***
– Мэй, иди ужинать! – кричит госпожа Юн с первого этажа. По кухне витает аппетитный аромат жареного мяса: ровные тонкие кусочки, посыпанные разнообразными специями, будоражащими сознание, и сверху политые кремовым соусом так и манят, заставляя слюнки течь от нетерпения попробовать эту прелесть. Женщина разложила столовые приборы, наполнила тарелки и села за стол, за которым уже сидел её муж. – Ну сколько можно ждать? – слегка раздражённо произнёс мужчина. – Неужели нельзя спуститься сразу, после первого зова..? – Сейчас, дорогой, подожди чуть-чуть, наверно, она чем-то занята. – женщина обеспокоенно посмотрела на пустую лестницу. – В таком случае могла бы сказать, а не играть в молчанку, не маленькая ведь уже. – мужчина покрутил вилку в руке и несдержанно положил её обратно на стол. – Мэй! Нам долго тебя ждать? В ответ тишина. – Я сейчас схожу за ней. Начинай есть без нас. Женщина вышла из-за стола и быстро поднялась по лестнице, открывая самую первую дверь слева. – Дорогая, – аккуратно произнесла она, приоткрыв дверь, – нехорошо заставлять ждать. На кровати, подтянув ноги к груди, лежала девушка в пятнистой пижаме и, казалось, не слышала обращения к себе. Женщина осторожно прикрыла дверь в комнату и подошла к кровати. Постояв в нерешительности несколько секунд, села на край и коснулась плеча дочери. – Что-то случилось? – в ответ девушка повела плечом и прошептала «нет». – Тогда почему не спускаешься ужинать? И я, и я отец звали тебя. – Не хочу. – Что значит «не хочу»? – Это значит, что я не голодна. Госпожа Юн в растерянности открыла рот, недоумевая, что стало происходить с её дочерью. Вот уже на протяжении нескольких недель девушка отказывается от пищи, ссылаясь на отсутствие аппетита, и если поначалу женщина не придавала этому значения и шла на уступки, то теперь это начало серьёзно её беспокоить. – Дорогая, – вновь начала она, – ты плохо себя чувствуешь? – Нет. – Но почему же ты тогда отказываешься есть? Ведь так нельзя. Ты стала совсем мало питаться. Что такое? – Я просто не хочу есть. – коротко бросила девушка. Не зная, что ответить на такое, госпожа Юн молча смотрела на спину дочери и видела незаметные ранее изменения: на спине девушки маленькими бугорками начали выделяться позвонки, пижамная майка не скрывала ставшие чересчур острыми плечи, а под талией появились выпуклые тазобедренные кости. Женщина смотрела на тело дочери и не верила своим глазам: как она могла упустить момент, когда её ребёнок так изменился? Казалось бы, Мэй питалась, не голодала целыми днями, но незаметно её порции стали меньше, количество приёмов пищи сократилось, появилось больше отказов от конкретных продуктов. Неужели этого нельзя было увидеть раньше?.. – Мэй, – дрожащим от ужаса голосом позвала женщина, чувствуя, как глаза стали туманиться, – дорогая, пожалуйста, пойдём ужинать. Нельзя не есть, пойми. Девушка наконец повернулась лицом к матери, села и с серьёзным видом, делая акцент на своих словах, сказала: – Мам. Я же сказала : не хо-чу. Что непонятного? – Ну как так? – всхлипнула госпожа Юн, – посмотри, ты ведь совсем худая стала. У тебя уже кости выпирают! – А мне нравится. – Мэй легла обратно. Не выдержав, женщина разрыдалась. Что теперь делать? Процесс запущен, и остановить его очень, очень трудно. Как так вышло?? Ведь созданы все условия: семья хорошо зарабатывает, покупает качественные продукты, а сама женщина прекрасно и вкусно готовит – в чём же тогда проблема? Дверь в комнату открылась с тихим скрипом. – Мне надоело сидеть одному, почему.. – увидев заплаканную жену и отвернувшуюся от неё дочь, мужчина в секунду оказался у кровати, касаясь