника. Можно было легко догадаться: люди были весьма недовольны этим. Порой настолько, что подходили и говорили об этом Коху в лицо. Опуская вопрос о том, откуда они могла узнать, что именно он говорил о той мысли, мы решили просто спрашивать в лоб, есть ли у него или неë что-то важное для дела. Чаще всего они только терялись и, с нашего разрешения, возвращались обратно за работу. Поэтому, когда к нам сегодня подошëл очередной мейстрел, мы уже приготовились к подобному, но тот только сбил нас с толку. Это был один из наших с Орианной и Кохом подопечных — юный чародей, чьë лицо, казалось, было старше его самого. Я слышала про него и раньше. Он вообще был на слуху у многих заинтересованных в науке: этот мейстрел, способный во многих науках, питал особенный интерес к небесным сферам и к тому, как их движение может влиять на происходящее с нами. Ходил слух, что он сумел уговорить Совет отправить его к нам в Нору за день до того, как меня назначили главной в руководстве работой над зельем. Говорил он с необычным акцентом (утверждая, что у него северные корни), немного растягивая букву Р. Имел взгляд, который порой мог пройти сквозь того, на кого он смотрел, в то время как его глаза сияли чем-то необычным светом. Временами, впрочем, он немного расслаблялся, играя на необычной лютне с зачем-то удлинëнным грифом и с шестью струнами; одновременно он напевал себе под нос песни, которые раньше никто не слышал. — Мейстрел Якоби, не могли бы Вы зайти в мою лабораторию? — обратился этот чародей ко мне, почему-то не спуская взгляд с Коха. — Нам нужно обсудить один вопрос с глазу на глаз. Я посмотрела на своих друзей, будто бы ожидая от них то ли ответа, то ли разрешения. Орианна лишь пожала плечами. Кох же с ответом немного замедлил, но затем медленно кивнул головой. — Тогда подходите ко мне как сможете, — чародей тот, видимо, решил не ждать ответа и уже отправился вниз по коридору. Быстро перекинувшись парой слов с Орианной и Кохом, я поспешила за тем чародеем. Тогда же я и увидела, как выглядела его лаборатория, стоявшая будто бы особняком от остальных. У нас, конечно, не возбранялось видоизменять лаборатории под свои нужды и обязанности (в какой-то степени это были личные пространства), но место работы этого чародея невольно поражало разум. Казалось, что эта комната была ещë выше и светлее, чем была на самом деле. На полках в опасной близости друг от друга стояли бесчисленные пузырьки и бутыли, наполненные разноцветными жидкостями. У самого потолка были доски, забитые вплотную книгами и что-то мне подсказывало: они не только о том, что касается нашего дела. На низких столах, занявших добрую часть лаборатории, стояло большое количество реторт, пробирок и горелок, часть из которых была уже включена и на них танцевали трепещущие язычки разноцветных огоньков. На одном из столов, рядом с кипевшим в маленьком котле каким-то раствором, одиноко стояла большая чаша с чаем. — Довольно... Необычное место, — только и смогла я сказать, оглядываясь вокруг. — Думаете? — казалось, того чародея вообще не удивляла моя реакция. Он схватил с одного из столов какую-то бумажку, быстро пробежался по ней глазами, чему-то нахмурился и, сложив пополам, засунул в карман своей накидки. Про этого чародея ходил так же и слух, что порой он не покидал лабораторию, оставаясь там на целые сутки. Я не могла не поинтересоваться, правда ли это, раз уж я здесь оказалась. — Мейстрел Якоби, мне и правда становится лучше, когда часы двенадцать бьют, — ответил мне на это чародей и тут же приступил к делу. Так мы и стояли у стола, ничего не говоря какое-то время. Чародей словно забыл, что я всё ещё здесь и теперь увлечённо занимался чем-то своим; я же просто стояла и наблюдала за ним, словно какая-то скульптура. — Вы говорили, мейстрел, что у вас есть вопрос, который нужно обсудить с глазу на глаз, — в какой-то момент я решила напомнить ему. — Ради чего вы меня отвлекли от разговора с моими коллегами? Руки чародея зависли в воздухе, будто кто-то использовал на нëм замораживающее заклинание. Постояв так миг, он пробормотал себе что-то под нос, встряхнул руками, чудом не задевая весь этот явно продуманный бардак, что был на столе и развернулся ко мне. — Вот скажите мне, Ренарда, — он обратился ко мне, с непринуждённой лёгкостью отметая в сторону реверансы с титулами. — Я ведь могу называть Вас просто Ренарда? Без всяких глупых титулов и прочей шелухи, мешающей голове. Я была не против. — Ренарда, вам никогда не казалось, что то, чем мы занимаемся, может быть