***
Когда Спеллман ехала к дому Мэри Уордвелл, у неё даже был план: поделиться потрясающими новостями, что её опоила любовным зельем племянница, сказать, что всё случившееся какая-то дурацкая ошибка и, видимо, Сабрина даже зелья по инструкции варить не умеет, а затем уйти, — но обнаруживает себя в объятиях ведьмы, ласкающей её губы своими. Зельда хочет возмутиться, когда пиджак с её плеч просто падает на пол, но жар от рук на талии и дыхание на губах затмевают разум. Не разрывая поцелуй, она делает несколько уверенных шагов, направляя Мэри, как ей кажется, к ближайшей стене, и задевает торшер, падающий на пол, прежде чем чувствует тяжёлый выдох на своих губах, когда женщина ударяется о комод. — Чёрт, — срывается с губ Зельды, отстраняющейся на мгновение. Дело не в чёртовом торшере, у которого наверняка разбилась лампочка и треснул плафон. Дело в желании, одолевающем тело, в мыслях, терзающих разум, сомнениях, которых не стало меньше, просто на несколько минут она стала храбрее, чтобы принять реальность. — Не страшно, — бормочет Лилит, даже не оглядываясь, чтобы оценить ущерб. Но, верно, Зельда не так уж беспокоилась об этом, ведь в следующую же секунду Лилит чувствует её губы на своей шее. Жадные поцелуи смешиваются с лёгкими укусами, задевающими кожу, пальцы быстро и неуклюже перебирают пуговицы на блузке Лилит, но как только Спеллман расправляется с парой верхних пуговиц, она нетерпеливо тянет блузку вверх. Зельда касается губами груди, оставляя короткие поцелуи на коже и опаляя её жарким дыханием, руки жадно движутся по телу, задирая юбку и лаская обнаженную кожу бёдер. Дыхание Лилит учащается, а пальцы вплетаются в рыжие волосы. Раньше бы она сильно сжала волосы Спеллман, заставляя ведьму опуститься на колени и припасть губами к её, другим, но почему-то сейчас её заботят ощущения ведьмы, что-то было не так — она чувствует это. Вместо этого Лилит слегка тянет Зельду за волосы, заставляя отстраниться от своего тела и взглянуть в глаза. — Всё в порядке? — Да, — бездумно бросает Зельда, но пальцы теперь держат крепко, не позволяя ей даже отвернуться. Внимательный взгляд Лилит прожигает насквозь, и ей не остаётся ничего, кроме как найти другой ответ, правдивый. — Я просто хочу понять, что я чувствую, без зелий, не запертой в собственном доме, когда у меня есть выбор. Сейчас я знаю только то, что хочу тебя. Пожалуйста, — добавляет Спеллман. Лилит внимательно изучает её лицо, пытаясь понять, правду ли ей говорят. Пальцы разжимаются, освобождая. — Где спальня? Как только Зельда тянет за молнию юбки, спуская её по ногам вместе с бельём, она чувствует непривычное в этот момент дуновение. Лилит телепортирует их невербально, а в теле не возникает неприятного тошнотворного ощущения, как бывало у Спеллман обычно. Невольно с её губ срывается удивлённый вздох, когда спина касается мягкой постели, а над ней нависает Лилит, заключая ведьму в ловушку. Яркие голубые глаза, острые скулы и длинные темные волосы, спадающие с одной стороны, — всё это пробуждает воспоминание, но Спеллман никак не может понять какое, не может ухватиться за мысль, которая кажется чертовски важной, но ускользает от неё. Она приоткрывает губы, впуская воздух, словно хочет что-то сказать, что уже говорила в забытом воспоминании, но не может зацепиться за исчезающие из сознания слова. В этот миг Мэри припадает к её губам своими, проводит языком по ним, прежде чем проникнуть внутрь и сорвать тихий стон с уст ведьмы. Зельда отдаётся этому ощущению, желанию обладать, которое накрывает её, возбуждению, отдающемуся тянущим чувством внизу живота, и отвечает на поцелуй со всей страстью.***