плеч дрожащей женщины. – Тхи, что случилось? Ты почему плачешь? Женщина не поднимала головы, стараясь наскоро вытереть слёзы, а они всё лились и лились из глаз. – Мэй, – обратился господин Юн к дочери, – что произошло? Почему мать плачет? – Не знаю. Я лишь сказала, что не хочу ужинать. – девушка так и оставалась лежать отвёрнутой, её лица не было видно, а из-за поднесённых ко рту рук, голос звучал невнятно и еле слышно. – Не будешь ужинать? Почему? – Боже, – прорычала девушка и снова резко села на постели, – сначала мама, теперь ты. Я просто не хочу! Ясно? Поэтому идите ужинать без меня. Приятного аппетита. – Пойдём, Мэнхо, – позвала женщина, желая избежать зарождавшейся ссоры, и поднялась с кровати. – Давай оставим её. Поговорим внизу. Мужчина кинул сердитый взгляд на притихшую дочь, колеблясь, но в итоге тяжело выдохнул и, обнимая жену за плечи, вышел из комнаты. – Сейчас мы спускаемся и ты мне всё объясняешь. – не спрашивая, а утверждая, сказал мужчина. У Тхи вновь покатились слёзы.***
Тёплые деньки апреля радуют солнцем, хорошей, ясной погодой и распускающейся зеленью. Сейчас прекрасное время для прогулок, уже можно насладиться настоящей весной и окончательно отпустить зимнюю апатию. Компания парней расположилась на одной из свободных лавочек в парке при университете. Сейчас все студенты проводят перемены на улице, расстилают покрывала, устраивают мини-пикники, просто отдыхают, получая удовольствие. Парни о чём-то увлечённо болтают, рассказывают разные истории, иногда такие бредовые, но от этого ещё больше смешные. Настало время, когда хочется ощутить беззаботицу, отмахнуться от всех дел и забот, забить на сессию, защиту диплома и прочее, но, увы, это невозможно, отчего и крадут свободные минутки, такие как эта, чтобы расслабиться и дать голове передышку. Друзья так увлечены разговором, что даже не замечают, как около них, заслоняя яркое солнце, останавливаются две девушки, на чьих лицах читается презрение и…неприязнь. – Эм, вы что-то хотели, красотки? – решает спросить Тэён первым и жмурится от просочившегося между телами девушек солнечного луча. – Кто из вас, придурков, когда-то упомянул фигуру Ханыль? – сразу спрашивает одна из девушек, и в её голосе очень заметны враждебные нотки. – Ханыль? – хором спрашивают друзья. – Это кто вообще? – Идиотом не прикидывайся, – заговаривает вторая. – Да, вы, наверно, обсуждаете каждую, но мы говорим о девушке из группы поддержки. – А-а-а, эта та с бантом. – щелкнув пальцами, произносит Йунг. – Именно. Так кто из вас раскритиковал её фигуру? – А какая разница? – стоило задать вопрос, как Хосок вмиг ощутил, словно его тысячами осколков пронзило на вылет. Взгляд девушки пылал холодом. – Ты? – она указала в него пальцем. – Блин, просто объясните, какого чёрта произошло? – не выдержал Чи. – В любом случае, вы такие идиоты, знайте. – кажется, она не слышала вопроса. – Из-за вас, вашего идиотского языка и отсутствия мозгов пострадала девушка, и в этом виноваты вы. – её голос был твёрдым, жарким, слова она словно выплёвывала, как кислую конфету, желая скорее избавиться от неё. – И вот ещё что, – вмешалась вторая, – помните, что если ещё раз кто-нибудь из вас посмеет оскорбить девушку, даже не напрямую, – придётся не сладко. И это не просто пугающие слова, мы за них отвечаем. Окей? – и, не дожидаясь ответа от опешивших парней, девушки развернулись и зашагали в сторону университета. С минуту все сидели молча, каждый переваривал услышанное, как вдруг Тэён встал, провёл руками по волосам, зачёсывая их назад, медленно выдохнул и растерянно спросил: – Это что сейчас было? Никто не решался