недостаточно? Что мы уже, по сути, проиграли эту войну невидимому врагу? От этого у меня холодок пошëл по спине. Может, Кох был и прав в своей паранойе? Неужели он один из... — Я знаю, на что это похоже, но я не разделяю точку зрения фаталистов. Хотя те тоже в чëм-то правы, — чародей словно услышал мои мысли. — Нет, это прозвучало неправильно. Давайте скажем так: я хоть и оптимист, но и реалист одновременно. Однако давайте будем честны друг с другом, Ренарда — Вы сами хотя бы раз, но думали над тем, что я сказал. Я кивнула головой. Поверить не могу, что так легко согласилась с ним! — Так я и думал. И не вы одни так иногда думали, — чародей смотрел мне в глаза. — Я специально спросил ещë кучу людей до того, как обратился к Вам. Это грустно было слышать. Да, работа в Норе вряд ли может быть названа самой прекрасной в мире, но чтобы при этом была настолько нагнетающая обстановка. Словно того, что я пыталась сделать, чтобы хоть немного сгладить эту обстановку, было недостаточно... — Но, — тут он поднял палец вверх, прерывая мой начавшийся было внутренний монолог. — У меня есть идея, как можно спасти Монтикулию. Видимо, он увидел, как у меня сверкнули глаза. Может быть даже, услышал мой немой вопрос, как это возможно. — Стоит признаться, это касается моего маленького увлечения, — чародей коснулся кончика своего носа. Ах да, вспомнила я тогда: он также интересовался путешествиями во времени. Именно он когда-то, во время одной из задуманных Советом "часов отдыха", выдвинул гипотезу о том, что если записать место и время нахождения небесных сфер, то при должной технологии можно ориентироваться на них, передвигаясь во времени — так же, как моряки ориентируются по звëздам. И может быть, очень может быть, путешествовать между записанными точками. Конечно, тогда никто особо не прислушивался к словам чародея всерьëз, так что в какой-то момент он снова достал свой странный инструмент и начал наигрывать одну грустную мелодию. Никто, кроме меня. Было похоже на то, что его слова затронули что-то в глубине моей души. — Я лишь попрошу вас об одном, Ренарда, — тем временем продолжил чародей. — Когда всë закончится, оставить мне копию своего дневника. Признаюсь: я тогда не очень поняла, при чëм тут мой дневник. И откуда он вообще про него узнал, раз уж на то пошло. — Но вы же говорили про спасение Монтикулии, — замялась тогда я. — Вот я и подумала, что... — О, люди найдут способ выжить, — чародей махнул рукой. — Даже если не давать им знак, они всë равно в итоге побегут из Монтикулии, отправятся как можно дальше от болезни. Будут готовы пережить голод, холод, неприятие в новых местах и нехватку эмпатии, но будут нести с собой одну важную для них мысль. Тут он выдержал паузу, встав прямо передо мной. — По большей части они будут делать это не для себя, а для будущих поколений. Чтобы их детям, внукам и правнукам не пришлось переживать то же самое. — Но тогда я не понимаю, чего вы хотите, — растерялась тогда я. — Я же хочу спасти другое: историю. Эту маленькую историю, что творится под Темекаром и от которой зависит итог. Те сказания, что читают детишкам на ночь, готовя их к тому, что может быть в их взрослой жизни. То, что пропитывает собой каждый миг, каждый уголок, для чего не существует никаких рамок. История легко искажается в чужих глазах, — продолжал он, — особенно если кто-то делает это ради своей выгоды. Однако если мой эксперимент будет удачным, то эта история сохранится такой, какая она и есть. Со всей правдой, что никогда и ни за что не должна замалчиваться. Он остановил свою пламенную речь и смотрел так, будто ожидал от меня какой-то реакции. Так мы и стояли, смотря друг другу в глаза. — Хорошо, — в какой-то момент я решила нарушить тишину. — Будем считать, что я вам верю. — Вот и славно, — чародей сразу же протянул руку, ожидая рукопожатия. — Будем считать, что мы договорились. Так мы и разошлись. Пожав мне руку, тот продолжил свою работу, давая знать, что разговор окончен; я же решила отправиться обратно к себе. Возможно, даже обсудить этот разговор с Кохом и Орианной... — А если что-то случится, и я забуду? — решила я спросить у чародея перед тем, как выйти из его лаборатории. — Вы не забудете, Ренарда, — улыбнулся мне тот, так и не отрываясь от своей работы. — Просто потому, что вы не такая. Вы не забываете, если надо держать слово. Эти слова так и не выходили у меня из головы, пока я отправлялась обратно в свой кабинет. Также мне казалось, что я снова слышала звук той странной лютни, исходящей из его лаборатории.