Спеллман удивляется, что в доме темно. Она понятия не имеет, сколько времени прошло, но когда она пришла на порог Уордвелл, точно было светлее. В спальне бледный свет, лунный, исходит только от окна, падая на кровать. Мэри, кажется, уснула, когда вдоволь насытилась податливым телом Спеллман, но Зельда просто лежала и смотрела в потолок, пытаясь соединить все мысли в голове воедино. Так прошло не меньше часа, она точно знает это по характерному звуку стрелки часов, начинающей новый час. Вся её одежда разбросана по полу спальни, и найти её в темноте невозможно, взгляд цепляется только за более объёмную кучу, которая является её блузкой, и она накидывает её на плечи, прежде чем выйти в гостиную. Зельда застёгивает несколько пуговиц, чтобы рубашка не спадала, хотя это было не так уж важно, ведь она даже не прикрывала её задницу, доходя лишь до середины. Она поднимает пиджак, который сбросила с её плеч Мэри, перекидывает через спинку стула, надеясь, что он будет не таким мятым. Когда Спеллман не обнаруживает сигареты в привычном левом кармане, на секунду она паникует, ведь ей чертовски необходимо выкурить пару штук. Нащупывая пачку в другом, успокаивается и устраивается у кухонного гарнитура, принимая стеклянное блюдце за подходящий аналог пепельницы, и приоткрывает окно рядом, впуская холодный воздух в гостиную. Одна мысль быстро сменяет другую, затем они путаются, образуя неструктурированный комок из чувств, ощущений и сомнений. За первой сигаретой идёт вторая, затем третья, но на душе от курения, которое скорее стало привычкой, ритуалом, нежели зависимостью, легче не становится, а некоторые вопросы остаются без ответов. — Не знала, что у меня теперь есть пепельница. Голос Лилит, отдающийся с другой стороны гостиной, заставляет Зельду вздрогнуть и перевести рассеянный взгляд на неё. Та накинула домашний халат, которой был подвязан излишне свободно, на вкус Зельды, обнажая грудь настолько, что практически не оставлял места воображению. Спеллман заставляет себя медленно выдохнуть дым и вдохнуть чистый воздух, будто это придаст ей сил, будто хоть что-то способно помочь в этом разговоре. — Не благодари, — дерзит она, уговаривая себя, что в течение всего времени говорила и делала в отношении ведьмы вещи и похуже и до сих пор не получала ответа, реального вреда, который та уж точно могла причинить. Довольная усмешка появляется на лице Лилит. Она подходит к Спеллман и, взяв её за запястье, подносит к губам сигарету, затягиваясь. Она чувствует тяжёлый вдох Зельды рядом и переводит на неё любопытный взгляд. По крайней мере, в глазах Спеллман нет страха, который Лилит привыкла видеть у людей. У Зельды было несколько вариантов, как она придёт к этому разговору, как сможет добиться ответов, мягко подведёт к самому важному, как найдёт среди своих гипотез правдивую, но вместо этого выпаливает: — Ты не знала моего брата, верно? — О, мисс Спеллман, — растягивая слоги, несколько разочарованно произносит Лилит, будто та слишком предсказуема, — пожалуйста, не усложняй. — Да или нет? — Зельда тушит сигарету и переводит яростный взгляд на Мэри. — Скажем так, мы не были знакомы лично. Но для меня было невозможным не знать его. Уверена, и обо мне он наслышан, — усмехается Лилит. Спеллман кивает, убеждаясь в своих предположениях, и опускает взгляд в пол. Видимо, только для того, чтобы Лилит тут же подошла к ней вплотную и, схватив за подбородок, заставила посмотреть в глаза. — Из вас, Спеллманов, ты всегда была моей любимицей. Зельда качает головой, резким движением откидывает руку Лилит от своего лица и отстраняется от шкафа, собираясь отойти от ведьмы, может, вовсе покинуть дом, но Лилит тянет её обратно и преграждает пути к отступлению. — Не глупи. Так что именно меня выдало? — Вариантов масса, она играла неаккуратно и прекрасно это понимает. Насчёт Мэри Уордвелл у Спеллман всегда было много мыслей с того момента, как она впервые вошла в их дом. Особенно её заинтересовала любимая учительница Сабрины, когда та заявилась на порог, заявив, что является ведьмой, а её племянница собирается самостоятельно провести экзорцизм, запрещённый для ведьм. Затем она поддержала Сабрину, не оставив Зельде выбора, только пойти вместе с ними. Она как сейчас помнит, как они призывали континуум ведьм на помощь для изгнания, даже ту, что уже была с ними, ту, что явно была способна самостоятельно избавиться от любого самого сильного демона, если бы захотела, а значит, то был какой-то коварный план. Пагубное влияние этой женщины на Сабрину было