ответить, попросту потому, что не знали ответа. Им только что в лицо кинули угрозу. Две девушки. Парням. На полном серьёзе. Что? – Думаете, с Ханыль что-то произошло? – Хосок посмотрел на друзей, но на их лицах читалась только полная растерянность и замешательство. – Может быть, кто-то подслушал нас и передал ей? Но.. тогда какие у неё проблемы? – Но даже если передал, то кто? – Кто-то, кто сидел за нами и.. – Так, стоп! – прервал всех Йунг. – Забудьте. Какая-то нелепая угроза была. Что мы сделали? Ничего такого, за что нас можно было бы проучить. – Однако они нашли, за что.. – протянул Хосок, поднимаясь со скамьи. – К чёрту. Это неважно. – остальные парни встали следом. – Девчонки решили в супергероинь поиграть, вот и всё. Пошли в здание, сейчас звонок будет. По дороге в универ Хосока не покидала неясная тревога, точно он что-то сделал неправильно, не так, должен быть поступить по-другому, как будто совершил большую ошибку. Парень не мог разобрать, что это такое, но всю пару просидел в своих мыслях, которые противно вились в голове, раздражая. Преподаватель что-то рассказывал, писал на доске, но всё это проходило мимо парня, не интересовало его, и потому, когда пара подошла к концу, он не выдержал и отправился искать тех девушек, хотя бы одну из них, в надежде получить ответ на пару своих вопросов. Любопытство съедало изнутри, но что ещё хуже – мерзкая вина, заставив сузиться весь мир до одного вопроса: «кто та девушка?»***
Глупо, конечно, было надеяться, что незнакомок будет легко найти, юноша не знал ни имён их, ни возраста, ни на каком факультете они учатся, одним словом – ничего. В университете учатся тысячи студенток, с разной внешностью, и отыскать среди них тех самых, очень и очень непросто. Лениво ковыряя вилкой салат, Хосок ничего не выражающим взглядом смотрел на студентов, толпившихся в небольшой, но светлой столовой. В каждом из них сейчас билась энергия, были силы действовать, расти, чувствовался горящий азарт. Когда видишь таких людей, в тебе самом что-то пробуждается, вспыхивает огонь, хочется встать и пойти, пойти навстречу своей цели. Другие люди мотивируют нас. И, глядя на таких парней и девушек, у большинства которых горит неподдельный блеск в глазах, Хосок не отчаивался. Непонятно, зачем ему вдруг понадобилось узнать о той девушке, но изнутри что-то подстёгивало, толкало, он хотел раздобыть информацию. Люди, люди, люди… Как вдруг глаза парня широко раскрылись: вот она, та, которую он ищет уже около недели. Быстро встав из-за стола, на котором остался поднос с нетронутой едой, юноша схватил рюкзак и помчался за незнакомкой. В этот момент люди раздражали, приходилось расталкивать их, только бы не упустить девушку из вида. – Эй, подожди, постой! – крикнул он, когда оставалось пару метров, но незнакомка, видимо, решив, что обращаются не к ней, проигнорировала возглас. – Остановись на секунду! – подбежав со спины, парень тронул чужое плечо, поворачивая. – Хэй, привет, – его дыхание сбилось, лоб взмок, а в боку едва заметно кололо. – Ты? – на лице девушки выступило удивление. Она окинула юношу изучающим взглядом, а потом резко скинула его руку со своего плеча. – Чего тебе? – Послушай, – отдышавшись, начал Хосок, – я знаю, что прозвучит глупо и что это вообще не моё дело, но.. прошу, выслушай меня, пожалуйста. Незнакомка хмыкнула. – В общем, я… давай отойдём, – парень отвёл, на удивление, не сопротивляющуюся девушку в сторону, однако в её взгляде по-прежнему читалось презрение и недоверие. – Так вот. Ты, конечно же, имеешь полное право не отвечать и просто послать меня, но всё-таки… – парень посмотрел в тёмные глаза напротив, что выжидающе смотрели в ответ, – кто та девушка, о который вы говорили? И что с ней произошло? Девушка невесело усмехнулась и отвела взгляд. Её скрещенные на груди руки и переливающаяся насмешка на дне зрачков явно показывали, что к беседе она не расположена, но в противовес этим внешним признакам она никуда не уходила. – Что с ней произошло, хм… – она снова смерила взглядом Хосока. Тот стоял совершенно спокойно, не выдавая своего волнения, однако внутри у него начало что-то гулко пульсировать, отдаваясь дрожью в кончиках пальцев. Девушка расцепила руки и опёрлась ими на подоконник. – А тебе оно надо? – Ну, я просто… Не знаю, как объяснить, но мне действительно необходимо знать. Понимай, как хочешь. С минуту они молчали. Вокруг тут и там болтали студенты, изредка проходили, переговариваясь, некоторые преподаватели, а они стояли и молча смотрели друг на друга. Наконец девушка цокнула и отвернулась к окну. – Её зовут Мэй. Юн Мэй. Слышал о такой? Хосок помотал головой. – Ну, конечно, не слышал, – незнакомка неясно усмехнулась. – Она тихоня, откуда тебе её знать, верно?.. Отвечая на твой вопрос, что с ней произошло… – девушка сделала небольшую паузу. Её речь была плавной, она явно не торопилась рассказывать. – Всё началось с репетиции «Бойких малышек». Вы там были. Сидели своей компанией и мило болтали. Когда разговор зашёл о Ханыль, точнее о её фигуре, вы даже подумать не могли, что вас может кто-то услышать, но это не главное. Обсуждая ту девушку, вы даже не задумались, что можете кого-то невольно обидеть. Её. Проблемы с оценкой себя, своей внешности у Мэй начались давненько, но никто – ни её родители, ни мы, подруги, – не думали, что всё зайдёт так далеко. – девушка на секунду замолчала. – Она стала всё меньше и меньше есть. До Хосока стало липкими, скользкими пальцами добираться ужаснейшее предположение. Вариант развития событий, который пугал его. На ухо кто-то невидимый прошептал: «Догадываешься?» Парень вздрогнул. «Нет». – Возможно, тебе этого не понять, но девушка, услышав нелестный комментарий о внешности другой, мгновенно примеряет его на себя, чтобы убедиться, что к ней он не относиться. Так вот вы, назвав фигуру Ханыль неидеальной, запустили этот процесс. Притаившийся таймер сработал. Хосок не верил своим ушам. Нет, не может быть, чтобы их слова повредили девушку, они ведь просто так сболтнули, чтоб разговор поддержать, да они вообще забыли об этом, пока не подошли две подруги Мэй! Незнакомка поджала губы и сжала пальцы в кулаки. – Ей поставили анорексию, Хосок. Понимаешь? Грёбаную анорексию! – прошипела она. – У неё состояние вот-вот и перейдёт за черту «критическое». Она, чёрт возьми, умереть может, а всё из-за вас! Из-за тебя! – не выдержав, крикнула девушка. Близ стоящие люди покосились на них, но Хосок лишь натянуто улыбнулся, мол, всё нормально и подошёл ближе к девушке. – Я… не знаю, что могу сделать, но... я не считал и не считаю, что Ханыль надо как-то менять своё тело. Она красива и так. Это правда. – Да? – зло усмехнулась незнакомка. Её глаза стали красными из-за сдерживаемых слёз, а косточки на руках побелели, словно она собиралась ударить парня. – А что ж ты там, на стадионе, этого не сказал? Струсил? – Нет, понимаешь, это парни… – Эй, не сваливай на кого-то. Имей мужество признать свою трусость. Или, погоди, как это называется… нежелание выделяться из компании? Я права? Хосок молчал. Тупо смотрел в пол и не знал, что ответить. А что на такое ответишь? Да, выделяться не хотелось, да и тем более, он высказал своё мнение, но его оспорили, а после вообще проигнорировали. Что тут сделаешь?.. – Прости. – прошептал