очевидно для Зельды, но только для неё. Вся семья во главе с Сабриной говорила о том, как Мэри Уордвелл помогает ей с магией, и Спеллман почти забыла, что когда-то сочла появление ведьмы в их жизни подозрительным. — Вы неаккуратны при проникновении во сны, стоит поработать над техникой, — гневно произносит Зельда, смотря прямо в ярко-голубые глаза перед собой, а затем опускается взглядом к губам, растягивающимся в довольной усмешке. — Я, может, и забыла это за своими... ощущениями, — более точное «чувствами» так и не срывается с её языка, — но сейчас я помню. И вы отвратительно сочиняете истории. Влюблены в моего брата? Какой абсурд! Безоговорочно вам поверила разве что Хильда. — Я мастерски владею магией сновидений, возможно, я слишком увлеклась, — улыбка на её губах была греховной, — ну или вы. В конце концов, это был ваш сон, а я лишь участник, который хотел органично вписаться. Кто же знал, что для этого придётся вас трахнуть. — Я была под воздействием зелья, которое так неумело сварила моя племянница, — отмахивается она. — Неужели? Мы это уже проходили. — Лилит наклоняется к уху Зельды и продолжает уже тише: — Или мне нужно снова напомнить, как сильно вы хотите меня, мисс Спеллман? Даже прямо сейчас, когда чертовски злитесь. Я вижу это в ваших глазах, чувствую в вашем дыхании, мне вовсе не обязательно проникать в ваши сны или читать мысли, что, к слову, было бы простой задачей. Так что не говорите, что не представляли меня между своих бёдер ещё до всего этого. — Лилит чувствует, как от этой фантазии прерывается дыхание Зельды и туманится взгляд. — Могу поклясться, порой вы представляли меня, когда трахались с Блэквудом. Это даже оскорбительно, ведь это явно не мой уровень. — Это не то же самое, — Зельда пытается говорить ровно. — Секс и чёртово зелье. Как я могу быть с… — Она не может закончить предложение, боясь произнести вслух имя, которое вертится на её языке уже пару часов. — И вам что-то нужно от Сабрины. Она пешка в какой-то игре, не так ли?! У неё не было теории на этот счёт, но в первую очередь Лилит начала втираться в доверие именно к её племяннице. Благодаря Лилит её имя было вписано в Книгу Зверя. Неизвестно, в чём ещё она была виновата, а Зельда не знала. — Тебе так не кажется, но с этого момента ты можешь мне доверять, Зельда Спеллман. Я всё ещё ужасный человек. Ну... — она выдерживает паузу, прежде чем продолжить, — не человек. Но я обещаю всё рассказать. Или почти всё. И возможно, даже захочу извиниться, — немного отстраняясь, произносит Лилит. Её пальцы ловко скользят по пуговицам рубашки, расстёгивая одну за другой. Спеллман не мешает ей, лишь старается дышать ровнее, словно ведьма перед ней не вызывает чувства, которые она не испытывала сотни лет. — А теперь, пожалуйста, вспомни, что зелье не способно влиять на твои чувства, и разведи для меня ноги. Жаркое дыхание ласкает её губы, а голос Лилит звучит тихо и соблазнительно, явно увлекая в очередную ловушку. У Спеллман на мгновение даже появляется желание сопротивляться, но когда Лилит опускается перед ней на колени, с уст Зельды срывается тихий стон от одной только картины перед ней и желания, горящего в груди. Когда-то она тоже стояла на коленях, молясь ей, будучи ещё совсем юной, ей бы и в голову не пришло, что ведьма, демонесса, сама Мать Тьмы будет стоять на коленях перед ней, прося раздвинуть ноги. Она подчиняется, позволяя вожделению полностью овладеть ею, руки цепляются за столешницу — в своих силах Спеллман не уверена, — и как только язык мягко касается клитора, дыхание перехватывает, все мысли улетучиваются, оставляя её наедине со своим желанием. Первые ощущения обманчивы, Зельда знала, что она не будет мягкой, ведь это не то, чего они обе хотели. Она не уверена, что именно окончательно разрушает её попытки сопротивляться: рука, сжимающая грудь, и то, как ведьма прокручивает сосок между пальцев, язык, проникающий внутрь, чтобы подразнить, или губы, которые захватывают и сосут клитор. Но барьеры падают, позволяя пальцам запутаться в густых тёмных волосах и сквозь стоны произнести: — Лилит...***