Хосок. – Без понятия, почему я прошу прощения у тебя, но хотя бы у кого-то. Мне очень жаль. Я.. если бы я знал, что так выйдет… – О-о, знал! – протянула девушка и снова скрестила руки. – Хосок, если бы люди знали, что последует за их поступками, я более чем уверена, они бы сто и один раз ещё подумали, прежде чем их совершать. Надо понимать, что собираешься произнести. Так что…просто катись к чёрту. И своих дружков заодно захвати. – как-то тускло произнесла девушка и уже развернулась, чтобы уйти, как Хосок схватил её за руку. – Извини, – быстро произнёс он, – Где Мэй сейчас? Она в больнице? Я могу её навестить? – Не надо. Думаю, она тебе не обрадуется. Хотя… Знаешь, решай сам. Глядя на удаляющуюся фигуру девушки, Хосок отчего-то ощущал внутри себя разлом. Как будто что-то важное, какой-то незаменимый орган вынули и сказали, что возврату не подлежит. Парень и сам не понимал, почему история Юн Мэй так тронула его. Ведь не он один бросил комментарий про Хагыль, да он, в принципе, вообще его не бросал, наоборот, сделал попытку отразить его. Виноват не он один. Но он – трус. Жалкий трус, на чьих плечах теперь лежит вина. Минутная нерешительность обернулась давящей тревогой за жизнь невинной, даже незнакомой, девушки. Как теперь жить, зная, что из-за своей мимолётной слабости может умереть (умереть!) человек? Внутри снова всё противно заклокотало, руки припадочно затряслись, и юноша резко ощутил катастрофическую нехватку кислорода. Атмосфера стальной удавкой медленно лишала воздуха. Картинка вокруг смазывалась в мутное пятно, голоса мешались, их громкость прыгала. Паническая атака близко. Резко сжав пальцы и вдавив со всей силы короткие ногти в ладонь, Хосок, тяжело дыша, двинулся к выходу из здания. Домой, срочно надо домой. С трудом переставляя ноги, парень бежал по коридору. Подступающую истерику с каждой секундой контролировать становилось всё труднее. Свежий воздух. Лёгкий ветерок огладил лицо, остужая пожар на щеках, но легче не стало. Кругом зелень, люди, звуки машин с дороги и голоса, голоса, голоса – нескончаемый поток голосов. Как оказался дома, парень не помнит, но, лишь переступив порог квартиры, истерика захватила юношу в плен.***
Обыкновенная стена школьного коридора. В некоторых местах краска облупилась от долгого времени, где-то пошли трещины, заметны следы от когда-то приклеенных жвачек. Кажется, что ребята уже переросли ребячество, окончив школу, но нет, в некоторых до сих пор гуляет детство. Всё довольно стандартно, кроме одного. На небольшом пластмассовом столике в абажурной рамке стоит фото темноволосой девушки с чёрной полосой внизу, а вокруг него горят пара свечей и разложены разные предметы: собственноручно сделанные браслеты, маленькие и чуть побольше открытки, яркие рисунки, стикеры, брелоки, плюшевые игрушки, несколько статуэток… Все эти вещи студенты принесли в память о тихой девушки по имени Юн Мэй, что распрощалась с жизнью, уступив победу недугу. Анорексия. Не приговор, однако, когда ставят крайнюю степень, шансы выжить ничтожно малы, они минимальны. С фотографии с улыбкой смотрит обаятельная девушка, ещё ребёнок, с наивно добрыми глазами. Если в обычные дни коридор всегда был заполнен звуками голосов общающихся студентов, их смехом, то теперь, проходя мимо «столика Памяти», на лицах людей отражается скорбь. Смерть не бывает весёлой. Смерть никого не оставляет равнодушным. Неважно, знал ли ты человека лично, общался ли с ним, не имеет значения, был ли вообще в курсе его существования, – известие о его смерти угнетает. Сам факт того, что человека больше нет, хлёстким ударом, точно плетью, бьёт в разум и сердце. Перед столиком стоит парень, с красными от пролитых слёз глазами, под которыми залегли сине-фиолетовые тени, с бледным лицом, с бесцветными губами, сжатыми в тонкую линию. Его взгляд прикован к фото. Не верится. Просто не верится. С того дня, как Хосок узнал о Мэй, его мучают кошмары, где таинственная незнакомка с размытыми чертами лица садится рядом с ним и молча кладёт свою голову ему на плечо. Они сидят так пару минут, а потом она касается тонкими, словно спицы, пальцами предплечья парня и медленно растворяется в воздухе, оставляя после себя золотистую пыль. Ничего ужасного, правда? Однако кошмар состоит в другом: этот сон повторяется на протяжении месяца, он не даёт покоя, встреча с Мэй происходит всегда в одном месте – на деревянной лавочке под цветущим нежно-розовым снегом деревом вишни, – а на руке после её касания остаётся кровоточащая рана, разъедающая кожу вокруг. Хосок чувствует вину. Что было бы, не озвучь Чи свои мысли по поводу фигуры Ханыль? Что было бы, не поддержи его парни? Что было бы, если бы Хосок не побоялся и не поленился отстоять свою точку зрения? Что было бы тогда? Наверняка, всё сложилось бы иначе. Когда тебе лишь немного за двадцать, а на твоих плечах уже лежит тягостная вина за смерть человека, к которой ты причастен, пусть и не напрямую, дальнейшая жизнь видится в мрачном свете. Юн Мэй могла бы быть жива. Могла бы и дальше учиться в университете, общаться с подругами, быть рядом со своими близкими, наслаждаться подаренной жизнью, испивая её глоток за глотком каждый день, а сейчас – она в могиле, в холодном и одиноком ящике зарыта в землю. Разве так должно быть? Крохотная неосторожность может стоить чужой жизни. Хосок грустно смотрит на горящие тусклым пламенем свечи, обводит взглядом уже никому ненужные подарки и, сунув руку в карман, достаёт и кладёт три апельсиновые карамельки, про которые по случайному стечению обстоятельств узнал от Незнакомки. Это были любимые конфеты девушки. В квартире прохладно. Все окна широко открыты, поэтому в комнатах гуляет ветер, колыша рыжеватый тюль. Юноша сидит, прислонившись спиной к дивану, и смотрит перед собой в никуда. Мыслей нет, в голове абсолютно пусто и, кажется, там тоже летает ветер. Никогда ещё парню не было так тяжело эмоционально и психологически, сейчас всё вокруг кошмарно давит, а в груди такая мерзкая болотина развелась. Всё тело гнилостной сыростью пропитано. Он ничего не сказал друзьям, ничего с того самого дня, как поговорил с Незнакомкой, решил оставить в секрете и в одиночестве перенести этот маленький ад внутри себя. И какого чёрта его так накрыло? Он не брат, не друг, а совершенно незнакомый для Мэй человек, но боль неимоверная. Почему? «Она, чёрт возьми, умереть может, а всё из-за вас! Из-за тебя!» На всё плевать, есть только желание лежать и тупо глядеть в потолок. И ещё эта каша из перемолотых чувств внутри… Отвратительно от самого себя. Трус. Рука тянется к коробке таблеток в рядом стоящей аптечке. Не глядя на название, юноша выдавливает весь блистер и закидывает в рот, запивая. Словно камни через глотку. Берёт в руку банку с ярко-жёлтой этикеткой, открывает её, высыпает содержимое на ладонь – и внутрь. И так далее. Вокруг на полу валяются пустые блистеры, открытые и измятые в спешке коробки, банки с крышками, а в центре этого безумного губительного хаоса сидит красноволосый парень, окружённый лужами собственной рвоты, отвратительные спазмы щемят внутренности, грозящие вот-вот вырваться наружу и уделать тут всё ещё хуже, а по его щеке катится одинокая слеза. Мэй не заслужила смерти. Он мог предотвратить её. Мог! Мог! А девушка умерла.